Я наблюдаю, как покрасневшие глаза Рэйн опускаются в пол.

— Ох, с кем-то вроде тебя? — дерзит другая девушка.

— Ну, да.

Я слышу, как на кухне открываются и закрываются дверцы шкафчиков, пока это трио продолжает свой дерьмовый разговор. Так как дверь в спальню все еще открыта, а в доме больше нет никаких посторонних звуков, мы все еще четко можем их слышать. Слишком четко.

— Ну, мы с ним целовались в выпускном классе, так что, возможно, он просто любит блондинок.

Рэйн смотрит на меня округленными от шока глазами.

— Боже! Ах ты, маленькая шлюшка! — хихикает чирлидерша. — Не могу поверить, что ты мне не рассказала!

— Серьезно? Тогда бы в понедельник уже знала вся школа, а во вторник, вероятно, Рэйнбоу покончила бы с собой.

— Ага, ты совершенно права.

Я наблюдаю, как Рэйн еще больше натягивает на себя свою рубашку, пока на виду не остается только ее раскрасневшееся лицо.

— Если честно, после того, как мы целовались, Картер сказал, что хочет порвать с ней, но боится, что это отправит ее за грань. Знаешь, она всегда казалась такой подавленной.

— Точно. А потом она покрасила волосы в черный цвет и начала носить эту ужасную толстовку. Так и хотелось сказать ей: девочка, я понимаю, что конец света и все такое, но ты встречаешься с Картером Реншоу. Осветли несколько прядей и не драматизируй!

При упоминании толстовки этого мудака, во мне начинает кипеть ярость, но, как только понимаю, что сегодня Рэйн ее не надела, я успокаиваюсь. На самом деле, с прошлого вечера она не носила ничего из его одежды.

— Ну, не знаю, — вмешивается парень. — Думаю, Картер просто скрывал свою ориентацию за этими псевдо-отношениями с королевой драмкружка. Это был бы скандал, правда?

Я протягиваю руку и сжимаю бедро Рэйн.

— Хочешь, я убью их? — шепчу я, лишь отчасти шутя.

Уголок ее губ приподнимается в попытках улыбнуться, но выражение лица остается, как у загнанного щенка.

Присев на корточки, я смотрю ей прямо в глаза и шепчу:

— Эй, какая наша главная задача?

Другой уголок ее губ приподнимается, формируя полноценную улыбку.

— Послать всех к черту и выжить, несмотря ни на что?

Я ухмыляюсь, глядя на свою преуспевающую ученицу, и чувствую, как волна гордости наполняет мою грудь.

— Очень хорошо, мисс Уильямс, — шепчу я. — Очень…

— О Боже, ребята! Корн-доги!

— Ну, все! Эти ублюдки сейчас умрут.

Желание пристрелить их прямо там, где они стоят, вызывает дрожь у меня по спине, когда я вытаскиваю девятимиллиметровый пистолет из своей кобуры. Достаю магазин, чтобы посчитать количество оставшихся патронов, точнее сказать — оставшегося.

— Твою мать, — ругаюсь я, возвращая магазин на место.

Рэйн шикает на меня, приложив палец к губам.

Я вздыхаю и шепотом озвучиваю плохие новости:

— Осталась только одна пуля. Тебе придется выбрать того, кого ты ненавидишь больше всего.

Она хихикает, прикрывая рот рукавами своей рубашки, и это зрелище заставляет бешено колотиться мое сердце. Она совсем не похожа на ту девушку, о которой говорят эти сучки. Она сильная, жизнерадостная, милая и, к счастью для одного из них, всепрощающая.

— Я не хочу, чтобы ты их убивал, — признается она, глядя на меня из-под своих натуральных черных ресниц, и застенчивая улыбка появляется в уголках ее губ.

— Почему?

— Потому что, благодаря им, я стала чувствовать себя намного лучше.

— Тебе стало лучше? После того, как ты услышала это? — Я указываю пистолетом в сторону пустого коридора.

Рэйн кивает, полностью поглощая мое внимание своими расширяющимися зрачками.

— Если Картер изменял мне, то это значит, что я больше не должна чувствовать себя виноватой из-за… — она пожимает плечами, опуская взгляд в пол, но, когда ее глаза снова встречаются с моими, в них искрится мужество, — из-за нас.

Нас. Бл*дь!

Я ни с кем не завожу отношений. Никогда не будет никаких нас. Я хочу возразить в ответ, но слова замирают на губах, когда я понимаю, что то, что я хочу сказать, больше не является правдой. Когда я смотрю на это прекрасное, полное надежды, испуганное лицо, единственное, что я вижу — это все, что я когда-либо хотел.

Нас.

Из кухни доносится звук захлопнувшейся дверцы микроволновки, и тарелка с глухим стуком падает на столешницу.

— Черт возьми! Я и забыл, что электричество отключено!

Рэйн фыркает, и я накрываю ее рот ладонью, давясь собственным смехом. Мы падаем на ковер, и я протягиваю руку, толкая дверь, надеясь, что это заглушит звуки, которые мы издаем.

— Похоже, этим придуркам все-таки не удастся съесть твои корн-доги, — шепчу я, касаясь губами ее уха.

— Ш-ш-ш, — хихикает Рэйн, хотя именно она является источником всех этих чертовых звуков. Ее тело сотрясается подо мной от сдерживаемого смеха, когда я опускаю свои губы к ее рту.

Я смутно улавливаю звуки криков и грохота на кухне, потому что мои чувства слишком заняты смакованием Рэйн, чтобы обращать внимание на что-то другое.

Сегодня она пахнет по-другому, чем-то фруктовым вместо запаха печенья, но ощущение от этого ничуть не изменилось. Ее мягкие, округлые изгибы идеально подходят к моему твердому телу. Ее влажный, дерзкий язычок играет с моим, заставляя углубить поцелуй. Крошечные, хриплые стоны, которые она издает, когда ее бедра поднимаются навстречу моим — это самые сексуальные звуки, которые я когда-либо слышал. А ее вид, лежащей подо мной с закрытыми глазами, выгнутой спиной и приоткрытыми губами, мог бы стать лучше только в том случае, если бы она была обнажена.

— Уэс…

Лишь одно это слово, произнесенное шепотом, заставляет меня захотеть сорвать пуговицы с этой гребаной рубашки. Я приподнимаюсь на локтях, чтобы сделать именно это, когда ее глаза широко распахиваются от волнения.

— Уэс, ты чувствуешь запах дыма?

Я сажусь и вдыхаю, тут же начиная кашлять, поскольку мои легкие отвергают горький дым, попадающий из коридора.

— Твою мать!

Я хватаю Рэйн за руки и рывком поднимаю на ноги, мы оба начинаем кашлять, как только встаем. Воздух здесь намного гуще и гораздо горячее. Он обжигает мне глаза и ноздри, пока я пытаюсь вдохнуть кислород.

— На пол! — приказываю я, притягивая Рэйн к полу и падая на колени. Подползаю к двери и смотрю в коридор, прислушиваясь к звукам, и все, что я слышу — это доносящийся из кухни шум от разрушений.

Рэйн двигается прямо за мной, когда мы направляемся в гостиную, в которой смог выглядит как клубящаяся черная грозовая туча. Сильный грохот рассекает сгустившийся воздух, будто гора посуды падает с кузова пикапа. Я игнорирую его, когда мы выходим в коридор, мой взгляд прикован к ближайшему выходу. Я поворачиваю налево и направляюсь к входной двери, аккуратно избегая разбитого стекла, которое оставили повсюду эти мелкие говнюки. Когда я дотягиваюсь до ручки и открываю эту чертову дверь, делаю два глубоких вдоха, прежде чем повернуться, чтобы помочь Рэйн обойти стекло.

— Рэйн?

Еще один грохот, сильнее, чем первый, сотрясает стены, когда я вглядываюсь в темноту, ища свою девочку.

— Рэйн!

— Я сейчас приду, — кашляя, отвечает она.

— Какого хрена ты там делаешь? — кричу я. Не получив ответа, не раздумывая забегаю обратно в дом. — Рэйн!

Зная Рэйн, вероятнее всего, она отправилась на кухню узнать, все ли в порядке с этими тупыми ублюдками. Поэтому я врываюсь в гостиную и направляюсь к источнику дыма в задней части дома. Через несколько футов воздух становится таким густым и горячим, что мне приходится опуститься на колени и дальше ползти.

— Рэйн! — зову я снова, прежде чем добраться до входа на кухню, который теперь напоминает чертовы огненные врата ада.

Вся стена, на которой висят шкафы, объята пламенем. Мебель горит так ярко и интенсивно, будто ее смазали жиром. По всей видимости, источником Инферно является плита, а если точнее — искореженная расплавившаяся груда пластиковых контейнеров, наваленная поверх газовых горелок, которые были включены на полную мощность. Основание шкафов по обе стороны от плиты уже выгорело, отсюда и грохот посуды, который мы слышали, и, похоже, что крыша будет следующей обвалившейся вещью.

На кухне не оказывается никаких признаков Рэйн или тех ублюдков, которые подожгли дом, поэтому я разворачиваюсь и ползу обратно тем же путем.

По крайней мере, я надеюсь, что это именно тот путь. Смог вокруг меня такой черный, что я не вижу собственной руки. Я останавливаюсь, когда кашель берет надо мной верх, но звук разрушающегося потолка вынуждает меня двигаться вперед. Мое сердце колотится быстрее с каждым футом, который я преодолеваю. Я уже должен был доползти до входной двери. Или хотя бы врезаться в стену. Сожаление обвивается вокруг моего горла, похищая воздух из легких.

— Рэйн! — рычу я между двумя глотками яда, ее имя оставляет во рту еще более неприятный привкус, чем смертельные угарные испарения, которые я вдыхаю ради нее.

Я знал с самого начала, что она будет моей погибелью. Я знал это, но все равно допустил случившееся.

«Нас», — слышу ее тихий нежный голос у себя в голове.

От этого звука меня тошнит.

Вот что дают отношения. Они убивают нас.

Я снова слышу ее голос, предполагая, что у меня, должно быть, галлюцинации, пока не понимаю, что она кричит:

— Уэс! Уэс! О, Боже мой!

Я чувствую, как ее крошечные руки тянутся ко мне в темноте, хватая меня за руки и касаясь моего лица. Облегчение, которое испытываю от того, что она жива, омрачается яростью, пылающей внутри меня ярче, чем огонь в пластиковой посуде.

— Осталось чуть-чуть. Осторожнее, тут стекло.

Я чувствую, как что-то острое врезается в мою руку, когда впереди меня виднеется дневной свет. Рэйн открывает спиной дверь, я следую за ней, падая на крыльцо и чередуя кашель с рвотными позывами, пока мир вокруг меня, наконец, не перестает вращаться. И все это время я чувствую на себе ее заботливые руки.

— Прекрати, мать твою! — кричу я, отмахиваясь от нее и подползая к краю крыльца. Я отхаркиваю что-то черное, выплевывая это в кусты. Моя голова раскалывается, как и мое сердце, когда я пытаюсь понять, что, черт возьми, ей сказать.