Два дня пустыня радовала его лишь разнообразием земли: от степных трещин до мягких песков — и экзотичностью температуры: от адского полудня до исключительно морозной ночи. Казавшиеся ещё недавно огромными, запасы воды и еды таяли на глазах. Искатель был обязан найти в течение двух-трёх суток очередной оазис или дом женщины, чтобы если не остаться навсегда, то хотя бы обеспечить себя провиантом.

Вечером, в самое прекрасное время для передвижений, он встретил путника. Предложил идти вместе. Тот не ответил, но некоторое время шёл с искателем, ангельски голубыми глазами поглядывая на пачку сигареток. Выпросил её. И тут же отказался от совместного пути.

— Мужик, ты прости, но нет. Не хочу соперничества, — сказал ангел.

И было это вполне разумно. Женщина могла выбрать лишь одного.

Утром, мокрый от росы, продрогший от холода, искатель встретил очередного путника. Тот согласился пойти вместе.

— Убьём скуку в разговоре, — таинственно улыбнулся мужчина.

И казалось это тоже вполне разумным. Всегда был шанс, что червь выберет лишь одного.

Вот только совместное путешествие было недолгим. Мужчина, заметив вдалеке мертвое тело какого-то бедолаги, предложил проверить, свежее ли у него мясо. После чего попытался успокоить искателя, дескать, ест он только мёртвых. На что искатель пожелал приятного аппетита и ушёл.

И было это опять же разумно. Ведь соблюдение правил этикета никогда не бывает лишним.

Днём он спал в тени огромного камня. Несколько раз пробуждался, торопливо переходил на другую сторону, прячась от убийственного солнца. Вечером доел последние припасы, чуть позже, однако, поймал песчанку и прикрепил этот скромный завтрак к рюкзаку. Ещё до захода солнца увидел дом. И, хоть будучи обессиленным, побежал.

Миниатюрный храм древнегреческих богов горел огнём заходящего солнца, отражённым белизной мрамора. Тонкие контрфорсы поддерживали широкие окна, а чуть выше сливались с массивной крышей. Скромный сад, огороженный от пустыни низким и чисто декоративным заборчиком, зарос травой и слегка подсохшей разноцветной ветряницей.

Женщина стояла у белоснежных колонн, что по бокам обрамляли входную дверь. И была женщина высокой, статной… одноглазой. Словно дочь циклопа Полифема. Смотря этим единственным глазом в пустоту перед собой, медленно спустилась по лестнице, пошла к калитке.

Искатель понял. Остановился, закричал.

— Не надо!

Дочь Полифема наконец-таки заметила его. Тоже остановилась, злобно прищурила заплаканный глаз, гневно махнула рукой.

— Прочь!

— Ты умрёшь, — предупредил её искатель, сделал несколько осторожных шагов.

Женщина зашипела, как кошка.

— Не подходи! — гнев сменился унынием. — Я сделала выбор. А ещё я безумно устала и больше не могу терпеть… Повторяюсь, не подходи! — опять же яростно воскликнула она. — Не подходи! Ты никто, пойми это! Ты для меня Никто!

Никто понял. А через мгновение увидел, как дочь Полифема сделала шаг. И сразу же усохла, будто тут же потеряла всю влагу, постарела на сотню лет. После чего шагнула ещё. И превратилась в прах, в песок, с которым тут же и слилась. Контрфорсы миниатюрного храма треснули, здание обрушилось, мрамор массивной крыши похоронил под собой бутоны разноцветной ветряницы.

Искатель, наречённый Никем, не остался осматривать развалины, чтобы найти еду или необходимые вещи. Решил довольствоваться песчанкой, чей трупик свисал с лямки рюкзака.

И было это не вполне разумно, но именно этого он сейчас и хотел.

— Он придёт сегодня? — спросила Елена.

Нагретая до безумия пустыня не ответила ей. Но женщина смотрела не на песчаные просторы за стеклом, а на мирт у себя на подоконнике, который, живя по законам этого дома, покрылся кукольными бутонами. Он всегда расцветал, когда мужчины приходили, но не всегда, когда они приходили, он расцветал. Парадокс. В прошлый раз он не отреагировал на того милого незнакомца, голодного и уставшего. Как же его звали?.. Ну, не так уж оно важно. Наверное.

Всё было готово к долгожданному гостю. Еда — в холодильнике, полки чисты, а полы отдраены до скрипа. Женщина наказала себя за недавний проступок работой. Только семь книг нарушали геометрически идеальный порядок, параллельные и перпендикулярные линии предметов. Томики лежали криво, пахли интересом и невинной страстью. Елена читала жадно и часто благодарила свой дом, свою тюрьму, за эти подарки, за эту возможность узнать о той далёкой жизни, которую она почему-то забыла.

Прочитанные книги пропадали, на их месте появлялись новые: классика, школьные учебники, поваренные сборники, личные дневники, массовая литература, словари и иностранные романы в оригинале. Последние два вида сочетались друг с другом лучше всего. Все книги учили её не то чтобы высоким вещам, но обычной жизни. Не обходилось без казусов, как недавно с котом. Но это лишь горькие мелочи.

Женщина хотела вернуться к романтической любовной истории, как неожиданно в дверь постучали.

Александриты Елены встретились с изумрудами кота. Животное не улыбнулось, не испугало её. Отреагировало должным коту образом — с мявком поспешило к двери.

— Всё будет хорошо. Я готова.

Она не была готова. Как минимум, та книга, к чтению которой она собиралась вернуться, к такой романтике её точно не готовила.

Как только Елена открыла дверь, мужчина заключил её в потные крепкие объятия. Сильно, чуть ли не интимно стиснул. Вперился глазами цвета нежного неба в её побледневшее лицо. Рывком оттолкнул в бок и ударил лбом об стену.

Кот трусливой рысью бросился вглубь дома. Женщина отупела от боли и тут же задохнулась от второго рывка и холодной остроты. Мужчина натянул на кулак её волосы и приставил к шее лезвие ножа.

— Вперёд, сука! — Пихнул коленом в копчик, заставил идти. — Всё, что мне от тебя нужно, — еда, ножи, одежда.

Оказались на кухне. Голубоглазый мерзавец толкнул женщину, бросил к её ногам свой пыльный рюкзак. Нож держал так, словно готовился ударить.

— Я знаю, какие вы внутри. Вы отвратительные монстры! Делай, что говорю, и даже не думай протягивать ко мне свои лапы! Жду!

Долго ждать не пришлось. Женщина, всхлипывая, дрожащими руками начала наполнять съестным котомку мужчины. Тот, наблюдая за ней, медленно переместился к деревянному блоку, из которого торчали разнообразные ручки разнообразных кухонных ножей.

Елена всхлипнула громче.

— Ты убьёшь меня?

— Нет. — Он смотрел на неё прищурившись. — Никто из нас уже не верит, что вы настоящие женщины, а не уроды под красивой кожей. Поэтому лезут в капкан только за едой и одеждой, которых у вас полно. Когда ты помрёшь, тварь, этот дом, эта приманка обрушится. Не очень хорошо для остальных, да? Так что нет, сука, ты будешь жить. И не смотри так жалостливо. Я знаю, что ты притворяешься.

Романтическая книга, к чтению которой Елена собиралась вернуться, уж точно её к такому не готовила. Но и нельзя сказать, что женщина так сильно любила романтические книги.

Страх, как заложено природой, перерос в агрессию. Агрессию сдобрила обида, злость. Елена открыла очередной ящик, вытащила хлеб, положила на поверхность тумбочки. Спокойно, словно доставая очередную буханку, взяла тесак, поднялась на ноги. Её руки дрожали, но не так сильно, как задрожали колени незнакомца.

— Забирай, — сквозь зубы произнесла она.

Красноречие попрощалось с мужчиной, как и скорость реакций. Он застыл, может, задумался, ударит ли его женщина, если он и вправду потянется за рюкзаком, который она успела набить едой? Окаменела, превратилась в прекрасную статую и Елена, гадая, полоснёт ли она взаправду его по шее или даст уйти?

Широко раскрыла глаза, сделала шаг назад, испугавшись саму себя. Он не прав, она не монстр, не тварь под красивой кожей. Тварь он, да к тому же трус. К слову, хорошо, что всего лишь трус, а не сумасшедший изувер или насильник. Отошла, опёрлась на подоконник.

— Ну!

Мерзавец с глазами цвета нежного неба осторожно потянулся к рюкзаку, резко сцепил лямки, развернулся и побежал к выходу, бормоча под нос проклятия. Елена почувствовала, как бутоны мирта укоризненно упали ей на ладонь. Стряхнула их. Отошла от подоконника, взяла из морозильника лёд, чтобы приложить к болезненно набухающей шишке на лбу.

Лицо сморщилось от неожиданно накатившегося уныния, слёз, от которых тут же отвлекла прямоугольная картонная коробочка. Видимо, выпала из кармана. Яркая, глянцевая пачка.

Сигаретки. Те самые, которых так не хватало.

Садилось солнце. Еда закончилась вчера утром. Живот, иногда злобно поругиваясь, стремился соприкоснуться со спиной. Искатель притворялся, что не обращает на него внимания и спешно утопал в песках. Его вёл трупный смрад, а значит, лагерь торговцев во главе с толстым Лазарем где-то поблизости. Но поблизости, как оказалось, был лишь тот самый мужчина, что «ест только мёртвых». Туловище его лежало лицом к вечернему небу. Живот был высосан до рёбер, следы зубов не оставляли сомнений в случившемся. Ноги покоились чуть поодаль, видимо, оказались слишком худыми и костлявыми для трапезы червей. Всё было покрыто засохшей кровью, которая, в свою очередь, была покрыта засохшей сукровицей.

Искателя не вырвало. Было нечем.

Некоторое время он шарился в рюкзаке. К счастью, у мужчины, который ест только мёртвых, оказалось много еды (может, тогда он просто неудачно пошутил?). К несчастью, сгнившие фрукты покрыли хлеб и сушёное мясо отвратительной сывороткой разлагающейся органики. Живот ругнулся, почти прикоснулся к спине. Искатель глянул на оторванные ноги, выпирающие рёбра торса и решил, что слишком мало осталось съедобных частей. А потому вернулся к находкам, половину съел, а другую половину, завернув в три слоя тряпок, положил к своим вещам.