После упоминания последнего пункта искатель как будто расслабился и в то же время проявил интерес, который Лазарь не мог не уловить во взгляде.

— Хочешь приобрести?

— Угу. И что ныне считается за деньги?

— Всё. Бартер — слыхал о таком? Меновая торговля, натуральный обмен. Благодаря катаклизму вещам вернулась их истинная стоимость. Тебе, как понимаю, пару бутылочек огненной воды? Не спеши выкладывать размен! Отложи рюкзак. Мы не только торговцы, но и благодетели. Помогаем одиноким путникам. Угощу бесплатно, но с одним условием — открывай рот почаще. Молчаливый ты. Мои ребятки, к слову, тоже. А я люблю поболтать.

Условие тут же было принято.

— Что за вонь? Как будто кто-то умер.

Лазарь заржал, достал бутылку с огненной водой, спрятанную под пальмовыми листьями рядом с диваном

— Секрет фирмы. Но да к чёрту. Отвечу так: вонь отпугивает червей и служит сигнальным знаком для остальных: здесь торгуют! Удовлетворён?

Ответ удовлетворил искателя. Удовлетворила его и огненная вода, заставила на время не чувствовать грусть и обиду. Прошла апатия, мир стал цветным. Как будто и смердеть стало меньше. Мужчина протянул бутылку толстяку. Тот отрицательно закивал:

— Не-не-не. Мне нельзя. Скажи лучше, какие беды запиваешь? Ну, не считая этой песчаной жопы. Проблема с женщиной?

— Да. Опять испорченная попалась.

— «Испорченная»?

Искатель кивнул, хлебнул ещё огненной воды и ощутил, что не может справиться с нахлынувшей откровенностью. Да и не хочет.

— Всё было чудесно. Её тело не состояло из насекомых, а из головы не росли рога. Она была мила, прекрасна, идеальна, но всё же испорчена. Что-то не так с головой.

— Понятно. Ты из этих… Боюсь представить, насколько же маленькой была изюминка.

— Не понял.

Лазарь пожал плечами:

— Ну, раз тебя какие-то рога на голове смущают. Изюминка.

Искатель решил, что ему достаточно выпивки, воткнул бутылку в песок.

— Ещё ни разу я не находил настоящую женщину. После катаклизма их словно заменили.

— Ха. На кого? Кто, по-твоему, в домах тех обитает? Дьявол в юбке? Занизь требования, Одиссей. Обычные бабы это. Я в своё время у многих побывал, пока не решил забросить хождения и заняться торговлей да благотворительностью.

— Не смирился с изюминками?

— Скорее наоборот, — не обижаясь, ответил толстяк. — Не смирились с моей. Я труп, а в таком состоянии невозможно удовлетворить женщину. Да и воняет мертвечиной постоянно.

На этом они прекратили странный разговор. Лазарь остался на диване, искатель побродил под пальмами среди обломков цивилизации. Поговорил с мужчинами у воды, обменял несколько вещей. Часа два поспал, до вечера. Решил — после споров с самим собой — перед уходом приобрести бутылочку огненной воды у толстяка.

— Уходишь, Одиссей? Не торопись. Хочу тебе кое-что рассказать об изюминках. Наша беседа заняла мои мысли. Не против откровенностей?

— Нет. — Искатель, будучи против, тяжело вздохнул, сел в кресло. — Не против.

— Я убил свою жену случайно. Знаешь, вспылил. — Толстяк умолк. А его собеседник сильно пожалел, что согласился выслушать Лазаря. — Мы с ней часто вздорили, любил я посмеиваться над тем, как она говорит. У неё была очень интересная изюминка — четыре ряда зубов. На прозвище «Акулёнок» обижалась, хотя, вроде, ничего обидного в нём нет. Целовались редко, минет, конечно, под запретом. Но да к чёрту, мелочи. Случилось так, что четыре раза к нам попадал один и тот же искатель. Добрый малый. Принимали его на день, поили, снабжали, всё по совести, сам понимаешь, в этом мире по-другому никак. Ничего странного я не замечал. Вот только в четвёртый раз, пока искатель спал, подошла моя жёнушка (а мы подрались на днях) и говорит: «Утром уходишь, он остаётся». А ты знаешь, что если женщина не хочет быть с мужчиной, не принимает его, дом через день изгоняет неугодного. Настроения у меня не было, но всё равно посчитал слова за шутку, а потом понял, что она серьёзно. И закричал на жену. Она закричала в ответ своим ротиком с акульими зубами — забавно так. Смешно даже. Как закончили перекрикиваться, то разошлись. Я думал прощения выпросить, но, знаешь, стыдно было, так что залил беды выпивкой. А дом у нас хорош на неё был — каждую неделю по коньяку на полке появлялось. Разозлённый, я откровенно перебрал и таким вот, слегка отупевшим, зашёл к Акулёнку. Не помню точно, но, наверное, я её придушил… Сразу после этого крыша и стены обвалились. Очнулся утром чудом живой, под обломками нашёл два трупа. Эх. И ты ещё жалуешься на изюминки.

Искатель очень сильно пожалел, что согласился выслушать Лазаря. Последний, как оказалось, ещё не закончил.

— День бродил по пустыне, надеясь, что черви сожрут меня. Сильно хотелось, чтоб меня убили, понимаешь. Не сам я себя прикончил, а именно кто-нибудь. Жестоко и смакуя. Но червей, как назло, не было. Ночевать остался в пещере, проснулся, когда было темно, из-за толчков и шума. И знаешь, кого увидел? Нет, не червей. Кита! Самого настоящего кита, плывущего в песках. Ты, наверное, слышал байки о том, что киты исполняют желания?.. Я и загадал. Тогда я сильно хотел страдать, а потом сдохнуть, но, видимо, не в той последовательности высказал просьбу. Что ж, я сдох. И теперь страдаю. Подозрения возникли, когда, сидя на кортах, вместо лепёхи, я пропоносил чёрной гнилью с раздувшимся сердцем. Так долго, как тогда, свои дела ещё никогда не рассматривал! В следующие дни вышли из меня кишки. Мертвец. Хотя есть плюс: мой запах отпугивает червей, благодаря чему ребятки рядом со мной всегда в безопасности.

Искатель не знал, завершил Лазарь рассказ или нет, потому что не хотел смотреть ему в глаза. Сумасшедший. И наконец толстяк, утверждавший, что он труп, нарушил молчание вопросом:

— Ты хотел у меня что-то приобрести перед уходом?

— Нет. — Желание пить пропало. — Нет, лишь попрощаться.

— Ясно, но всё же возьми эти волшебные сигаретки. Считай подарком за приятную беседу.

Мужчина хотел отказаться, так как не курит, однако передумал. Всё-таки бесплатно. Взял.

— Почему волшебные?

— Потому что последняя пачка, — усмехнулся Лазарь. — Только не используй сам, подари одной из «испорченных» женщин. Им живётся тяжелее, чем нам. Поверь мне.

Елена безумно хотела сигаретку. В нескольких книгах было описано, как сигаретка помогала людям с пустотой внутри, как таинственный табачный дым обнимал, успокаивал и дарил любовь. Но в этом доме не было ни любви, ни сигаретки. Однако в нём была картина с бескрайним океаном, с бескрайней мечтой и китом, который на самом деле китом-то и не был. По орнаменту рамы стекала солёная вода, пахнущая рыбой и песком.

Елена, не имея возможности заполнить пустоту любовью или таинственной сигареткой, скрывала её за чистотой, тщательно отмывала пол. Прямо сейчас. Зачем думать, зачем страдать, когда можно просто утонуть в делах? Океаническая вода частично впитывалась в обои, частично слезами стекала вниз, но еще не касалась чистого и скрывающего пустоту линолеума.

Елена жмурилась от бьющего в глаза солнца, но не занавешивала окно, так как не хотела видеть кота. Рыжий хитрец с изумрудными глазами сидел напротив неё, живой, не обезглавленный, вполне довольный. Ведь в доме всё должно быть идеально и воспроизводимо, всё должно скрывать пустоту и притягивать любовь. Хотя бы поэтому в доме не должно было быть чертовски необходимой сигаретки.

Елена всхлипнула, а из картины за её спиной солёная океаническая вода наконец-таки коснулась пола и вместе с тем скрываемой им пустоты. Многолетнее одиночество в заключении собственного дома стало как никогда ощутимым, а его осознание — пугающим и до жути бессмысленным.

Пустота.

Пустоту можно было заполнить. Она знала. Для этого даже не требовалась волшебная сигаретка.

Из картины с напором заструилась вода, начали вытекать песчинки, выпала рельефная устрица. Солнечные лучи уплотнились, больше не имея возможности проникнуть сквозь стекло. Рыжий кот улыбался, глядя на уходящую хозяйку.

Пустоту можно было заесть. Тогда, правда, пропадёт красота — гарантия того, что пустоту заполнит любовь. Но любви не было, как и не было всё той же запредельной сигаретки.

Она вывалила на стол всё, что было в холодильнике и ящичках, — разницы нет, для пустоты сгодится всё. Начала с мороженого, запивая его соком. Разбавила сладость творогом, смешала его с томатной пастой и своими слезами. Выпила несколько сырых яиц, запихала в глотку, давясь, чеснок. Облегчённо вздохнула, почти не чувствуя пустоты. Заела горечь посоленным сливочным маслом. Жирные руки вытерла об буханку хлеба, от которой тут же откусила часть. Нож лежал рядом и предназначался он не для хлеба.

Пустоту можно было затмить болью. Несильной, чтобы не умереть, ведь был же шанс, что пустота заполнится любовью. Хоть сейчас и желалось больше сказочной сигаретки.

Продолжая жевать, резанула ножом вену на руке. Кольнула в бедро, сладостно застонав, ведь чувство пустоты резко перешло в боль. Облизнула окровавленное и оттого ещё более подсоленное масло. Боль заворачивающихся кишок и истыканной плоти сладким стыдом скрывала пустоту.

Пустоту, которую нельзя было скрыть ничем. Ничем! Кроме любви или всё той же нереальной сигаретки.

Вдруг Елена почувствовала, что пустота возвращается, а боль не уходит. Надо было избавиться от боли, от того, что она наделала! Повторить цикл, вернуть всё вспять. Она побежала по коридору к двери слева, чтобы засунуть два окровавленных пальца в рот, прикоснуться к нёбному язычку и в дюжину заходов выблевать всю боль, оставив только пустоту.

Не добежав, остановилась у комнаты. И зарыдала, заревела, закричала.

С нарисованного океанического простора, мечты и кита, который на деле-то китом и не был, фонтанировала вода; в ней мелькала и конвульсивно билась рыба, темнели куски водорослей, колючки кораллов. Кот, абсолютно сухой, словно находящийся в ином пространстве, и абсолютно обезглавленный вальяжно бродил по комнате. Морда с изумрудными глазами носилась на паучьих конечностях и ухмылялась хозяйке. Уплотнившиеся лучи солнца пробили стекло. Упали на пол, тут же высушили океанические слёзы, погрузив комнату в горящий туман. Прожгли вымытый линолеум, тем самым обнажив пустоту. Пустоту, которую можно было заполнить только любовью либо всего-навсего обычной сигареткой.