Фостер
Эти гребаные белые плавки. И эта чертова ухмылка. И проклятые глаза, и полоска темных волос, что исчезала за практически ничего не скрывающей тканью. Рельефные бедра, пресс, плечи... Я уже упоминал ухмылку?
Возьми себя в руки, Фостер. Ты имел дело с парнями, как Стюарт, и раньше.
Все лишь бравада и эго. Хотя я был уверен, что Стюарт был совершенно другим. Он был уязвим здесь, пытаясь снять стресс и переоценить свою жизнь, свой выбор профессии. И все же в нем еще оставался этот огонек справедливости. Как он там сказал? Не путать самомнение с честностью?
Боже, разве это не правда?
Проблема в том, что когда я смотрел на Стюарта, я видел себя. Десять лет назад я был таким же. И, может быть, это была самонадеянность, обусловленная тем, что ты – лучший. То, что я был лучшим в слияниях и поглощениях, не самонадеянность, а правда.
Слова Стюарта пронзили меня, как знакомый аккорд, в памяти всплыли воспоминания о том, кем я был раньше. Я не скучал по своей прежней жизни, ни по единой ее части. Я гордился своим выдающимся мастерством тогда, горжусь и тем, что есть сейчас. Только теперь мой офис не находился на верхнем этаже здания в Сиднее или Сингапуре. Мой офис – четырнадцатиметровая яхта, мой рынок – Уитсанди.
Нет, я совершенно не скучал по прежней жизни.
Но я упустил первое место в этом соревновании. Не увижу, кто продержится дольше всех, у кого яйца крепче, дождаться, пока другие сдадутся под давлением.
И мне стало интересно, кто из нас, я или Стюарт, сдастся первым.
Он играл со мной жестко. Устраивал шоу, играя словами и намеками, подтягивал полотенце так, чтобы показать шелковистую кожу своих бедер. Бросал самую горячую порцию «возьми меня в постель и трахни» взглядов, которые я когда-либо видел. И его язык, ласкающий нижнюю губу, которую я хотел попробовать на вкус, втянуть в рот и…
Черт возьми.
Такими темпами мне придется нырять в воду каждые двадцать минут. Постоянно бросаться в океан, просто чтобы не нагнуть Стюарта над панелью управления и не преподать урок за то, что он дразнит меня, было крайне плохой идеей.
Господи, теперь я думал еще и об этом.
Но мне понравилось, как он отступил, когда подумал, что у меня уже кто-то есть. Мне нравилось, что у него были принципы не спать со всеми подряд. Господи, когда я был на его месте десять лет назад, я не особо заботился о правилах. Желание и презервативы – единственные два правила, которым я тогда следовал.
Я не ошибся, когда сказал, что люди тянутся к влиятельным людям, и, если они дважды посмотрели на меня, значит, вскоре после этого происходил обмен жидкостями организма. Не то чтобы мне было все равно, носят они обручальные кольца или нет, просто это было то, на что я никогда не обращал внимания.
Тогда не обращал, но теперь – да.
Стюарт был финансистом нового поколения. И хотя я не скучал по своей прошлой жизни, я немного завидовал ему. Власть была пьедесталом, и парни либо хотели также сами стоять на нем, либо быть рядом с теми, кто уже стоит, и это было опьяняюще. Но даже после всего одного дня, проведенного со Стюартом, я мог сказать, что он порядочен, и это нельзя купить.
А еще у него потрясающая задница, и эти чертовы плавки обрамляли ее, словно произведение искусства.
Я был почти уверен, что сдамся первым.
Стюарт играл на мне, как на скрипке, и я даже не мог разозлиться из-за этого. Правила, которые я был вынужден соблюдать, только начиная этот частный чартерный бизнес, с годами немного размылись, и я просто ждал, чтобы сдаться Стюарту.
После того, как Стюарт навел порядок после завтрака, – что, кстати, было моей работой, а не его – он хлопнул в ладоши.
— А теперь, капитан. Покажите, как вы управляете лодкой.
— Вам нужен спасательный жилет, прежде чем мы куда-либо отправимся.
— В самом деле?
— Если собираетесь быть на палубе со мной – да.
Он пожал плечами.
— Ладно.
Я достал спасательное устройство поясного типа и поднял его.
— Вот, наденьте.
Он поднял бровь, глядя на меня.
— Это сумка для пояса или ремень?
— А вы ожидали спасательный круг? — Я фыркнул. — Они претерпели значительные изменения со времен старых спасательных жилетов.
Он засмеялся и застегнул пояс, но тот слегка болтался на его стройной талии. Стюарт прикусил нижнюю губу.
— Не думаю, что он сидит на мне достаточно туго, — сказал он, держась за ремешок и ухмыляясь.
Само собой, застежка находилась прямо над промежностью. Я посмотрел Стюарту прямо в глаза и сильно потянул. Все его тело дернулось вперед от движения, поэтому мы почти соприкасались. И, конечно, он уставился на меня и улыбнулся.
— А так? — спросил я.
— Намного лучше, — прошептал он. Его улыбка стала развратной и игривой.
Стюарт был одновременно таким милым и таким засранцем, что я не возражал ни капли. И, честно говоря, поднятие якоря и отправление в путь стало очень необходимым отвлечением. Я отдавал приказы, и Стюарт четко им следовал. Он был проницателен, осторожен и никогда не оспаривал мой авторитет или знания.
Он был идеальным учеником.
За исключением того, что на нем не было ничего, кроме плавок и пояса. Стюарт улыбался встречному ветру. Он даже поднял руку и прокричал «йуху-у», когда мы достигли максимальной скорости; лицо выражало радость и полную свободу.
Я точно знал, что он чувствовал.
Я увел нас от береговой линии. И, хотя под нами уже было глубоко, вода оставалась кристально чистой и лазурно-синей.
— Вы же знаете, куда плыть, верно? — прокричал Стюарт сквозь шум ветра.
Я засмеялся и, отпустив штурвал, махнул рукой на GPS, который показывал наше положение на карте. В кокпите возле рубки было гораздо тише, поэтому мне не пришлось кричать.
— Видите, вот тут? — Я указал на наш пункт назначения. — На этой скорости мы будем там через сорок пять минут.
Ветер растрепал его волосы, и впервые с тех пор, как я встретил Стюарта, в его глазах была жизнь.
— Это невероятно!
— Я знаю. — Я позвал его внутрь к штурвалу. — Стойте здесь, — проинструктировал я. — Держите яхту устойчивой.
Блеск в его глазах усилился, а улыбка стала шире. Он не переставал улыбаться. Я указал направление, он кивнул, и я не мог вспомнить, когда в последний раз у меня был клиент, которому так нравилось плавать на яхте. Я никогда не встречал никого, кто бы хотел учиться, и у меня точно никогда не было уроков один на один. Я всегда любил парусный спорт. Всегда. Но было что-то особенное в том, чтобы разделить радость его первого раза за штурвалом.
Я позволил ему провести нас, огибая край рифа, убрал главный парус, и как только закончил, повернулся и обнаружил, что Стюарт приклеен к своему посту, улыбаясь от уха до уха. Моё сердце замерло, но я убедил себя, что просто захвачен воодушевлением Стюарта. И это была правда. Но то, как замерли все мои внутренности, было чем-то совершенно другим.
Я присоединился к нему за рулем, радуясь поводу стоять так близко. Мы значительно замедлились только за счет кливера, и было что-то умиротворяющее в тихом ходу.
— Мы направим яхту вокруг и продолжим следовать дальше по линии рифа. Следите за глубиной.
Я знал эти воды, и у нас было достаточно расстояния под килем, но Стюарт этого не знал. Его взгляд сфокусировался, внимание сосредоточилось, и он все сделал правильно. Я опустил кливер, закрепил линь и вздохнул.
— Это моя любимая часть, — сказал я. – Когда паруса опущены, и мы просто… — Я вытянул руки и покачал ими в такт с океаном. — Безмятежность, которую вы не найдете больше нигде.
Стюарт кивнул, как будто все понимал.
— Я никогда не видел такого прекрасного места, — сказал он, рассматривая достопримечательности. — И тишина? Я мог бы привыкнуть к этому. — Затем он накрыл мою руку своей. — Спасибо.
Он сказал с такой искренностью, что я не сомневался – слова исходили от самого сердца.
— Пожалуйста.
— Могу я поплавать здесь?
Я посмотрел за борт.
— Да, конечно.
Когда он спустился в каюту, чтобы захватить вещи, я бросил якорь и натянул тент от солнца. Стюарт вернулся без спасательного жилета, с перекинутым через руку полотенцем и бутылочкой солнцезащитного крема. Он протянул ее мне.
— Вы не возражаете?
Я взял крем и закатил глаза.
— Мне вовсе не трудно.
Он усмехнулся и повернулся, подставляя спину. Я нанес крем, равномерно покрывая спину и шею, растирая плечи и даже слегка массируя.
— Вы сегодня не такой напряженный, — сказал я.
— Представьте, каким расслабленным вы могли бы сделать меня, — ответил он тихим голосом. Я сильнее погрузился пальцами в зажатые мышцы плеч, намереваясь таким образом создать противовес его словам, но вместо этого Стюарт застонал. — Боже, ваши руки…
Я убрал их и сделал небольшой шаг назад.
— Готово.
Он повернулся, глядя полным озорства взглядом.
— Вы не против помочь намазать тело и спереди тоже? Не хотелось бы перепачкать всю яхту кремом.
Я уставился на него. Господи, он был абсолютно серьезен.
— Не думаю, что это хорошая идея.
Он огляделся вокруг кокпита.
— Я знаю. Вот почему я спросил. Мне бы не хотелось, чтобы крем оказался на вашем сиденье или на лестнице, когда я прикасаюсь к ним.
Я боролся с улыбкой.
— Это не то, что я имел в виду.
— Ох, понимаю. — Он театрально вздохнул. — Ну что ж, если вы не можете сделать, может, тогда проконтролируете, как я это делаю, и укажете, какие места пропускаю? Мне не хочется обгореть.
Он уронил полотенце на сиденье и практически устроил шоу, выдавливая крем на ладони. Как у него получилось сделать это сексуальным? Боже, с таким же успехом это мог быть и мед, и смазка, или черт знает что еще, что я с удовольствием бы слизал с него.
И, как будто и так уже было недостаточно, он растер крем по всей груди, животу, чуть ниже пупка… и его глаза ни разу не оторвались от моих. Кончик языка выглянул изо рта, и Стюарт, вытянув шею, провел рукой по горлу, в то время как другая рука скользнула прямо под плавки. Это заставило меня взглянуть на выпуклость, едва скрытую тонкой тканью.