Глава 5

Я ввожу код, который мне выдал агент по продаже недвижимости, и кованые железные ворота туго, словно ими давно не пользовались, отъезжают по засыпанной гравием подъездной аллее.

Гостиница расположилась в старом двухэтажном особняке викторианской эпохи с видом на обширные лесные заросли. Белоснежное здание с красной парадной дверью вмещает, по моей памяти, шесть спален на втором и две на первом этаже.

На первый взгляд особняк выглядит в точности, как год назад, разве что более опустевшим. На парковке нет ни одной машины. Во дворе не видно гостей. Я помню, каким оживленным был дом в преддверии свадьбы Аспен и Чеда, когда только приехал сюда. Стоял разгар лета, и идеально выстриженная лужайка ярко зеленела.

Сейчас же земля будто погрязла в чистилище, дожидаясь, когда весна возродит жизнь, отнятую зимой.

— А место совсем не изменилось, — паркуя машину, замечаю я, хотя в действительности это не так. Здесь стало… уныло.

Лейла молчит.

Открыв дверь, я невольно замечаю пустоту окружающего пространства. Ни звуков, ни запахов, даже птицы не щебечут. Здесь очень тихо, но мне это даже нравится. Мне приятна мысль вновь оказаться с Лейлой в самом центре страны, к тому же в полном уединении.

Забрав чемоданы из багажника, я отношу их на террасу у входа, пока Лейла вводит код от парадной двери.

Я первым захожу внутрь и сразу замечаю, как изменился запах. Не помню, чтобы в прошлом году на свадьбе пахло нафталином. Надеюсь, здесь найдутся свечи, чтобы перекрыть его.

Едва переступив порог, Лейла содрогается и хватается рукой за стену, будто в попытке устоять на ногах.

— С тобой все хорошо?

Она кивает.

— Да. Просто… — Она закрывает глаза на мгновение. — Здесь холодно. И у меня болит голова. Я бы хотела вздремнуть.

Здесь вовсе не холодно. Напротив, довольно душно, но ее руки покрылись мурашками.

— Я поищу термостат. Оставь чемодан, я сейчас отнесу его в нашу комнату. — Я отправляюсь на кухню в поисках термостата. Там его не нахожу, зато с облегчением замечаю, что риелтор доставила продукты. В иной ситуации я бы не стал просить кого-то покупать нам еду, но она предложила сама, а я отплатил щедрыми чаевыми.

Я не был уверен, что нам позволят здесь остановиться, поэтому сказал, что заинтересован в покупке дома, но сперва хочу в нем пожить. Лейле я об этом не сказал. Сначала мне хотелось убедиться, что нам нравится здесь так же сильно, как и прежде.

Впрочем, сомневаюсь, что выражение лица Лейлы, когда мы подъехали к дому, говорило о желании здесь жить. Скорее наоборот, вид у нее был такой, будто она уже готова уехать.

Я направляюсь в Большой Зал посмотреть, нет ли там термостата. К моему большому облегчению кабинетный рояль стоит на прежнем месте. Но меня огорчает толстый слой пыли на крышке. Столь великолепный инструмент заслуживает того, чтобы на нем играли, но, судя по его виду, я последний к нему прикасался.

Я провожу пальцем по крышке рояля, оставляя след в слое пыли. Узнав о том, что дом пустует, я не знал, чего ожидать. Беспокоился, что владельцы вывезли рояль, но все предметы интерьера остались на своих местах.

Лейла знает, что это скорее рабочая поездка, а не отпуск. Мне нужно написать альбом, поэтому в ближайшую пару недель я планирую работать за этим роялем по максимуму, не создавая при том у Лейлы впечатление, будто музыка стоит на первом месте в списке моих приоритетов.

Черт, наверняка Лейла сама поставит ее во главу списка. Ей больше меня хочется, чтобы я закончил запись альбома.

Не найдя термостат, я выхожу из Большого Зала. Бросив беглый взгляд в холл, я замечаю, как Лейла заглядывает в одну из комнат. Закрыв дверь, она проходит дальше и заглядывает в следующую. У нее озадаченный вид, будто она не помнит, где наша комната, и закрывает очередную дверь.

— Лейла, спальня наверху.

Она вздрагивает от моего голоса и разворачивается.

— Я знаю. — Лейла жестом указывает на дверь комнаты, мимо которой чуть не прошла, и заходит внутрь. — Просто… мне сначала нужно в туалет. — Она заходит в ванную комнату и закрывает за собой дверь.

Она ходила в туалет на заправке двадцать минут назад.

Порой мне кажется, что проблемы с памятью у нее хуже, чем она признает. Я подумывал проверить ее, рассказав о чем-то, чего никогда не было, и посмотреть, станет ли она делать вид, что все помнит.

Но это уже слишком. Я и без того чувствую себя виноватым.

Я слышу, как она включает воду в ванной, как раз когда нахожу термостат возле лестницы. В доме почти двадцать два градуса. Не думаю, что стоит увеличивать температуру, но все же прибавляю пару градусов, чтобы развеять прохладу, которую она чувствует.

Я захожу в гостиную, просто чтобы осмотреть все участки дома, которые не посещал в прошлый раз.

В гостиной очень неприветливая атмосфера, будто комната не предназначена для проживания. Возле камина стоят диван и двухместное кресло кремового цвета. Жесткий стул, обтянутый коричневой кожей, возле стола загроможденного аккуратными стопками книг.

В комнате всего одно окно, и задернутые на нем шторы погружают ее во мрак. В прошлый раз я пару раз проходил мимо этой комнаты, но ни разу не заходил внутрь. Здесь все время было полно людей, но сейчас в ней остались лишь тени.

В Большом Зале мне нравится гораздо больше. Возможно потому, что мы с Лейлой обрели связь именно там. В нем осталась часть нашей истории.

А с этой комнатой нас ничто не связывает. Если этот дом — сердце страны, то гостиная — ее желчный пузырь.

Если мы все же купим дом, первым делом я вынесу из этой комнаты все подчистую. Я снесу часть стены и добавлю несколько окон. Наполню ее мебелью, на которую Лейла сможет рассыпать миску хлопьев или пролить бокал красного вина.

Я сделаю ее комфортной для жизни.

С тех пор, как Лейлу выписали из больницы, мы нигде не чувствовали себя как дома. Возвращаться в мою квартиру во Франклине нам не хотелось. Оно и понятно. Но и покупать новую без согласия Лейлы было неправильно, поэтому я временно снял квартиру рядом с больницей, куда и отвез девушку после выписки. Я не спешу покупать постоянное жилье, потому что не уверен, что хочу жить во Франклине. Или даже в Нэшвилле.

Я часто просматриваю объявления, но ни один вариант не казался мне привлекательным, пока я не узнал, что этот дом выставлен на продажу.

Есть в нем нечто особенное. Возможно, потому что здесь я познакомился с Лейлой. А может, находясь в самом сердце страны, и правда, начинаешь пускать корни. Или же все дело в том, что отсюда до Нэшвилла сутки пути, и мне приятна мысль убраться подальше от этого города.

В чем бы ни была причина, я здесь не ради отдыха, а потому что хочу спокойно сосредоточиться на своей музыке и хочу, чтобы Лейла обрела покой. Мне кажется, что это возможно только здесь. Нам необходимо уединение. Тут она будет чувствовать себя в безопасности.

Я резко оборачиваюсь от громкого крика Лейлы.

Мчась прямиком из гостиной в ванную, слышу звук бьющегося стекла.

— Лейла? — Я резко распахиваю дверь, и Лейла смотрит на меня перепуганными глазами. Увидев кровь на костяшках ее пальцев, я сразу же беру ее за руку. Осколки стекла усыпали дно раковины. Краем глаза, я замечаю, что зеркало в ванной разбито вдребезги, будто в него ударили кулаком прямо по центру. — Что случилось?

Лейла мотает головой, переводя взгляд с разбитого зеркала на лежащие в раковине осколки.

— Я… Я не знаю. Я мыла руки, а зеркало рассыпалось.

На зеркале отчетливо видна вмятина, будто в него ударили кулаком, но я не могу даже вообразить, зачем Лейле это делать. Возможно, оно уже было разбито, когда она начала мыть руки, и от малейшего движения разлетелось на осколки.

— Я принесу аптечку из машины.

Вернувшись, нахожу Лейлу на кухне и снова обрабатываю ее раны. Я не задаю вопросов. Она и так потрясена, у нее дрожат руки. Закончив, я прихватываю аптечку и один из чемоданов.

— Я напишу риелтору о ситуации с зеркалом, — говорю я. — Можно было серьезно пораниться.

Лейла берет второй чемодан и идет за мной наверх. Я вижу, как она потрясена случившимся.

Но мне пора перестать обращаться с Лейлой так, словно она не может о себе позаботиться. Может. Она сильная. Она невероятная. И я буду напоминать ей об этом, потому что сама она, похоже, забыла.