В десять утра Эль вышла из кухни в отцовский гараж. Нажав на кнопку подъема двери, она моргнула, когда солнечный свет начал заливать помещение, накрывая ярким сиянием отцовскую машину, газонокосилку и ряд мусорных корзин. Сияние снега после бури было настолько ослепительным, что пришлось прикрыть глаза рукой, но зрение быстро подстроилось.
Неудивительно, что она прошла мимо БМВ.
У противоположной стены располагался спортинвентарь, по большей части принадлежавший ее отцу: биты, перчатки, мячи, свернутая волейбольная сетка, скейт, хоккейные баулы. Она направилась к этой выставке, стуча по полу лыжными ботинками с квадратными носами. Ей пришлось надеть три пары носок, чтобы они сели как надо, ну и пофиг.
Беговые лыжи были выстроены в конце стальных полок, каждая пара перевязана резинками сверху и снизу, палки стояли рядом в расслабленном состоянии.
Эль взяла «Россигнолс» – в пару ботинкам, ведь остальные были от «Хэд».
Она в два захода вытащила комплект во двор – невозможно вынести одновременно и лыжи, и палки, и не ободрать при этом папину машину... а она и так причинила этому седану много вреда.
Когда все было во дворе, Эль вбила код на панели снаружи и закрыла дверь. Посмотрев влево и вправо, она увидела... тонны нетронутого снега. Их улицу еще не чистили, равно как и пешеходные и подъездные дорожки, хотя несколько мужчин уже вышли на улицу со своими снегоуборщиками.
Словно кто–то стукнул в колокол, объявляя соревнование «Отец Года».
Над головой нависало небо нереального голубого цвета, настолько яркое и чистое, что не вязалось с ночной бурей. Но, может, в этом и был смысл. Буря расчистила небосвод, перевернула страницу.
Вот бы и с ее жизнью можно было сделать так же.
Подцепив ботинки к лыжам, Эль обхватила палки и двинулась вперед. Поначалу медленно, равновесие подводило, ритм отсутствовал напрочь. До этого она вставала на беговые лыжи всего два раза, но она входила в школьную спортивную сборную, поэтому, по крайней мере, с физической подготовкой у нее был полный порядок.
Она вскоре подобрала ритм, было так приятно ощущать холодный сухой воздух. Она двигалась вдоль улицы и, добравшись до конца, так разогрелась, что пришлось снять шерстяную шапку и затолкать ее в карман парки.
Главную дорогу расчистили, и Эль старалась ехать по обочине с хорошим темпом мимо сугробов, образовавшихся после того, как городские службы смели большую часть выпавших осадков с центральной улицы. Периодически ей встречались автомобили, в основном внедорожники с высоким дорожным просветом, водители выглядели крайне пафосно, очевидно гордясь своим выбором.
Эль знала, сколько ей нужно пройти. Шесть–запятая–четыре мили.
Она так часто ходила по этому маршруту. На самом деле, она занялась беговыми лыжами как раз ради таких прогулок.
Терри, с другой стороны, была диванной лежебокой. В семье всегда шутили, что она с папой были одного поля ягоды, а мама и Терри любили побездельничать.
Но сейчас никто не делает таких сравнений, даже если Терри до сих пор проводит уйму времени, уткнувшись в «айПад».
Эль поняла, что она уже близко, когда начали появляться магазины и автобусные остановки. На дороге стало больше машин, поэтому ей пришлось перейти на пешеходный тротуар... там, где не было сугробов... и вскоре она пересекла узкий участок перед «CVS». После чего прошла по диагонали нечищеную парковку торгового центра, за которой начинались жилые дома, сгруппированные по цветовой гамме.
Серые и белые. Темно–коричневые. Кремово–белые. Темно–зеленые и бежевые.
Названия были интереснее самих жилых комплексов. «Грейстоун Вилладж». «Элмсворт Корт». «Виллоуволк Хоумс».
И на своем пути, она думала о том, что жители выбирали такие названия целенаправленно. Не то, чтобы дома были совсем плохими... просто не уровня Браусборо.
Дом ее матери был предпоследним на улице, и Эль добралась до него на лыжах и обнаружила, что улицу расчистили... и тем самым завалили выезд с парковки... поэтому все эти седаны и минивен оказались заблокированными. Не то, чтобы кто–то куда–то собирался. Алло, сейчас суббота, и, в конце концов, посмотрите сколько снега.
К тому же, неужели кто–то в этом городе смог спать в такой ветер? Казалось, весь Колдвелл сдует с карты.
Дом с квартирой ее мамы был двухэтажным и разбит надвое, лестничные пролеты на двух этажах давали доступ к четырем квартирам. Мамина была на втором этаже слева, и Эль даже не посмотрела, стоял ли универсал «Ауди» на парковке. Он всегда был там и не мог исчезнуть этим утром.
Сбросив лыжи, Эль взяла их, с трудом поднялась по лестнице, держа в руках лыжи и палки. К счастью мамина дверь была первой по счету. Она постучала.
Нет ответа.
Сердце Эль гулко стучало, когда она достала свою связку ключей. Ну, связка неверное слово. Вот к отцовскому дому у нее была связка. Ключ к парадному входу, ключ от ее шкафчика, ключ к замку от велосипеда. К маминой квартире был всего один–единственный.
Открыв замок, Эль прикрыла дверь на дюйм.
– Мам?
Не получив ответа, Эль резко толкнула дверь.
– Мам!
И тогда она услышала шум включенного душа. И приглушенный ответ из–за закрытой двери в ванную.
– Слава богу, – прошептала Эль. И уже громче сказала: – Мам, я подожду.
Поставив лыжи в стороне, она понадеялась, что их не украдут, и закрыла за собой дверь. А потом и вовсе забыла о своем спортивном инвентаре. В доме было так темно, ничего не было видно, и Эль осталась на пороге именно по этой причине... да и по другим тоже. Спустя вечность она осознала, что не сбила снег с ботинок, но прежде чем успела выйти за порог и обстучать ботинке на коврике, дверь в ванную открылась, проливая свет на центральную комнату.
– Я сейчас подойду, – сказала ее мама, скрываясь в спальне.
Дверь закрылась, но свет падал из туалета, и Эль снова окинула помещение взглядом. Диван и два кресла привезли из их старого дома, и они подошли в эту гостиную. Здесь было меньше места, поэтому им пришлось потесниться, не осталось между ними места для кофейного столика, подушки были слишком большими, а подлокотники и спинки высокими. По крайней мере, стены были кремового цвета, поэтому темно–красный не сильно бросался в глаза, но и не гармонировал. Цвет был слишком насыщенным, на бледном ковровом покрытии мебель смотрелась как малина в овсяной каше.
Везде было чисто – слава Богу: на кухне с тремя столешницах ничего не лежало, не было посуды в раковине, пачек из–под хлопьев на холодильнике, мусора на поверхностях. Как всегда, Эль сказала себе, что это – хороший взгляд. Она видела времена «Глобального накопительства» и «Как после варварского набега».
«Чисто» – значит все хорошо.
Ведь правда?
– Едва ли, – пробормотала Эль, потирая нос.
Воздух был спертым, мыльным, и в купе с закрытыми жалюзи, ей казалось, что она находится в пещере.
Решив, что нужно сделать что–то со снегом, Эль сняла лыжные ботинки и поставила на резиновый коврик возле двери. Потом в своих трех парах носков прошла на кухню и села за стол. В ожидании было сложно не заметить пустую дверцу холодильника: там не было школьного расписания, фотографий – ее и Терри, купонов, открыток, заметок.
Как не было фотографий в рамках на полке над электрическим камином – с ней и Терри в школьной униформе. Ничего не висело на стенах, хотя мама забрала с собой несколько пейзажей, которые скорее были картинами маслом, чем простыми плакатами. Никаких растений, с другой стороны, жалюзи были так плотно закрыты, что свет снаружи проникал только сквозь узкие просветы между створками.
Здесь просто ничто не вырастет.
Сделав глубокий вдох, Эль ощутила запах шампуня, который всегда использовала его мама, и потерла слезящиеся глаза.
– Я не ждала тебя.
Эль опустила руки.
– Привет.
Стоя в дверном проеме своей спальни, мама выглядела именно так, как всегда встречала их по утрам, днем после школы или вечером за ужином. У нее были по–прежнему густые каштановые волосы, темные глаза, при улыбке на одной щеке появлялась ямочка.
Но ее взгляд был пустым.
Когда она бросила их? Когда узнала о Меган?
Она же знает о ней?
Эль открыла рот. Но вместо того чтобы задать свои вопросы... или рассказать, что она в курсе подробностей их брака... она сказала:
– Я звонила. Ну, предупредить, что приду.
– Прости. – Ее мама включила свет и прошла в кухню. – Я пытаюсь зарядить его.
– Не твой мобильный. – Ну, на него она тоже звонила. – На домашний.
Не то, что бы это место было домом.
– О. – Мама повернулась к устройству на стене, которое вместе с толстым слоем краски и старой техникой, указывало на возраст квартиры. – Он должен работать. Может, я была в душе.
Когда мама взяла трубку и приставила ее к уху, а потом постучала по рычагу, Эль заглянула в спальню.
Ожидаемо там было темно как ночью, но свет попадал из коридора. Кровать была не заправлена, завалена всякими простынями и покрывалами, словно кто–то сбросил бомбу посреди матраса. На полу валялись упаковки... картофельных чипсов и батончики «Хэрши», в основном. Пустые банки с «Колой». Смятые «Клинексы». Скомканные бумажные полотенца.
– Не знаю, что проблема, – сказала мама. – В смысле, в чем проблема.
Она со щелчком вернула трубку на место.
– Хочешь, я тебе что–нибудь приготовлю, Эль?
– Эм... – Эль отвернулась от мусора. – Да. Пожалуйста.
– Ну хорошо. Посмотрим, что у нас есть.
В памяти всплыли картины их прошлой жизни, и Эль вспомнила изумительно вкусные сэндвичи, собранные на скорую руку, или потрясающие ужины, которые готовили по несколько часов, домашний хлеб и домашнее мороженое, имбирное печенье по бабушкиному рецепту.
– Ох. Я собиралась сегодня сходить в магазин.
Эль посмотрела на нее. На двери холодильника стояли бутылки с кетчупом, на верхней полке почти пустая с соусом ранч, и семь бутылок белого вина как поленья выложены на нижней полке.