Тамара Колтер, мой психиатр, слегка напоминала актрису Дайан Китон: средний возраст, каштановые с седыми прядями волосы до плеч и доброе лицо. Женщина была исключительно умна и разговаривала мягко, но всегда подбирала слова с осторожностью и обычно попадала в самую точку.
В полицейском департаменте Лос-Анджелеса не могли предложить никого лучше Тамары. Я встречался с ней дважды в неделю уже на протяжении полугода. Мы вытащили кучу подноготной: от смерти моей матери до работы под прикрытием, моей глухоты на одно ухо и почти потерянных отношений с Кирой.
Обсуждали действия и их последствия, но больше всего говорили о чувстве вины.
Эту тему Тамара затронула на первом же сеансе. Как вина может парализовать или подтолкнуть к поступку. Как, чаще всего, она приводит к отстранённости и депрессии. Доктор сказала, что мы будем много говорить о чувстве вины, и предложила мне изучить самостоятельно, чтобы при следующей встрече обсудить вопрос как полагается.
За годы службы детективом у меня выработалась фотографическая память на детали. Я прочитал о чувстве вины и сопутствующих эмоциях всю информацию, которую только смог отыскать. Возможно, это было не слишком полезно и лишь докучало моему врачу. Избыток свободного времени и доступ в интернет — не лучшее сочетание.
Тамара удивилась и посмеялась. В своих попытках подготовиться и основательно подойти к лечению я продемонстрировал психиатру то, что она и так начала подозревать — моё маниакальное желание держать всё под контролем.
Вроде бы.
Мы поговорили и об этом.
Вообще, мы почти ничего не обходили вниманием.
Мне пришлось осознать, что врач не в состоянии избавить меня от вины. Я должен сделать это самостоятельно.
Тамара попросила принять то, что в процессе лечения мне придётся добиваться прощения людей, которым я причинил боль. Я посчитал такой шаг слегка бесполезным.
— То есть, избавляясь от собственного чувства вины, я переложу его на плечи Киры?
— В смысле?
— Если Кира меня не простит, то мне не станет лучше. Несправедливо по отношению к нему. Вдруг Кира не готов меня прощать? Вдруг он не может? Вы говорите, что он обязан несмотря ни на что, иначе я вечно буду таскать это бремя? Что за кошмарная ответственность?
— Думаешь, Кире следует тебя простить?
— Думаю, спрашивать такое неправильно. Это не честно. Я хочу получить прощение Киры. Но следует ли ему? Лишь он сам может ответить. — Я сделал паузу и шумно выдохнул. Тамара ждала, зная, что я, как обычно, продолжу говорить. — Думаю, он уже простил меня. Никогда в жизни не пойму, почему. По какой-то божьей милости Кира это сделал.
— Простил ли ты сам себя? — задала вопрос женщина.
— Прилагаю все усилия. Каждый день. Вряд ли я проснусь однажды и пойму, что волшебным образом пришёл в норму. Вы же понимаете, Тамара. И знаете, что я могу выдать несколько верных ответов, чтобы вы поставили галочки в правильных графах. Но так не должно быть.
Тамара улыбнулась.
— Нет, не должно.
— Так зачем мне об этом говорить?
— Потому что лучше тебе произнести самостоятельно, а не слышать от меня. Знаю, что ты отлично изучил тему, Мэтт. Ты вполне способен рассказывать то, что люди желают услышать. В конце концов, именно так ты поступил с командой психологов перед уходом под прикрытие.
— Я им врал.
— Да, убедительно. Я читала их досье на тебя. Ты точно знал, что они спросят, что будут искать и какие ответы сочтут наиболее убедительными.
— Думаете, я и сейчас вру? — поинтересовался я, контролируя эмоции. Даже немного улыбнулся.
Тамара смотрела на меня несколько секунд.
— Нет, не думаю. Кажется, ты очень стараешься поправиться, — сказала она.
Но я подозревал, что время от времени она задавалась вопросом: не выдаю ли я заранее продуманные ответы. Иногда Тамара наблюдала за мной, будто выискивая признаки лжи. Большая часть наших встреч проходила в спорах и пикировках. Я гадал, куда нас заведёт очередная беседа.
Я очень ждал приёма, запланированного на сегодня. У меня имелись новости. Я сиял от счастья. Улыбка не угасала даже на мгновение. Я негромко постучал в дверь. Женщина подняла взгляд от документа, который читала, и улыбнулась.
— Мэтт, заходи.
Я прикрыл за собой дверь и уселся на привычное место.
— Ты сегодня в хорошем настроении, — радостно сказала Тамара, когда я устроился.
Моя улыбка стала ещё шире.
— Да. — И продолжил, по-прежнему испытывая восторг от произносимых слов: — Я сделал Кире предложение.
Тамара округлила глаза и тоже широко улыбнулась.
— Полагаю, он сказал «да».
— Верно.
— Очень хорошая новость, Мэтт, — согласилась она.
— Моё счастье даже не описать. — Меня не заботило, что я радовался, будто ребёнок. — Свадьба ничего не исправит волшебным образом, и у меня до сих пор длинный путь впереди. Я понимаю. Не делаю вид, что всё мгновенно исправится. Но брак — это же хорошо, правда? Мы пока не определились с датой. Не хотим слишком торопиться.
Тамара по-прежнему улыбалась.
— Да, хорошее решение. И отлично, что вы оба понимаете: двигаться вперёд — замечательно, но стоит проявить осторожность.
Тамара в свойственной себе манере слегка склонила голову набок.
— Ты думал, что я с тобой не соглашусь?
— Понятия не имел, что вы подумаете, — честно ответил я.
— Кажется, будто ты ждал моего одобрения.
— У меня есть привычка болтать без умолку, когда нервничаю или испытываю восторг, — объяснил я. — Но мне не хотелось услышать от вас, что мы не готовы к подобным обязательствам.
Тамара не прекращала улыбаться.
— Ты не планировал предложение? Вышло спонтанно?
Я кивнул.
— Мы были на свадьбе Анны и Митча.
— А, — произнесла врач, кивая.
— После речей, во время танца жениха и невесты я просто взглянул на Киру. Глаз отвести не мог. Он жестами спросил, в порядке ли я. Я ответил, что в норме. А потом показал: «Выходи за меня». С другой стороны зала, — рассказал я, зная, что сияю как ненормальный. — Кира ответил не сразу. Мы танцевали, шутили про его маму. Что она будет счастлива, если у неё будет хотя бы несколько цветов для планирования свадьбы. Кира сказал, что ему нравятся синий и серебряный. И вот так просто он выбрал цвета нашей свадьбы. Ну, как минимум для приглашений. Я спросил, значит ли это «да», и он подтвердил.
Тамара улыбалась вместе со мной.
— Звучит очень романтично.
Я вздохнул, напрасно пытаясь сделать серьёзное лицо.
— Мы пока не рассказывали. Не хотим мешать празднику Митча с Анной.
— Говорили с родителями Киры?
— Сегодня, — ответил я. — Расскажем им вечером. Всю прошлую неделю они были в хижине, а сегодня Кира пригласил их на ужин.
— Думаешь, они будут счастливы? — поинтересовалась Тамара. Она вечно задавала вопросы, будто каждый ответ становился очередной проверкой. Раньше меня это раздражало, но теперь я свыкся.
— Наверно. — Потом признался: — Точнее, я надеюсь. Они очень хорошо ко мне относились последние полгода. Думаю, они вновь немного мне доверяют.
Мы с Тамарой часто говорили о родителях Киры. Она знала, насколько сильно я их любил и как сожалел о причинённых страданиях.
— Уверена, так и есть, — согласилась врач. — Юми называет тебя «мой Мэтти». Тут сложно сомневаться в одобрении.
Я кивнул и пожал плечом.
— Просто иногда, не постоянно, я размышляю: как долго меня будет преследовать ощущение, что я их подвёл.
Тамара долго молча смотрела на меня.
— Интересный выбор слов, Мэтт, — проговорила она. — Ты сказал, что ощущаешь, будто подвёл их. Уверена, они простили тебя, но тебе кажется, что ты до сих пор в долгу.
— Думаю, это не скоро пройдёт, — добавил я. — Что совсем не плохо. Немного угрызений совести время от времени помогут никогда не воспринимать отношения как должное.
Тамара многозначительно приподняла бровь, показывая, что не до конца согласна с моими словами.
— Считаешь, что обязан вновь заслужить доверие Юми и Сэла? — уточнила она. — Они когда-нибудь говорили подобное?
— Нет, но я бы чувствовал себя лучше, если бы мог как-то возместить урон, понимаете? Навести порядок.
— Например, жениться на Кире?
Я мотнул головой.
— Нет. Пожалуйста, не принимайте проявление моей любви к Кире за уловку, с помощью которой я добиваюсь расположения его родителей. Это не честно.
Тамара почти усмехнулась.
— Отличный ответ.
— На ужасно сформулированный вопрос.
Она улыбнулась.
— Да, верно. Прошу прощения.
Уголок моих губ изогнулся в усмешке. Таковы были наши отношения с Тамарой. Мы постоянно раздвигали границы дозволенного и добивались какой-нибудь реакции. Доктор Колтер знала, что, в отличие от обычного человека, я могу держать эмоции в узде и не поддаваться. Она слишком часто сталкивалась с детективами. Тамара слегка удивилась, что я умудрился обманом пройти психологическую проверку для работы под прикрытием, и с самого начала отнеслась ко мне настороженно. Но я поклялся, что оставил притворство за дверью.
Объяснил, что пришёл за лечением. Я пообещал Кире и собирался сдержать слово.
Поэтому наши отношения с доктором Колтер были сугубо профессиональными, но нещадно откровенными.
— Это ведь тоже признак чувства вины? — спросил я. — Стыд за то, что я натворил. Но нет никаких временных ограничений, верно? Никакого срока годности, если можно так выразиться.
— Нет, — просто ответила Тамара. — Ты извинился, и изо всех сил стараешься исправить ошибки. Только это и можно сделать, Мэтт. Требуется время.
Я вздохнул.
— Я поклялся им, что всегда буду стараться, и выполню обещание. Иногда я чувствую их взгляды. Они вспоминают, что я натворил, через что заставил их пройти. — И признался: — Мне лишь хочется двинуться дальше.
— Брак в этом поможет?
— Двинуться дальше? Да. Я хочу провести с Кирой всю жизнь, — искренне сказал я. — Хочу, чтобы он знал: я настроен серьёзно, и кроме него никого и никогда не будет.
— Расскажи, как обстановка в клубе?