Оуэн Харпер уже был готов начать швырять образцы крови в стену прозекторской. Почему-то перспектива украсить белую кирпичную кладку красными брызгами казалась более стóящей, чем то, чем он занимался сейчас.
— Я не могу сделать это, Джек, — заорал он, зная, что никто его не услышит, потому что в Хабе никого нет. — Что бы там ни находилось в твоём теле, я не могу это изолировать!
Вместо этого он пнул стол для вскрытий.
Это было так же мелодраматично, но не столь разрушительно. Хотя он чувствовал, что его пальцы ног могут быть не согласны с ним ещё с минуту или около того.
— Тупой, тупой…
Он снова повернулся к экрану, который проецировался на белую стену у него за спиной. Кровь Джека. ДНК Джека. Образцы тканей Джека. Честно говоря, если бы у него были образцы, он бы с удовольствием проанализировал кал или сперму Джека, всё, что угодно, что могло бы помочь разобраться, что делает Джека Харкнесса уникальным среди всех других людей.
— Вы пытаетесь понять, что не даёт ему войти в Третарри? — послышался елейный голос откуда-то сверху. — Или изолировать то, что на самом деле помогает ему оживать?
Оуэн не стал смотреть вверх, в Хаб. Он знал, что это Билис. Идея о том, что старикашка может просто входить и бродить где ему вздумается, больше не беспокоила Оуэна. Он сделал глубокий вдох и продолжил работать.
— Если у тебя есть что добавить, скажи мне. Если нет, свали на фиг из Хаба, я занят.
И Билис оказался перед ним, он стоял, заложив руки за спину, улыбаясь, чуть наклонив голову, словно прислушиваясь к чему-то.
— Я слышу крик в вашей голове, Оуэн, — сказал он. — Звук. Связь. С нашим приятелем в клетке и с другими, живущими здесь.
— Не знаю, о чём ты, приятель.
— Нет, знаете, — просто ответил Билис. — Вы давно об этом знали. Но никому не говорили, правда? Потому что это пугает вас. Вы знаете, что в вас есть что-то от долгоносика. С одной стороны, это всего лишь последствия травмы. Вы отождествляете себя с ними, потому что знаете, что за их рычанием и агрессией скрываются умные, сплочённые существа, которые нуждаются друг в друге. И, как и долгоносики, Оуэн Харпер хочет верить, что он может выжить в одиночку, в то время как на самом деле ему нужно всего лишь хорошее объятие.
Сначала Оуэн просто смотрел на Билиса, потом выдавил улыбку.
— Тебе нужно начать раздавать консультации, приятель, — сказал он. И снова повернулся к своим образцам, чтобы Билис не увидел, как он хмурится. Он хмурился, потому что в словах Билиса, чёрт бы его побрал, была доля правды.
Не в том, что касается одиночества — Оуэн привык к этому, но нет, в том, что связано с долгоносиками. Он обнаружил, что у него есть какая-то странная связь с ними. И это пугало его, потому что он не мог понять, почему его так влечёт к ним.
Он почувствовал руку Билиса на своём плече.
— Мне жаль, Оуэн. Это станет понятно в будущем. И я действительно сожалею из-за этого.
Оуэн сбросил руку.
— Ты в десяти секундах от того, чтобы быть застреленным.
Билис рассмеялся мягким невесёлым смехом.
— О, мы же знаем, что этого не случится. Но произойдут другие вещи, которые изменят всю вашу жизнь. И я не могу вам помочь. Никто не может. Помните, как хрупка жизнь, Оуэн Харпер. Как врач вы это знаете. Учитесь беречь её.
И Оуэн увидел кое-что на полу. Револьвер, он просто лежал там, и от его ствола поднимались завитки дыма.
Затем он исчез. И Билис тоже.
Оуэн обыскал Хаб, нижние уровни, верхние уровни и даже конференц-зал, но Билиса и след простыл.
Как он очутился в подвалах, глядя на сидящего в камере долгоносика, он не помнил.
Но теперь он был здесь, не осознавая, что, как и Билис ранее, он прижимает руку к пластиковой двери. По другую её сторону заключённый в камере долгоносик приложил к двери свою руку.
— Почему ты здесь? — спросил его Оуэн. — Как ты можешь жить в этой инопланетной среде?
Долгоносик ничего не ответил.
Оуэн отшатнулся. Господи Иисусе, он разговаривает с долгоносиком. Что с ним происходит?
«Чёртов бедолага, — подумал он. — Оказался в чужой среде, в клетке, где так много дверей, которые не дают тебе уйти туда, где, как ты считаешь, тебе самое место. Ждёшь, когда что-нибудь пойдёт не так, ждёшь, чтобы системы безопасности вышли из строя, как раньше. Чтобы они дали тебе доступ в запретный Хаб и дальше, в пустынный Кардифф, в канализацию, на свалки, в…»
Конечно! Вот оно, они рассматривали всё совершенно неправильно.
Оуэн бросился из подвалов назад в конференц-зал.
И это была его ошибка — он слишком стремился связаться с Джеком, предупредить его, потому что всё понял.
Потому что он был Оуэном. Потому что он всегда слишком спешил.
И потому что он никогда не видел картинку в целом.
Никогда не видел того, что у него за спиной.
— Джек, — он ударил кулаком по системе коммуникации, зная, что, куда бы Джек ни ушёл, он всегда держит свой наушник включённым. — Джек, послушай меня!
Тишина.
— Чёрт возьми, Джек, надеюсь, что ты просто не можешь сейчас говорить, но слышишь меня. Слушай, дело не в том, что ты не можешь войти, ты можешь. В тебе нет ничего такого, что останавливало бы тебя, это делается преднамеренно. Это не твоё тело или что-то ещё. Сам Третарри для тебя закрыт. Тебе нужен ключ… Нет, не так. Это… это как блокировка — в каком-то смысле, то есть тебя впустят, но только если ты согласишься с условиями! Твою мать, Джек, это ловушка. Это ловушка, и именно поэтому он забрал Тош. Она приманка, Джек. Ты должен вернуться сюда — сейчас же!
Тишина.
— Джек! Ради всего святого!
— Я знал, что это будете вы, — сказал Билис, стоя у него за спиной. — Вы так методичны, ничего не оставляете на волю случая. Если с первого раза у него не получается, Оуэн Харпер пробует снова и снова.
Оуэн резко повернулся, готовый к драке, но Билис оказался намного быстрее.
— Простите, я заблокировал систему коммуникации, — сказал Билис, схватив Оуэна за руки. — Если Джек попытается позвонить, он услышит «Болеро» Крэйга Армстронга[27]. Я подумал, что это соответствует его… извращённому вкусу.
Оуэн ожидал лёгкого боя — сколько лет было Билису, семьдесят пять, восемьдесят? Худосочный, хрупкий, немного неестественный? Но Оуэн ошибался и оказался стоящим на коленях, а спустя секунду согнулся, когда Билис сжал его руки, словно в пневматические тиски.
Оуэн услышал крик, полный невыносимой муки и понял, что это был его собственный голос, а потом темнота поглотила его.
Джек любил побережье. Он шёл вдоль берега, глядя на огни в окнах современных квартир напротив контрастирующих с ними викторианских домиков за его спиной.
В воде плескались несколько припозднившихся уток, и Джек наклонился, чтобы посмотреть на них. Луна уже взошла — три четверти яркого белого шара — и её отражение в спокойной воде нарушалось лишь лёгкой рябью, которую создавали утки.
Джек думал о космосе. О том, как это — быть там, наверху. Среди звёзд. Он мог бы вернуться туда, не так давно. У него был шанс, но он решил не использовать его. Кардифф, а именно команда Торчвуда, нуждался в нём. Земля нуждалась в нём. Каждый из этих странных маленьких людей нуждался в нём. И, чёрт возьми, он тоже нуждался в них. Они заставляли его чувствовать себя живым, они давали ему цель, смысл существования.
— Джек.
Он услышал шёпот, такой тихий, что его можно было принять за дуновение ветра. Но это был не ветер.
И всё же он вздрогнул.
И понял, что кто-то стоит у него за спиной. Он видел отражение в воде.
— Нет, — произнёс голос. — Не оборачивайся. Просто слушай. Я пытаюсь, я изо всех сил пытаюсь сделать всё, чему ты меня научил, но мне тяжело удерживать себя здесь. Их забрали, всех четверых, Джек. Ты остался один.
Фигура приблизилась к нему, и Джек увидел лицо. Молодой мужчина, высокий, темноволосый, голубоглазый (о Господи, как же давно он не видел эти красивые глаза), со скулами, на которые ему хотелось поставить кофейную кружку. Но никакой широкой улыбки. Лицо искажено болью.
Сердце Джека буквально подпрыгнуло, и он задышал глубоко и прерывисто.
— Грег, — выдохнул он.
— Прости, Джек, оно такое сильное. Я в самом деле пытаюсь… Пожалуйста, поверь мне.
Джек смотрел на отражение в воде. Он видел достаточно фильмов, чтобы знать, что, если он обернётся, Грег исчезнет.
— Это Билис Менджер?
Грег нахмурился.
— Оно такое яркое. И такое тёмное. И я не знаю, где я, Джек. Но оно их забрало. Оно делает им больно, Джек.
— Это Билис Менджер? — резко повторил Джек, обернувшись.
Но Грег пропал.
Теперь стало на самом деле холодно. Чёртова река, чёртов парк, чёртовы грёбаные утки. Джек оказался сбит с толку. Он побежал, так быстро, как только мог, по ступенькам к дороге, через круговой перекрёсток, на Русалочью набережную.
К тому времени, как он добрался до входа в магазин Йанто, он знал, что опоздал.
Чуть дальше, рядом с кафе-мороженым у воды, стоял Билис.
Дверь магазина была заперта на длинный металлический прут с массивным, почти комически огромным железным замком.
Джек инстинктивно постучал пальцем по уху.
— Оуэн? — рявкнул он.
Тишина. Нет, не тишина — музыка. Это было что-то новенькое.
Он посмотрел на Билиса.
— Что ты сделал с Оуэном? Впусти меня в Хаб!
Но Билис держал ключ в вытянутой руке. Он улыбнулся, повернулся и бросил его прямо в центр гавани. С глухим «плюх» ключ исчез, и в тот же момент исчез Билис.
Джек попытался оторвать прут от двери, однако он знал, что это бесполезно.
Он побежал через Роальд Даль Пласс к водяной башне, на бегу активируя защищённую фильтром восприятия плитку-лифт с помощью своего ремня на запястье, но, когда он добрался до нужного места, ничего не произошло.
Люди смотрели на него, когда он запрыгнул на плитку, не обращая внимания на водяные брызги.
Чёрт, как они могут его видеть?
Почему он не движется вниз?
Теперь за ним наблюдали четверо или пятеро озадаченных людей. Среди них, он понял, был Билис Менджер. Билис помахал ему, повернулся спиной и вошёл в фойе центра «Миллениум».