Оказалось, что его настроение разделял и Борька — тот шел, насвистывая известную мелодию «Трус не играет в хоккей», переживая, как и Кулагин, эйфорию от победы. Андрей, шедший сбоку, угрюмо молчал, а его долговязый Санчо Панаса сопел сзади.

Так они и шли сквозь кустарник, пока не вышли на полянку перед пионерским лагерем. Андрей со своим спутником побрели куда-то направо, к одному из еще горевших костров, а Иван с Борисом направились к своим.

— Ну как, уделали их? — спросил, не удержавшись, Ступин.

— А чего он понтовался как фраер? — спросил Иван, имея в виду Андрея. — Вот и нарвался! Ненавижу таких борзых.

У костра, к которому они подошли уже одни, никого не было. Огонь еще полыхал, но ветки почти полностью прогорели, и Кулагин подбросил дрова, припасенные заранее – он отчего-то думал, что они потом сюда вернуться и продолжат посиделки.

— А где все? — удивился Ступин.

— Наверное, в барак пошли, — предположил Иван.

— Что там такое интересное, пойдем, глянем?

Борис взял гитару с земли и пошел к их бараку. Они вошли внутрь строения, но своей компании, с которой сидели у костра, нигде не нашли.

— Тебе надо смыть кровь из носа, — заметил Борька, посмотрев на его лицо при ярком свете лампочек, — а то девчонок напугаешь.

— Лады, схожу, умоюсь.

Вернувшись на улицу, Иван подошел к бачку с холодной водой и принялся умывать лицо, чувствуя, как саднит разбитая губа. Он хотел привести себя в порядок и предстать перед Настей, как герой, вернувшийся с битвы — потрепанный, но непобежденный, заслуживающий благодарного взгляда девушки. В его душе возникло чувство гордости за себя, за то, что он выдержал этот трудный бой с более опытным противником, не сдался, показал себя настоящим мужиком.

Так, испытывая полное удовлетворение от своей победы, Иван вернулся в барак и, не найдя Ступина, пошел в комнату пионервожатых, где, как он думал, должна была находиться вся их компания. Еще подходя к двери, Кулагин услышал громкий смех.

«Кто-то уже подзарядился», — усмехаясь, подумал он, ясно представляя причины возникшего веселья. Его однокурсники, да и он сам иногда ходили в село за вином, чтобы по вечерам не было скучно. Справедливости ради, надо отметить, что эти походы не были частыми, но сегодня, наверное, был один из таких случаев.

Он открыл дверь. На столе стояла пустая бутылка портвейна и уже была открыта вторая. Ступин опять играл на гитаре, распевая песню Высоцкого.

— Ба, а вот и наш победитель! — громко произнесла Ира, еще больше раскрасневшаяся от выпитого, — ребята, налейте ему кружку.

Кто-то поспешил налить вино, и Белоконь подошла к нему.

— Пей, Ваня, ты молодец!

Она отдала кружку, и Иван начал пить большими глотками, глазами высматривая Настю.

— Не ищи её, — с усмешкой сказала Ира, — она…немного загуляла…

— О чем ты говоришь? — Кулагин перевел дыхание, закончив пить.

— Да всё о том же, Ванечка. Я же говорила, она тебе не подходит.

— А кому подходит? — тупо спросил Кулагин, чувствуя, как вино ударяет в голову.

— Кому, кому, тебе прям всё скажи… — Ирина кокетливо повела глазами, заигрывая с Кулагиным, но затем, решив, что пора выложить правду, произнесла, со значением посмотрев в окно, — с Мордвиновым она пошла, подышать свежим воздухом в посадках.

И не удержавшись, хихикнула.

— Где в посадках? — не понял Иван. — Я её найду.

— Ты не спеши, чудак, пойдем со мной, сядешь рядом…

Он оттолкнул девушку, рванул на улицу. Там было темно, ничего не видно, многие костры погасли и от них к баракам, парами и по одиночке, расходились студенты. Иван бросился в ближайший кустарник, росший почти рядом с их корпусом.

Он пробежал в одну сторону, в другую, с силой отшвыривая мешающие ветки. Мордвинова и Насти нигде не было.

Но когда он пошел назад, со злостью подумав, что Белоконь подшутила над ним, почти у их барака, он заметил две темные фигуры, как будто слившиеся в одно целое. У него перехватило дыхание…

Да, это были они, Настя и Мордвинов. Игорь целовал Настю, его девушку, которая должна была встречать его там, за столом, обнимать, подносить кружку с вином. Ведь это ради неё он ввязался в глупую драку, хотел показать, что он джентльмен и на него можно положиться, что он не подведет…

Чувство обиды и горечи сжало горло, перехватив его тугим обручем. Он что-то промычал нечленораздельное и Настя, отстранившись от Игоря Мордвинова его заметила.

— Иван? Ваня? — её голос задрожал от волнения. — Погоди, ты все не так понял.

— Чего уж тут понимать! — глухо сказал он и пошел, не оглядываясь, к дверям барака.

Он шел, не разбирая дороги, и красная пелена стояла у него перед глазами. В это время Настя подбежала к нему, схватила за руку, попыталась остановить. Она говорила горячо и сумбурно:

— Дурачок, ничего же не было, мы просто…дурачились, ничего не было…

Кулагин не отвечал, продолжая идти, а Настя все забегала и забегала вперед него, пытаясь не отстать, и заглядывала в его лицо, своими глазами, полными слез.

— Ну, прости, ну извини меня, Ваня!

Он не отвечал, прошел в здание, оставив её стоять на улице. Он был как в тумане и шел, ничего не соображая. Где-то играл на гитаре Боря — вечеринка был еще в разгаре, слышался звонкий смех. Кулагин лег на свою кровать, зарылся лицом в подушку. Рядом послышались осторожные шаги, кто-то присел на соседнюю кровать, раздался скрип пружин. Голос Игоря Мордвинова сказал:

— Иван, ты послушай, ты не бери в голову. Всё утрясется. Я думаю, что у меня с Михайловой серьезно. Ты же знаешь, я секретарь комитета, мне надо соблюдать репутацию, и я не могу гулять с девчонками просто так… Она мне нравиться. Так, что думаю, у нас всё получиться. А ты найдешь себе другую. Какие наши годы!

Кулагин почувствовал, как Мордвинов слегка потрепал его по плечу, вроде как товарищ, поддержавший другого товарища в трудную минуту. Немного приподняв голову от подушки, чтобы можно было говорить, Иван произнес с ненавистью:

— Шел бы ты отсюда!

— Ну-ну, ну-ну! — шаги Мордвинова затихли в отдалении.