7. Дни летят за днями, недели сменяют одна другую. На Лизу не обращаю никакого внимания. После моего

7.

Дни летят за днями, недели сменяют одна другую. На Лизу не обращаю никакого внимания. После моего случайного открытия я исподтишка наблюдаю за ней. Мне хочется понять: не изменилось ли что-то в этой девушке, а если изменилось, то в какую сторону — лучшую или худшую. Однако она ведёт себя как обычно: любезничает с Кравчуком, ездит на презентации, курит в перерывах с неизменной усмешкой на лице.

Рядом с ней всегда её подруга Алёна, как верный оруженосец или преданная дуэнья. Временами мне кажется, что Василькевич специально научилась курить, чтобы составлять Лизе компанию.

Со мной Лиза держится ровно. Я ничем не привлекаю её внимания, да и чем могу? Мне не составить конкуренцию Евгению Ивановичу или тому же Кравчуку. Я примитивное существо. Белковое тело.

Тем не менее, кое-что приятное случается и в моей жизни. В частности, довольный собой, заключаю договор с Евгением Ивановичем на печатание и распространение в метро постеров. На них некие улыбчивые люди — молодой человек с девушкой, призывают воспользоваться вкладами под высокий процент. Они белоснежно улыбаются, демонстрируя хорошие зубы и мне издалека кажется, что это реклама не банка, а клиники-стоматологии, в которой счастливые клиенты предварительно прошли процедуру отбеливания. Их ровные и красивые зубы отвлекают, заставляют вспомнить о неизбежных походах к зубному врачу, а не о пользе вкладов.

Потому я думаю, что наш банк выглядит на этих постерах не лучшем образом. Но вообще, это не мое дело — лица, изображенные на плакатиках, или цвет текста, размер шрифта, общая композиция, не составляют предмет моих забот. Это дело художников-дизайнеров, тех сотрудников, кто утверждал макет постера. Вот с них пусть и спрашивают!

Как-то приехав на работу в своём «Шевроле Круз», решаю, что пора спуститься в метро и проверить, как постеры выглядят на стенках вагонов — видно ли их, не низко ли они наклеены, бросаются ли в глаза. Кто-то может посмеяться над моими опасениями, над излишней заботливостью, а кто-то может рассуждать, мол, заключил договор, а дальше хоть трава не расти. Но было нечто, что меня безотчетно тревожило — это возникшее из ниоткуда чувство реального кидалова, обыкновенной разводки.

Идти в метро никак не хочется, ведь я знаю наперед, что там ожидает любого: жара, духота и грязь. Невольно оглядываюсь на свою машину, словно она может спустить меня вниз, обдувая прохладными струями кондиционера и отгородив от пассажиров подземки стеклами салона. Но нет, такой возможности у неё нет.

С огорчением вздыхаю и отправляюсь вниз на длиннющем эскалаторе. Резиновая лента в одном месте неприятно скрипит, как будто из последних сил сопровождая движущиеся металлические ступни. Замечаю, что она потихоньку отстает, похожая на выдыхающегося перед самым финишем марафонца. Вместе с ней отстаёт и моя рука, держащая поручень чуть впереди тела. Она постепенно сползает назад, и я переношу руку вперед, опуская ладонь на теплую резинку. Ладонь снова начинает съезжать, что кажется мне дурным знаком.

Вообще я не верю в приметы, но иногда позволяю себе экспериментировать. Как, например, сегодня. Сегодня я загадал, что если ничто меня не отвлечет и не остановит на пути к вагону: ни дюжие проверяльщики у турникетов, ни дежурная по станции без головного убора, то всё будет хорошо. Только вот лента… Её я не предусмотрел.

В полупустом вагоне — часть людей уже успели доехать до работы, — висели всякие объявления, обещавшие быстрое изготовление «левых дипломов», получение кредита без справок и поручительства и другие заманухи. Опять же, заметил я и телефон стоматологии.

Вместо нашей рекламы повсюду красовался постер книги известной детективной писательницы. Шедевральная вещь называлась «Смерь в шкафу» и была, судя по подписи, её самым гениальным произведением, призванным перевернуть внутренний мир читателя, то есть мой.

Но наших плакатов нигде не было: ни на стенках вагона, ни на стеклах дверей.

Случайно наталкиваюсь на одиноко стоявшую девушку возле дальней двери. Наталкиваюсь на неё не в фигуральном смысле, а взглядом. Она в белой блузке и белых джинсах, в общем, вся в белом. Одежда плотно обтягивает её выпуклости, и надо отдать должное — они выглядят привлекательно.

Заметив мое ненавязчивое внимание, девица поворачивается спиной, вроде рассматривая что-то в торце пустого вагона. Кто её знает, что она там нашла — мусор или чужие вещи? Но я подозреваю, что этим самым она просто демонстрирует мне свою фигуру.

В легком замешательстве от подобных мыслей, я оглядываюсь назад — может показ прелестей предназначается вовсе не мне? Но нет, в полупустом вагоне лишь я один могу их заценить. Несколько усталых теток, сидевших с сумками и закрытыми глазами, да рабочие в униформе со среднеазиатскими лицами — это весь контент, наполняющий пространство за моей спиной.

Романтические мысли на какое-то время тормозят меня, развивают глупые фантазии, дают пищу для предположений… Но, честно говоря, мне некогда её рассматривать, эту девицу в белом, и я перемещаюсь в соседний вагон. К моему огорчению результат и там одинаков — следов нашей рекламы не обнаруживается. Взгляд сам собой скользит по стеклу и сквозь него в тот вагон, где был до этого; я вижу, что девушка стоит уже правым боком ко мне, искоса посматривает в мою сторону.

«Что за дела? Она думает, это смотрины? — удивляюсь я. — Вертится, как на подиуме! Нет, некогда пялиться на неё. Пока-пока!» Издалека прощально делаю ей ручкой и девушка отворачивается.

Словно играя в таинственный квест, перехожу в следующий поезд, затем на другую ветку. В голову приходит идея, что можно, пока я слоняюсь по подземным переходам, придумать целую игру, которая возможно носила бы название: «Найди ключ к разгадке в метро». Надо только закреативить сюжет, сочинить героев, заказать айтишникам программу, а потом поместить готовую игрушку в электронных магазинах Google и Apple…

Между тем, мои усилия оказываются тщетными — постеры испарились, будто их никогда и не было. Я уже устал таскаться по вагонам, и был расстроен: неприятно, когда тебя кидают, как несмышленого мальчика.

Поднимаюсь вверх на эскалаторе, чтобы связь была лучше, на мобильном набираю номер Евгения Ивановича.

— Привет, Данила! — отвечает без промедления человек с лоснящейся головой, — есть проблемы?

— Евгений Иванович, я сейчас был в метро, но наших постеров не видел.

— Да что ты говоришь! А где был, на какой станции?

— На двух, — называю места своего подземного путешествия.

— Ах, там! — Евгений Иванович говорит спокойно и вполне уверенно, — ничего, мы еще не везде разместили. Эти курьеры такие ленивые!

— Так вы их вообще не клеили?

— Ну почему? Расклеили почти везде, сразу после оплаты заказа. Уже неделя прошла. Ты внимательнее посмотри, тогда найдешь. Окей? Извини, у меня сейчас встреча с клиентом.

Евгений Иванович быстро отключается, чем усиливает мои возникшие сомнения.

Что же, я не поленюсь и посмотрю ещё. Возвращаюсь вниз, в подземное царство метрополитена, чтобы проехать по центру, охватив весь спектр радуги — по красным, синим, зеленым, оранжевым линиям. Долго и томительно путешествую, но постеров нигде не нахожу. Да, засада! Возможно, они и не существовали в природе, как не существует снежного человека или машины времени. Нет, не зря у меня присутствовало тревожное чувство — в воздухе явно пахло разводкой на бабки.

Мрачнее тучи я возвращаюсь в офис. Мне надо обдумать как поступить в этой щекотливой ситуации. Арсений Павлович, мой шеф, может заподозрить, что я замутил тему с постерами специально, чтобы наварить бабло, да еще подставить его. Ведь именно он, в конечном счете, согласовывал в «Голове» увеличение сметы.

Не успеваю опуститься в кресло, как Лиза поворачивается ко мне и внимательно ощупывает изумрудными глазами. Я чувствую себя словно на осмотре в аэропорту, где во время прохождения через рамку каждого пассажира просвечивают насквозь специальными лучами.

— Ты где был? Тебя шеф искал!

«Началось!» — думаю я с тревогой, и вяло интересуюсь: — А что он хотел, не знаешь?

— Нет, не знаю, но голос у него был злой. Это точно! Ты не накосячил где-нибудь?

— Вроде нет.

Лиза глядит на меня с подозрением, но ничего не говорит. Машинально замечаю, что она сегодня серьезна — никаких шуток, никаких понимающих усмешек.

Арсений Павлович раздраженно стучит короткими пальцами по столу. Стук-стук, стук-стук.

— Ты договор заключил? — интересуется он. Голос его звучит взвинчено, на грани истерики: — Где постеры?

— Я разбираюсь, Арсений Павлович. Фирма еще не успела разместить наш заказ. Я только что разговаривал с директором…

— Мне это не интересно. Где результат? Денег нет, продукции тоже нет. Я начинаю думать, — Арсений Павлович сбавляет тон и зло смотрит на меня, — что ты присвоил средства банка. Вот, что я думаю!

— Я? Нет, вы ошибаетесь. У меня есть договор…

— Пустая бумажка!

— Нет, не пустая. Это… это юридический документ. Если они нас обманули, я пойду к юристам и нам всё вернут.

— Свежо предание! В общем, так Данила, если в течение недели не возвратишь уплаченные деньги банка, то ищи другую работу! Я воровства не потерплю!

— Я не вор!

— Называй это как хочешь: освоением бюджета, распилом бабок. Мне всё равно! Если у тебя прилипает к рукам, значит, нам не о чем разговаривать! Всё, иди! Ты мои слова понял.

Ошарашенный, я выхожу из кабинета начальника. На душе дерьмово. Что же задумал этот скользкий тип, Евгений Иванович? Просто так меня кинуть не получиться, мы обратимся в суд, у нас есть все бумажки.

Остаток дня дорабатываю на автомате — читаю письма, что-то пишу в ответ, пытаюсь участвовать в общей болтовне с коллегами о погоде, свежих банковских новостях и тому подобной лабуде. Но в голове безотвязно болтается разговор с начальником: а ведь точно уволит! И еще заставит через суд возвращать потраченные бабки на рекламу.