— Ты морочишь мне голову, — прорычал я и поднял бутылку водки, которая упала на пол, но осталась целой. Я бросил крышку в огонь и одним глотком опустошил половину бутылки. Ческа скрестила руки на груди, защищаясь, и отошла к Бетси. — Ты, черт возьми, залезла в мою гребаную голову, гребаное сердце и сломала меня! — рявкнул я. Позади нее я увидел, как Эрик передает телефон Фредди. Лица Чарли и Эрика пылали гневом, когда они встретились со мной взглядом.

Фредди передал телефон Винни.

—  Арти, — сказал он, и я увидел гребаное недоверие на его лице в тот момент, когда мы все узнали, что моя мама и сестра не погибли в результате несчастного случая. Что они на самом деле были убиты. Убиты теми же ублюдками, которые забрали Ронни, которые убили всю семью Чески и пытались забрать ее тоже.

Те же, кто подбросил в мой гребаный док контейнер с девушками, ставшими жертвами торговли людьми! Это были они... это были заклейменные ублюдки, которые пытались добраться до меня, несмотря на все, что мы создали.

Им нужна была Ческа. Они, черт возьми, хотели забрать ее!

Я оглядел комнату в поисках Чески, но ее уже не было. Чертова тяжесть давила на мои легкие, как орудие пытки. Мое темное сердце дразнило меня, приказывая найти ее. Вернуть. Мою чертову королеву. Ту, кто контролировал гребаную шахматную партию, которая была моей жизнью.

Самую важную часть моей жизни.

Но я сопротивлялся. Боролся со всем этим, пытаясь вернуть себя в оцепенение, с которым жил раньше, во тьму, в гребаную пустоту, которая не давала мне чувствовать ничего из этого дерьма. Прямо сейчас, черт возьми, я не мог думать!

— Ты чертов придурок, — выплюнула Бетси, глядя мне прямо в лицо. Моя челюсть сжалась, когда моя кузина столкнулась со мной нос к носу. — Не смей вымещать это на Ческе.

— Она сделала это, — прорычал я, ярость все еще волнами текла по моим венам, сжигая каждую клетку моего тела. — Она, черт возьми, заставила меня чувствовать! Сделала меня таким!

— Человеком? — парировала Бетси. — Гребаным живым существом, дышащим, преуспевающим, а не ходячим демоном, в душе которого нет ничего, кроме тьмы и ненависти?

— ОНИ УБИЛИ МОЮ МАМУ И СЕСТРУ! — прорычал я в лицо Бетси и посмотрел на остальных членов моей семьи. Я поймал взгляд Винни. Он был прикован к полу, и его тело сотрясала дрожь. От ярости.

— Они убили ее, — Винни поднял голову и встретился со мной взглядом. — Они убили ее, Арти. Она не сказала мне, что ее убили.

— Не думаю, что она знала, — сказал Чарли, успокаивая взбесившегося Винни, и его веру в то, что он все еще видел и говорил с моей сестрой. — Когда дом загорелся, она не знала, как начался пожар.

Винни кивнул, ухватившись за эту мысль как за спасательный круг. Он посмотрел на свои сжатые кулаки и сказал:

— Мы должны убить их, Арти. — Он кивнул, словно убеждая себя, что именно это и должно было произойти, чтобы все дерьмо встало на свои места. — Они все должны сдохнуть. Все до одного.

— Просто помни, — сказала Бетси, снова встав передо мной, игнорируя всех остальных, — что Ческа тоже потеряла всю свою семью. Не только ты. Она потеряла их всех. — Бетси невесело рассмеялась. — И она любит тебя. Прямо сейчас я понятия не имею почему. — Бетси направилась к двери, но остановилась и, не оглядываясь, сказала: — А Перл была моей лучшей подругой, моей гребаной сестрой. Ты сам выбрал, как справиться с этим. У тебя есть люди, которые любят и поддерживают тебя, но ты предпочел остаться бесчувственным, когда умерли наши отцы. Ты решил оттолкнуть нас всех и закрыться, никого не впуская. И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы. Потому что я, например, чертовски этого не хочу.

Бетси ушла, а ее слова кружились у меня в голове, пока я допивал водку, опустошая бутылку. Я поднял глаза. Большинство моих братьев все еще были рядом со мной. Джин и Винни были единственными, кто куда-то ушли, Ронни и Вера тоже.

— Мне нужно, чтобы их нашли, — сказал я Эрику, Чарли и Фредди, когда они сидели, потягивая свои напитки. — Мне нужно их уничтожить.

Мое зрение затуманилось, и я слышал свой голос. Он был надломлен и невнятен. Водка не заглушила боль в моем теле, как я планировал. Она заставила ее пульсировать еще глубже, сильнее, настолько, что я почти не мог этого вынести.

— Мы их достанем, — сказал Чарли, и Эрик с Фредди кивнули. Я смотрел на огонь, снова вспоминая пожар. Видел, как какой-то ублюдок заталкивает мою маму обратно в дом, запирая ее внутри.

Я сел, когда почувствовал, что боль в груди вот-вот прикончит меня.

— Что, черт возьми, с нами происходит? — сказал я им. — Никто не может с нами связываться. Я позабочусь об этом, — я уставился на догорающее пламя, которое гасло под обгоревшими поленьями. — Мы — Адли. Мы, черт побери, управляем этим городом. — Я ударил кулаком по столу, стоящему рядом. — Я должен помешать этому дерьму случиться с нами. Но кто-то все равно пробивается. Кто-то, черт возьми, пробирается сюда. Я слеп. Я чертовски слеп по отношению к ним. — Я взял наполовину полную бутылку виски и открутил крышку. Выпил почти до дна. — Я их не вижу, — посмотрел на Фредди, Эрика и Чарли. — Я их не вижу. Они прячутся практически в моем гребаном доме, и я, черт возьми, не могу их найти!

— Мы это сделаем. — Чарли поднялся на ноги. Но я не хотел, чтобы они шли со мной. Не хотел, чтобы кто-то был рядом. Я был словно яд. И отравлял все вокруг.

Я ударился плечом о стену, пока, спотыкаясь, шел по коридору. Моя комната. Мне нужно было попасть в свою гребаную комнату. Нет, в кабинет. Мне нужно было попасть в кабинет. Никаких окон. Никакого света. Только темнота. Мне нужно было шагнуть в темноту и позволить ей поглотить меня целиком.

Я пытался идти. Пытался идти, но все, что видел — это моя мама, выходящая на улицу, завернувшись в свой кардиган, чтобы защититься от ночного холода. Потом он толкнул ее. Эта мразь набросилась на мою маму и поймала ее в ловушку внутри дома. Чертов дом, который она любила. Дом, в котором она чувствовала себя в безопасности. Она все время возила нас туда, чтобы мы отвлеклись от фирмы и от моего отца, который жил только ради этой семьи, этой гребаной жизни.

«И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы… — Голос Бетси эхом отдавался в моей голове. — И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы…»

Я остановился у двери слева. Дверь, в которую я никогда не позволял себе войти. Я повернул ручку и, спотыкаясь, вошел. Свет был выключен, его сиделка ушла домой на ночь. Мои ноги были будто гребаные цементные блоки, приросшие к полу. Но я заставил их двигаться. Я сделал глоток виски и позволил ему обжечь мое горло, когда приблизился к отцу. К человеку, к которому я не позволял себе приближаться больше года.

Все пахло антисептиком. Аппараты, окружавшие его, запищали и пронзили мой череп. Я ухватился за изножье кровати и крепко держался. Мой взгляд был сосредоточен на одеяле, которое скрывало его от меня.

— Посмотри вверх, слабак, — сказал я себе, затем заставил себя поднять глаза. Я отвернулся, когда мой взгляд упал на его лицо. На его слишком худое тело, которое ни хрена не двигалось. Даже палец не шевельнулся. Моя рука дрожала на горлышке бутылки виски, но я заставил себя снова обернуться.

— Убей его, — услышал я голос отца, и воспоминание ворвалось в мою голову. Я видел мужчину в своих глазах. Видел его на полу на арене. Видел, как отец встал у меня за спиной и сунул мне в руку нож…

— Убей его, — сказал он. Я уставился на нож в своей руке. Мне было тринадцать. Мне только что исполнилось тринадцать. Чарли, Эрик и Фредди наблюдали за мной сверху. Нож казался чертовски тяжелым.

— Пожалуйста, парень, не надо, — сказал мужчина на полу. Я посмотрел ему в лицо. Он был весь в крови, избит и стоял на коленях.

— Смотри ему в глаза, когда будешь это делать, — сказал папа, прижавшись губами к моему уху. — Сделай так, чтобы он умер, глядя в твои глаза — будущее нашей фирмы.

— И что же он сделал? — я шагнул вперед, ближе к мужчине.

— Он облажался. Сдал нас врагу. Некоторые из наших людей погибли. — Тогда я это почувствовал. Почувствовал, как начинает нарастать гнев. Папа сказал, что никто никогда не связывался с нами, с нашей семьей. И если они это сделают, то должны будут умереть.

— Артур, — повторил папа. — Убей его.

Я прошел вперед и остановился перед мужчиной. Я чувствовал запах пота и мочи на его одежде. Кровь. Я поднял нож, когда один из наших солдат разорвал рубашку мужчины. Я не сводил с него глаз и вонзил нож ему в грудь, прямо в сердце. И я не сводил с него глаз. Я не сводил с него глаз, когда он открыл рот и начал задыхаться. Когда нож остановился, скрывая лезвие до самой рукоятки.

Когда он упал, отец положил руки мне на плечи.

— Хорошо, Арти. Чертовски хорошо, парень.

Я моргнул, и воспоминание исчезло из моей головы. Потом вспомнил, как чувствовал это тогда. Чувствовал, как тьма начала подкрадываться, открылась дверь к чему-то злому, чему-то, что вонзило свои когти в мою душу.

Это была та самая ночь. Это была та чертова ночь, когда мама и Перл сгорели. Когда я убил этого человека, этого предателя, они уже были пеплом вместе с домом.

И ты умрешь в одиночестве, если будешь продолжать это делать. Как и наши отцы…

Лицо отца было серым и осунувшимся, совсем не похожим на человека, которого я только что представил. Застрелен гребаными русскими. Живой только потому, что я заплатил чертову кучу денег, чтобы он оставался таким.

Никто никогда не приходил к нему.

Кроме нас у него никого не было. Его товарищи давно умерли. Мама и Перл умерли. А я? Я никогда не заходил в эту комнату.

...ты умрешь в одиночестве…

Я допил остатки виски, и у меня закружилась голова от воспоминаний. О Перл.

— Давай, Арти. Поиграй со мной. В прятки.

О Маме.

— Иди сюда, — сказала она, протягивая руки. Я подошел к ней, она потянула меня на диван и поцеловала меня в макушку. — Давай посмотрим телевизор. Скоро ты перестанешь общаться со своей старой мамой.