— Держу пари на полкроны, что я здесь найду эту важную улику в ближайшие три минуты.

Родуэлл взглянул на полкроны и снова на море обломков. Небольшая улыбка тронула его губы.

— Я принимаю пари.

Искра магии запульсировала от монеты в пальцах Кальдара. Она пронзила его, как молния, пробуждая что-то, лежащее глубоко в глубине его существа, на самом краю сознания. Странные запасы магии вспыхнули и затвердели в напряженном, дрожащем потоке, который прорвался через монету, через его позвоночник, через его голову, и двинулся вниз через его ноги к ступням. Поток пронзил его, притягивая к себе, и он вздрогнул, пойманный, как рыба на леске. Это был его собственный особый талант. Если он заставлял кого-то принять пари, его магия искажала шансы в его пользу.

Поток потянул его, и Кальдар позволил ему управлять собой. Магия вела его, направляя каждый шаг, маневрируя вокруг изрытого тротуара, над грудой разбитого мрамора, к куче разломанного дерева. Монета потянула его вперед. Кальдар наклонился. Что-то блестящее сверкнуло на солнце в расщелине под искореженным куском металла, который когда-то был чайным автоматом. Он потянулся за ним. Кончики его пальцев коснулись стекла, и поток исчез.

Кальдар вытащил из кармана носовой платок, обернул им пальцы и осторожно вытащил стеклянный предмет. Шестидюймовая трубка с широкой колбой на конце. Темная сажа запятнала внутреннюю часть колбы. Как вам это?

Он повернулся и показал свою находку двум мужчинам.

— Что это такое?

— Это «Я люблю тебя, Роза». — Такие трубки продаются в некоторых магазинах. — А именно, на бензоколонках возле гетто в Сломанном. — Внутри обычно лежит дешевый фальшивый цветок. Их покупают наркоманы, которые бросают дешевые наркотики в колбу и курят их через эту трубку.

Камински поднял голову.

— Принесите голейо!

Молодая женщина, чьи светлые волосы были аккуратно заплетены в косу, поспешила к ним, держа в руках приспособление из светлой бронзы, напоминающее длинный фонарик. Она взглянула на трубку, схватила маленькую кожаную книжечку, висевшую у нее на поясе, оторвала клочок тонкой бумаги и посмотрела на Кальдара.

— Приподнимите ее, пожалуйста!

Он поднял трубку с метамфетамином. Большая часть приспособлений в Зачарованном все еще была для него новинкой. Такую штуку он раньше не видел.

Блондинка щелкнула фонариком. Яркий луч бледно-зеленого света пронзил трубку, высветив грязные пятна, пятнышки грязи, а на колбе — один большой красивый отпечаток пальца. Женщина положила бумагу между светом и отпечатком пальца, держа ее в дюйме от стекла, и снова щелкнула фонариком. Фонарик зажужжал. Его задняя часть раскололась, металлические пластины поднялись, открывая внутренность: ряд маленьких шестеренок, усыпанных крошечными драгоценными камнями. Шестеренки завертелись. Фонарик громко защелкал в размеренном ритме. С каждым щелчком свет становился все темнее и синее. Тонкие линии появились на бумаге, становясь все четче и четче. Луч фонарика превратился в индиго и погас. Блондинка протянула Кальдару листок бумаги с отпечатком пальца прямо посередине.

Он поразил ее ослепительной улыбкой.

— Благодарю вас, миледи.

Она улыбнулась в ответ.

— Не за что, милорд.

Если бы ему не нужно было уезжать, он мог бы попросить ее разделить с ним трапезу, и она бы согласилась. Кальдар заметил намек на улыбку в ее глазах. Она определенно сказала бы «да», а потом он заставил бы ее согласиться на совместную ночь, и это было бы очень весело для них обоих. К сожалению, в данный момент он не принадлежал самому себе.

— Так что же дальше? — спросил Камински.

— Теперь я выхожу на охоту.

Пятнадцать минут спустя Кальдар закончил обмен любезностями, пожал всем руки, поблагодарил и получил благодарность, а затем направился к своей виверне, ожидавшей его на окраине города. Наркоманы Зачарованного мира не пользовались трубками с метамфетамином, что означало, что западные египтяне были правы. Воры скорей всего пришли из Грани или из Сломанного. Почти четыре месяца прошло с тех пор, как он в последний раз посещал эти места. Обратный переход через границу давно назревал.

Из трех человек, вовлеченных в это дело, он ставил на взламывателя. Человек с таким даром не станет долго сидеть сложа руки. Где-то, каким-то образом этот человек оставит след. Все, что нужно было сделать Кальдару — это найти его.

Он не мог дождаться встречи с талантливым ублюдком.

УПАВШЕЕ дерево все еще преграждало дорогу. Одри вздохнула, включила стояночный тормоз и начала подниматься в гору. Вечернее небо просеивало на лес серую морось. Скоро наступит июнь, а с ним начнется жара и будет кристально-голубое небо, но пока мир был еще сырым, а его краски, за исключением яркой зелени, приглушенными. Вопиюще далеко от Флориды. Путешествие через Зачарованный означало пересечение четырех стран, и делало это невозможным без виверны. Вместо этого она прилетела из Сиэтла в Орландо. Самолет приземлился поздно, и они закончили работу в тот же вечер, но когда они отправились в Джексонвиль, она увидела восход солнца через лобовое стекло угнанной машины. Он начинался как бледное сияние пурпурного и красного у горизонта, прямо над гладким пространством серебристого океана, а затем внезапно расцвел на небе розовыми, оранжевыми и желтыми красками, буйством цветов, всепоглощающим и шокирующим. Если бы у него был звук, он оглушил бы всех на дороге.

Одри вздохнула. Она хотела бы остаться там подольше, но здравый смысл победил. Каждое мгновение во Флориде подвергало ее опасности. Кроме того, снова увидеть Алекса было все равно, что содрать струп. Он не изменился, даже на чуть-чуть. Та же насмешка, те же пустые глаза, то же наркоманское презрение ко всем и вся. Она бросила папу… нет, Симуса, так как он больше не был ее отцом, и Алекса с их планами и села на первый попавшийся самолет из Джексонвиля. Все закончилось шестичасовой остановкой в Атланте, как и всегда. Она была почти уверена, что если ты умрешь на юге, то тебе придется остановиться в Атланте, прежде чем ты достигнешь загробной жизни. Но теперь, почти пятнадцать часов спустя, она наконец-то была дома.

Пирамида была адским испытанием. Сложные замки не были проблемой, но на трех дверях были тяжелые решетки. Поднять решетку с помощью магии оказалось труднее, чем поднять собственный вес. Три укрепленные двери почти осушили ее, но она справилась. Теперь все было кончено, и она наслаждалась первым днем своей новой жизни. Свободной жизни.

Одри одолела упавшее дерево, пересекла поляну и постучала в дверь дома Гнома. В ответ раздалось грубое рычание.

— Войдите!

Одри подергала дверную ручку. Снова заперто. Ха, небольшая проверка. Она приложила ладонь к замочной скважине, и дверь щелкнула. Одри открыла дверь, вытерла ноги о маленький коврик и вошла внутрь. Гном сидел в своем кресле. Его густые брови нахмурились, когда она приблизилась. Одри села напротив него, сунула руку в сумку и вытащила бутылку пива «Эльсмит Спидвей Стаут». Она поставила бутылку на стол.

— Спасибо, что кормил Линг, пока меня не было.

— Без проблем. Все, что ей было нужно — это плошка кошачьего корма. — Гном пожал своими огромными плечами. — Этот маленький зверек ненавидит меня, ты же знаешь.

— Нет, она просто устала. Ей по жизни пришлось несладко, — сказала Одри.

— А нам всем разве не так? — Гном взял бутылку за горлышко и повертел ее так и этак. — Ну и талант же у тебя.

— Это очень кстати. — К чему он клонит? Если бы в конце этого разговора ей предложили работу, она бы наотрез отказалась.

— Твой талант как-то связан с тем срочным делом из-за которого ты все оставила?

Одри кивнула.

— Я думал, ты получила легальную работу в Сломанном.

— Так и есть. Это было единоразово. Специально для семьи.

— Для семьи значит. — Гном хрипло фыркнул. — Я знал твоего отца.

— Он упоминал о тебе.

Гном изучал пивную бутылку.

— И что же он сказал?

— Это было несколько лет назад. Он сказал, что ты знаешь почти все, что нужно знать о бизнесе на этом побережье. Ты ему не очень нравишься. Он считает, что тебя трудно обмануть.

— Ну, мне он тоже не очень нравится. — Гном поморщился. — Видишь все это вокруг себя? — Он указал на полки взмахом руки. — Это все больше ста лет правильных решений.

Ее это не удивило. Гном выглядел лет на шестьдесят, но многие Эджеры жили долго. О паре столетий не могло быть и речи, потому что Гном слишком хорошо знал тихоокеанскую Грань, чтобы заниматься этим делом всего несколько лет назад.

— Я торговался за каждую вещь здесь, и я знаю, что могу продать ее с прибылью. Вон те батарейки обошлись мне в девять долларов девяносто восемь центов. Я продаю их по три доллара за штуку. Получите пятьдесят долларов и два цента прибыли. Я не заставляю глупых людей платить три доллара за батарею типа АА. Я просто предоставляю им такую возможность, и они покупают ее, потому что либо им лень проехать пять миль до магазина, либо у них нет бензина, либо у них нет денег, но им есть чем торговаться. Почему я должен брать меньше, если они не могут одновременно заработать достаточно, чтобы прокормить своих детей и купить бензин? Это бизнес. Вы строите его понемногу, и вы держитесь за то, что у вас есть. Твой отец никак не может в это вникнуть. Ему всегда нужны большие деньги, а когда он их получает, то все теряет, потому что он слишком глуп, чтобы идти в ногу со временем. Он заполучил тебя с твоим даром, и у него до сих пор нет ни гроша в кармане.

— Тут я с тобой спорить не стану. — Детство в семье Каллахан было то пиром, то голодом. Сегодня бифштекс, а завтра макароны с воображаемым сыром.

Гном наклонился вперед, тыча пальцем в стол.

— Я не занимаюсь тем, что даю советы. Я занимаюсь тем, что зарабатываю деньги. Так что слушай меня внимательно, потому что это единственный раз, когда я это скажу. Ты славная девушка. Немного таких осталось. Ты вымирающий вид. Беда твоего отца, что он эгоистичный мудак, и его песенка спета, но он не собирается меняться ни для кого. — Гном сделал режущее движение рукой. — Он втянет тебя в неприятности и сбежит при первой возможности. У тебя здесь все хорошо: у тебя есть дом, хорошая работа, и ты сама себе хозяйка. Не позволяй ему все испортить.