Джейсон садится рядом и вытягивает ноги, копируя мою позу.

‒ Что на сей раз? Флэшбек? Дурной сон? ‒ тихо спрашивает он, перечисляя те оправдания, что я выдавал ему последние месяцы, когда он находил меня на диване отключившегося и смердящего алкоголем.

Когда я наклоняюсь, чтобы дотянуться до письма Эйдена, комната начинает так быстро вращаться, что я  вынужден быстро откинуться обратно к стене, чтобы не блевануть. Подняв руку, я указываю на письмо, Джейсон переводит взгляд на смятый бумажный шарик и тяжело вздыхает, прежде чем берет его.

Я, молча, наблюдаю, как он расправляет его, а затем разглаживает на своем бедре. Я снова несколько раз моргаю, чтобы держать лицо Джейсона в фокусе, пока он читает письмо.

‒ Твою за ногу, ‒ наконец, шепчет он. ‒ Откуда оно взялось?

Я прокашливаюсь и отворачиваюсь, сосредотачивая взгляд на противоположной стене гостиной дома наших бабушки и дедушки, прежде чем ответить:

‒ Оно пришло, когда я был в Камбодже. Через две недели после его смерти.

Несколько минут Джейсон молчит, и я трачу это время, разглядывая комнату. Будучи ребенком, а затем подростком, я любил этот старый дом на окраине Чарльстона. Он был наполнен хорошими воспоминаниями и счастливыми временами, в противоположность дому в Нью-Джерси, где мы жили с нашей матерью. Тогда я с нетерпением ждал каждого лета, чтобы провести его здесь с бабушкой. Она пекла нам печенье, кормила домашней едой, не игнорировала и окружала любовью, заботой и вниманием, делая все, чтобы мы были счастливы.

Теперь же этот дом кажется мне адом. Его стены заперли меня, словно в клетке, не позволяя уйти от воспоминаний и боли.

‒ Прости, Эверетт. Это письмо… Черт! Я даже не знаю, что сказать. Почему ты не рассказал мне? Из-за него ты напиваешься вусмерть каждый день с тех пор, как вернулся? ‒ спрашивает Джейсон.

‒ А что тут скажешь? Он прав. ‒ Я пожимаю плечами, игнорируя вопрос брата о причине моего запоя. ‒ Я – мудак. И ничего не могу с этим поделать.

Брат усмехается, встает на ноги и нависает надо мной. Чтобы посмотреть на него, мне приходится, поборов боль, запрокинуть голову. Свет бьет прямо в глаза, проникая в череп, и я матерюсь, когда прищуриваюсь, чтобы видеть лицо Джейсона.

‒ Я знаю, что никогда не соображу, что происходит в твоей голове. И я знаю, что никогда не смогу полностью понять то, что ты видел за последние четыре года. А так же я знаю, что моя боль и печаль из-за смерти Эйдена не идет ни в какое сравнение с тем, что чувствуешь ты, ‒ говорит Джексон, ‒ но всему есть предел. Ты следовал своему призванию, и поэтому не был здесь. Ты не знал, что он болен, да даже если бы знал, то ничего не смог бы сделать. К нему со всех концов мира приезжали лучшие команды врачей, которые только можно купить за деньги. Даже твои крутые медицинские навыки не смогли бы вылечить его болезнь. Он умер, а вот ты жив, и хватит, черт побери,  уже себя хоронить. Мне жаль, что письмо причинило тебе боль, но мне не жаль, что Эйден написал его, потому что он прав ‒ тебе давно пора вытащить голову из задницы!

Я чувствую, как гнев вытесняет из крови алкоголь, и руки на моих коленях сами собой сжимаются в кулаки. Я не хочу слышать, как Джейсон говорит эту фигню. Я знаю, что заслужил, но все равно не хочу ее слышать.

‒ А как же обещание, которое ты дал мне вчера? ‒ спрашивает он и, выхватив у меня пластиковую бутылку, швыряет ее через всю комнату. Бутылка врезается в дубовый шкаф со стеклянными дверцами, где  бабушка хранила свою лучшую посуду, и падает на пол, орошая паркет остатками водки.

‒ Больно, ‒ шепчу я, переводя взгляд от Джейсона на свои кулаки, потому что больше не могу на него смотреть.

‒ Конечно, больно, тупица ты такой! Непросто же так это назвали ломкой. Но сдается мне, что ты даже и не хочешь бросать пить. ‒ Джейсон присаживается на корточки рядом и, взяв меня за подбородок, заставляет посмотреть на себя. ‒ Мне жаль, что Эйден ушел. Жаль, что тебе больно и что ты чувствуешь вину из-за того, что не смог спасти его. Но иди ты на хер за то, что даже не хочешь попытаться завязать. Я был слишком мал, чтобы помнить, каково это потерять отца, но мне достаточно и того, что мама спилась насмерть у меня на глазах. И хрен ты угадал, если думаешь, что уйдешь за ней, оставив меня одного. Если ты не хочешь завязать ради меня, то сделай это ради Кэмерон. Она уже потеряла Эйдена. Как думаешь, что случится, если она потеряет еще и тебя?

Сказав это, он встает и уходит.

Гневный топот его строительных ботинок эхом отдается в голове, и я сжимаю ее руками, борясь с ощущением, что она вот-вот взорвется.

Я хочу вернуться к людям на той стороне земного шара, которые во мне нуждаются, но мой работодатель мне не позволит.

Я хочу  прекратить слышать голос Эйдена в голове, но он мне не позволит.

Я хочу утонуть в водке, но мой брат мне не позволит.

Он не знает, о чем говорит. Кэмерон будет в порядке без меня, как была все эти четыре года. Я ей не нужен. Я никогда не был ей нужен.

А всем остальным нужно просто ОСТАВИТЬ МЕНЯ в ПОКОЕ!