Маркс в письме к Энгельсу от 13 октября ,1851 г. дал интересную сводку превосходства американцев на выставке. Он писал: «Англичане признают, что американцы получили первый приз на промышленной выставке и победили их во всем. 1. Гуттаперча. Новое сырье и новые виды производства. 2. Оружие. Револьверы. 3. Машины. Косилки, сеялки и швейные машины. 4. Дагерротипия применена впервые в большом масштабе. 5. Судоходство, яхты. Наконец, чтобы показать, что они умеют поставлять и предметы роскоши, они выставили колоссальную глыбу калифорнийской золотой руды и рядом сервиз, сделанный из чистого золота».
Косилка Мак-Кормика
Ручные грабли Смитта
Косилка Гусселя
Косилка Гарриета
Паровая машина Таксфорда
Франция прислала на выставку не только предметы роскоши и моды. Особых похвал удостоились турбины, «обещающие огромные результаты в мануфактурном и хозяйственном отношениях», несколько химических препаратов, консервированное мясо «в безвоздушных посудах», молоко в сухом виде, т. е. в брусках, досках.
На выставку прибыл немецкий промышленник Альфред Крупп. Его отец, основатель сталелитейного завода в Гессене (1811) Фридрих Крупп снабжал металлом армии Наполеона Бонапарта. На этом заводе отлили первые в мире бесшовные стальные бандажи для колес железнодорожных вагонов и первые орудийные стволы из тигельной стали — такой ствол демонстрировался в Лондоне. 6-фунтовая пушка, надраенная до зеркального блеска, была водружена на подставку из ясеня. Вокруг размещалось шесть сверкающих кирас. Но главной сенсацией Альфреда Крупна явился слиток-монстр из тигельной стали, полученный одновременной разливкой жидкого металла из 98 тигелей. Он имел массу 4300 фунтов (1720 кг). В то время европейские заводчики соперничали друг с другом в производстве самого крупного слитка тигельной стали. Слиток из Шеффилда (Англия) имел массу только 2700 фунтов (1800 кг).
Член ученого комитета министерства государственных имуществ Э. Е. Лоде отмечал в своих «Заметках о лондонской Всемирной выставке»: «Фабриканты стальных и железных изделий из Англии, издавна славившиеся, сами сознаются, что во многих местах Германии... начинают выделывать сталь не хуже их и к тому же дешевле. Машинные фабрики в Бельгии и Франции не уступают уже ничем изделиям английских машинных заведений, снабжавших незадолго перед сим весь мир почти исключительно».
В русском отделе внимание посетителей привлекали малахит, бриллианты, бронза, великолепная мебель, серебряные изделия, парча. «Вот чем особенно блистала наша выставка», — довольно отмечал Кошелев. Он сожалеет, что не все мы показали: «Не было ни одного самовара, дубленых овчин было мало и в посредственном качестве; то же должно сказать о пеньке и парусине». Помещик называл традиционные товары экспорта России того времени.
Сукно и шерстяные изделия, парча и шелковые материалы из России получили одобрение публики и специалистов. Лионские фабриканты удивлялись совершенству и дешевизне русской парчи, отмечая особую глянцевитость золотой и серебряной тканей, изящность узоров. Превосходные цвета, добротность ткани и разнообразие рисунков в шелковых изделиях известного русского фабриканта Кондрашова изумили его соперников из Лиона.
Козий пух, спряденный руками оренбургских мастериц, удостоился особой похвалы публики. Платок из белого козьего пуха не только удивил тонкостью пряжи и удачным ткачеством, но и изумил до такой степени своей дешевизной, что был продан на другой день после открытия русского отдела. Надо сказать, что возникновение пуховязального промысла относится еще ко второй половине XVIII в. С тех пор менялись поколения вязальщиц, менялись рисунки, менялась капризная мода. Но оренбургские пуховые платки, красивые и нежные, всегда модны, всегда популярны. Недаром они с успехом экспонировались на многих всемирных выставках, начиная с первой в Лондоне.
Постоянное любопытство посетителей вызывали изделия русских мастеров из драгоценных и поделочных камней. Петербургские чиновники А. А. Шерер и Л. М. Самойлов в своем «Обозрении Лондонской всемирной выставки по главнейшим отраслям мануфактурной промышленности» писали: «Колоссальные произведения Екатеринбургской гранильной фабрики и Колыванских заводов, затмевавшие своими размерами все, что оставил нам в наследие древний классический мир, слишком известны европейской публике. Яшмовые вазы и чаши, выставленные этими заводами, не обманули ожидания публики: она нашла в них все достоинства, которые всегда отличали эти произведения. Знатоки утверждали, что они вырезаны и полированы алмазом, и мы должны были прочесть им целую лекцию о производстве работ на этих фабриках, чтобы разуверить их в этом ложном убеждении».
В России издавна существовала богатая и своеобразная культура камня. Еще Петр I в 1725 г. повелел построить первую «мельницу» для обработки и полировки самоцветов и стекол — будущую Петергофскую гранильную фабрику. Вслед за Петергофской, в 1774 г., на Урале появилась Екатеринбургская гранильная фабрика, а затем на отрогах Алтая — Колыванская шлифовальная.
Так возникли три центра русской камнерезной промышленности. «Сначала, — по словам академика А. Е. Ферсмана, — затеи царского двора, а потом — три единственные в мире по размаху учреждения, призванные выявлять красоту русского цветного камня, поднять одну из важных сторон народной промышленности... Горящие синим огнем колонны Исаакия, колоссальные чаши и вазы из алтайских и уральских яшм — таких изделий не видел мир и перед ними бледнели чудесные создания эпохи Возрождения».
Истинным украшением русского отдела Лондонской выставки считали шкатулку с мозаикой Петергофской гранильной фабрики. «Надобно истощить весь лексикон похвал, — писали Шерер и Самойлов, — чтобы выразить всеобщий восторг... Некоторые посетители проводили целые дни, рассматривал это изящное произведение при всех возможных эффектах света... улавливая игру лучей, оживляющих эти мертвые камни». Сам исполнитель, мастеровой Коковин был тут налицо, «как живое доказательство непостижимого разнообразия русской смышлености, обнимающей все отрасли промышленности и искусства, не исключая флорентийской мозаики».
Шкатулка с мозаикой и барельефом из драгоценных камней удостоилась медали второй ступени. Такую же высокую оценку заслужили яшмовые вазы Екатеринбургской и Колыванской фабрик.
Особенно ошеломляюще действовали на посетителей изделия из уральского поделочного камня — малахита. Малахитовые изделия фабрики Демидовых приводили в восторг и удивление публику, теснившуюся в русском отделе, чтобы видеть это чудо., Переход от броши, которую украшает малахит, как драгоценный камень, к колоссальным дверям казался непостижимым: отказывались верить, что эти двери были сделаны из того же самого материала, который привыкли считать драгоценным.
Изделия из уральского малахита действительно поразительны по величине. Дверь размерами 4 на 2 метра оценивалась в 35 тыс. руб. Всего же было представлено 29 предметов из малахита: вазы (четыре большие общей стоимостью 62 тыс. руб. и четыре малые — по тысяче рублей каждая), камни, столы, кресла, стулья. Фабрике малахитовых изделий Демидовых в Петербурге «за разнообразные предметы для украшения и мебели из малахита» досталась высшая награда выставки.
Следует отметить, что на этой выставке было также представлено русское химическое производство, которое Шерер и Самойлов осматривали вместе с. Мишелем Шеврелем, французским химиком-долгожителем: ему в год первой Всемирной выставки было 65 лет, а он еще будет любоваться строительством Эйфелевой башни перед выставкой 1889 г. Научные работы Шевреля много значили для развития органической химии и нашли применение в производстве мыла и красителей. На Парижской выставке 1855 г. Шеврелю присудили золотую медаль за открытие стеарина и выделку свеч из него.