На литейном дворе Вера окликнула Возняка:

– Лауницу надо передохнуть.

– О, свет очей наших притомился. Такой бледный. А мы ведь только до границы Зоны добрались. – Возняк сделал еще несколько шагов, потом все же остановился. – Ладно, пусть отдохнет, выдать ему рулон туалетной бумаги.

Стецко, попрыскав спреем, подсвечивающим биологическую опасность, сел на какую-то трубу, хлебнул из фляжки, сказал умиротворенно: «Я, когда возвращаюсь из Зоны, всегда трахаю свою милую в три разных места». И застыл, прикрыв глаза, однако заметно было, что вполглаза наблюдает за всем, особенно за товарищами по группе. Возняк же с глумливой ухмылочкой взирал, как Вера щупает ногу Лауница и прикладывает к ней рогалик ультразвукового сканера.

– Перелома, похоже, нет, – сказала она, покончив со сканированием. – А вот ушиб есть, и немаленький, но отек и боль мы сейчас снимем.

Она раскрыла серебристую коробку аптечки, вытащила оттуда шприцпистолет и, вставив две желтые ампулы, сделала укол прямо через штанину.

– С такой мамочкой ты уйдешь далеко, немчонок. – Возняк сплюнул. – Попроси ее еще, чтоб на ручки взяла и дала сиську пососать. Она – вкусная…

Лауниц понимал, что Возняка пора ставить на место, тем более и Стецко уже не хранил каменное выражение, а откликался глумливой улыбочкой, но все мысли упорно крутились вокруг одного – где б облегчить мочевой пузырь.

– Рано скалишься, Школяр, – почти про себя сказала Вера, – как бы не пришлось потом скулить.

– Я скоро, схожу до того каупера и обратно, – сказал Лауниц, однако на этот раз Возняк, поймавший свирепый взгляд Веры, не откликнулся.

Когда Лауниц, сделав дело, выглянул из-за опоры каупера, сердце его сжалось. Никого из его группы не было на месте. И в то же время они… стояли на гребне террикона – именно так, как это было полчаса назад… Фигуры были несколько вытянуты и искажены, так что головы превращались в нечто, напоминающее раскрытый бутон. Словно отражения в зеркале с криволинейной поверхностью.

Лауниц почувствовал, как паника захватывает его, вот она сильно надавила на солнечное сплетение, прошла волной по пищеводу, ткнулась под кадык и отразилась по́том на спине. «Ничего особенного, – сказал он себе, – просто сумасшедшее место». Сперва вернуться назад.

Он сделал несколько шагов, и ему показалось, что ноги прилипают к земле, покрытой многосантиметровым слоем ржавчины и окалины. Одновременное ощущение клейкости и вязкости. Нет, не показалось. Напрягшись, он попытался рвануться – земля поплыла под ногами и неожиданно оказалась перед его носом. Шарики окалины сделались большими-большими и на них стали заметны зеленые крапинки. Лауниц с трудом поднялся и снова зашатался. На этот раз ноги были втянуты до щиколотки в почву, словно та оказалась из полистироловой пены. Вот хрень, он что – примагнитился?

– У тебя левый заряд, Лауниц, – послышались в ухе слова Возняка, переданные по радиоканалу, – двигайся боком, направо, иначе закопаешься, тогда тебя лишь через тысячу лет археологи отроют и скажут, нашли окаменелые останки Человека Тупого.

Однако Лауниц так и не смог сдвинуться с места.

– Не поднимай ноги, волоки их, и как бы толкай боком преграду.

Вера была уже не на терриконе, а рядом. Она не улыбалась, не показывала, что все пустяки, мол, всегда рада помочь, но и не давила негативными эмоциями как Возняк; спокойное лицо как у хорошо вышколенной медсестры, которая по долгу службы возится с инвалидами и стариковским дерьмом.

Шагов десять спустя его отпустило, ногам стало легче. Лауниц и Вера молча вернулись на место стоянки. Он гнал от себя мысль, что здесь можно утонуть на ровном месте, сгореть, лопнуть и свариться в любой момент. Иначе б страх захватил его. Ему было стыдно, что он оказался настолько слаб. Игры в стрит-рейсера закончились, здесь ему и в самом деле нужна нянька.

А Стецко и Возняк преспокойно играли в карты на щелбаны. Карты находились в «дополненной реальности», так что руки, совершающие характерные жесты, ничего не сжимали и ничего не бросали.

– Теперь его еще из сортира надо водить за ручку, – после неудачного хода пробурчал Возняк. – Видать, кроме трех кило дерьма в сутки, никаких других чудес от нашего сталкера свежеиспеченного ждать не стоит.

– Я видел вас прошлых на гребне террикона, – помедлив, сказал Лауниц. – Глюки тоже входят в меню?

Было заметно, что Возняк поймал кайф – «режиссер»-то опять обдристался.

– Есть многое на свете, друг Горацио. Да нет, не глюки. В прошлый раз мы одного ученого водили, парня с двумя дипломами. Он сказал что-то типа, что «время выворачивается в пространство». Короче, ты увидел прошлое. Зона немного поиграла с тобой. Считай это чем-то вроде миража.

– Скажи спасибо, что гнилозубый дедушка с того света не замаячил; такое, говорят, раньше случалось, и не только в подпитии. – Стецко растянул губы в улыбке, но сузившиеся глаза только усилили хищное выражение его физиономии.

– Спасибо. Надеюсь, ты сказал все. – Лауниц поймал себя на мысли, что хочет уже верить Возняку, как родному отцу. Всего лишь «время выворачивается в пространство».

– Не волнуйся, малыш, противные чучелки не схватят тебя за попку. Мама Вера всегда защитит тебя, – «подыграл» Возняк ласковым голосом из рекламы подгузников. – С левым зарядом надо работать. Снимай его так, как снимают напряжение мышц и убирают лишние мысли из головы; ну, это словно ты готовишь свою попу для использования. Не обижайся, я знаю, что среди немцев много пидорасов, а среди сценаристов – вообще все. Когда сильно дрейфишь, у тебя как раз и возникает левый заряд. А, сдается мне, дрейфишь ты сильно. Тогда знатно приклеишься, и мама Вера тебя даже своим ловким язычком отклеить не сможет.

– Физика не знает левого заряда.

Возняк ответил голосом бывалого, каким и полагается отвечать сталкеру со стажем на вопросы туповатого «черепа».

– Плевать на физику. Зона знает. Может, название не по науке, но означает, что тебя притянуло и ты рискуешь отсосать.

– Про заряд тоже ученый сказал?

– Если он и иначе сказал, то суть мы поняли. Скорее всего. Хоть мы его почти на поводке водили, все равно не довели, так что не переспросишь.

Стецко как раз сладко улыбнулся, как будто вспомнил что-то приятное.

– Я что-то слышал про мусорщика. Точнее, читал, – сказал Лауниц.

Возняк замер, показывая, что прозвучало что-то недопустимое, почти табуированное. Потом оглянулся, будто опасаясь, что кто-то услышит.

Стецко оттопырил нижнюю губу и покачал головой, показывая, что они имеют дело с безнадежным тупицей.

– Не стоит продолжать, Лауниц, лучше попей водички из фляжки и подумай о чем-нибудь веселом. Как ты, например, играешь в пятнашки с мамой Верой.

– Ладно, это так, очередная сталкерская легенда. – Возняк скривил рот, показывая отношение к «романтическому периоду», хотя было видно, что его тянет рассказать. – Предположительно, Посетители по любви к чистоте решили тут прибраться и завели какую-то тварь, которая наводит порядок. Мы называем это пакостное существо – мусорщик. Его еще именуют дворник, уборщик, финалайзер, каждый кличет его по-своему, в меру своей испорченности. Так вот, мусорщик прибирает не где-нибудь, а в прошлом, утилизирует его, так сказать, выжимая из всего отжившего какую-то особую энергию, вроде как воду из мочалки. Типа зачем пропадать добру, отдай неизрасходованную силу. Для нас, людей, то, что стало прошлым, не играет особого значения, а для тех, кто устроил Зону, оно как бы существует. Поэтому мы тут регулярно видим кино «время-в-пространстве».

– Насрать, меня от этого не колбасит, – оттопырив нижнюю губу, произнес Стецко. – Я в прошлое не собираюсь, чего я там не видел.

– Это потому что у кое-кого член вместо головы, – дала свой «диагноз» Вера.

– Завели мусорщика Посетители или не завели, нам дела нет, – продолжил Возняк. – Но есть мнение, что тварь эта может выйти из прошлого и почистить настоящее, чтобы упростить себе работку; потому как все дерьмо приплывает туда отсюда. И если это правда, то уже сильно паршиво, но это неправда. И еще – мусорщик может принимать человеческий облик, в смысле, тех, кто уже скопытился. Это перекликается с еще одной сталкерской легендой о «живых покойниках» вроде знаменитого Папани Шухарта, который и после смерти мог засосать бутылку вискаря, с байками о «ходячих мертвецах» и трупаках, танцующих хип-хоп… Ладно, двинулись. Я – первый, мадам Вера – замыкающая.