– Ваша оценка возможности успешного противодействия? – вдруг спросил Паркер, и хотя Питер понимал, что этот вопрос будет задан, он некоторое время колебался.

– Полчаса назад я ставил бы десять против одного, что смогу осуществить этап «Дельта» ценой жертв только среди захватчиков.

– А теперь?

– Теперь я знаю, что это не одурманенные фанатики. Они, вероятно, подготовлены и вооружены не хуже нас, а операция готовилась годами.

– Каковы же наши возможности?

– Я сказал бы, что золотой середины нет. Потерпев неудачу, мы получим сто процентов жертв. Погибнут все на борту и вся команда «Тора», участвующая в операции.

– Ладно, Питер. – Паркер откинулся в кресле, что означало конец беседы. – Я переговорю с президентом и премьер-министром, они поддерживают со мной связь. Затем поставлю в известность послов и в течение часа вернусь к вам.

Экран опустел, и Питер почувствовал, что сумел подавить свою ненависть. Теперь он был холодно спокоен и готов к эффективным действиям, как скальпель хирурга. Готов к работе, к которой так тщательно готовился, и способен хладнокровно оценивать свои шансы на успех и поражение.

Он нажал кнопку вызова. Колин ждал за звуконепроницаемой переборкой в командной кабине и появился немедленно.

– Парни разобрали гранату. Первый сорт. Предположительно взрывчатка новейшего советского производства, граната фабричного изготовления. Профессиональное оружие – и оно сработает. Сработает, парень, не сомневайся.

Питер в общем-то не нуждался в этом подтверждении. Колин, усевшись в кресло напротив Питера, продолжал:

– Мы пропустили запись через телепринтер Вашингтона... – Он наклонился и проговорил в микрофон: – Пустите запись, вначале без звука. – И мрачно сказал Питеру: – Это и есть дурная новость, которую я пообещал.

На центральном экране пошла запись, сделанная из кабинета, выходящего на зону обслуживания.

Изображение «боинга». Задний план искажен увеличением и волнами нагретого воздуха, поднимающимися от раскаленного бетона.

На переднем плане голые плечи и спина Питера, он идет к самолету. Пленку проматывают с замедлением, так что Питер почти не сдвигается с места.

Неожиданно передняя дверь самолета начала отодвигаться, и оператор мгновенно еще увеличил изображение.

Показались два пилота и стюардесса. Несколько кадров, и изображение опять увеличилось. Объектив быстро приспособился к темноте внутри, показалась голова великолепной блондинки. Но вот эта голова чуть повернулась, милые губы шевельнулись: прежде чем снова повернуться лицом к камере, девушка что-то сказала – как будто два слова.

– Хорошо, – сказал Колин. – Прогоните еще раз, со звуком.

Снова пошла запись: открылась дверь, показались трое заложников, золотая голова повернулась, и на фоне сильного треска и шипения послышались слова Ингрид: «Нет слайда».

– Нет слайда? – переспросил Питер.

– Давайте еще раз и пропустите звук через фильтр, – приказал Колин.

На экране знакомое изображение, золотая голова на длинной шее поворачивается.

– Это слайд? – Питер был не вполне уверен, что расслышал верно.

– Хорошо, – сказал Колин технику. – Пустите снова с резонансной модуляцией.

Снова то же изображение: голова девушки, полные губы раскрылись, девушка что-то говорит кому-то невидимому в салоне.

Теперь слышно было ясно и четко. Террористка сказала: «Это Страйд». И Питеру показалось, что его ударили кулаком в живот.

– Она тебя узнала, – сказал Колин. – Нет, дьявольщина, она рассчитывала, что придешь ты!

Мужчины переглянулись. На красивом жестком лице Питера отразилось дурное предчувствие. «Атлас» был одной из самых засекреченных организаций. Лишь двадцать человек за ее пределами знали о ее существовании. В том числе президент США и премьер-министр Великобритании.

Несомненно, всего четверо или пятеро знали, кто командует отрядом «Тор» в «Атласе». И тем не менее, слова девушки не вызывали сомнений.

– Прокрутите еще раз, – резко приказал Питер.

Они напряженно ждали этих двух слов, и вот свежий молодой голос произнес их.

«Это Страйд», – сказала Ингрид, и экран потемнел.

Питер закрыл глаза и помассировал веки. С легким удивлением он понял, что не спал уже сорок восемь часов, но его беспокоила не физическая усталость, а нежданное и отчетливое сознание предательства и неслыханного зла.

– Кто-то выдал «Атлас», – негромко сказал Колин. – Какой-то подонок. Теперь они должны все о нас знать.

Питер опустил руку и открыл глаза.

– Я должен снова поговорить с Кингстоном Паркером.

Паркер на экране казался рассерженным и взвинченным.

– Вы перебили президента!

– Доктор Паркер, – спокойно сказал Питер, – обстоятельства изменились. По моему мнению, вероятность успешного проведения «Дельты» значительно уменьшилась. Теперь шансы по крайней мере равные.

– Понятно. – Паркер сдержал гнев. – Это важно. Я сообщу президенту.

Сливные баки в уборных давно заполнились, чаши унитазов тоже. Несмотря на кондиционеры, вонь пропитала салоны.

От строгого распределения и ограничения пищи и воды большинство пассажиров впало в оцепенение или страдало от голода, дети капризничали и плакали.

Страшное напряжение начинало сказываться и на похитителях. Они несли без преувеличения непрерывную вахту: четыре часа беспокойного сна, потом четыре часа бдительности и действий. Красные хлопчатобумажные рубашки измялись и – следствие нервного и физического напряжения – под мышками потемнели от пота, глаза налились кровью, настроение упало.

Незадолго до полуночи темноволосая Карен сорвалась – пожилой пассажир не сразу подчинился ее требованию вернуться на место после похода в туалет. Впав в истерический гнев, она несколько раз ударила старика по лицу рукоятью пистолета и рассекла ему щеку до кости. Только Ингрид смогла успокоить ее, увела в отгороженную портьерой кухню туристского салона, ласкала и обнимала.

– Все будет хорошо, liebchen. – Она погладила Карен по голове. – Надо еще чуточку потерпеть. Ты же сильная. Еще несколько часов, и мы примем дозу. Уже скоро.

В течение нескольких следующих часов Карен старательно сдерживала дрожь в руках и, хотя была бледна, смогла снова занять свое место в конце салона.

Казалось, силы Ингрид неиссякаемы. Ночью она медленно расхаживала по проходу, тихонько разговаривая с теми пассажирами, кто не мог уснуть, успокаивая их обещанием немедленного освобождения.

– Завтра утром мы получим ответ на свои требования, и все женщины и дети будут освобождены – все будет в порядке. Подождите немного и увидите.

В самом начале первого к ней в кабину пилотов пришел толстячок-врач.

– Бортинженер очень плох, – сказал он. – Если его немедленно не увезти в больницу, он умрет.

Ингрид прошла к бортинженеру и склонилась над ним. Кожа у него была сухая и обжигающе горячая, дыхание неровное и поверхностное.

– У него отказывают почки, – пояснил врач. – Последствия шока. Здесь мы не можем ему помочь. Его нужно отправить в больницу.

Ингрид взяла бортинженера за здоровую руку.

– Увы, это невозможно.

– Разве вам не жаль его? – горько спросил врач.

– Жаль – но жаль и все человечество, – ответила она. – Он один. А там миллионы.

Гору с плоской вершиной освещали прожектора. Был самый разгар отпускного сезона, и прекраснейший залив мира демонстрировал свои прелести десяткам тысяч туристов и отпускников.

В пентхаусе высокого здания, названного, как многие строения и общественные сооружения в Южной Африке, в честь политической посредственности, допоздна заседал кабинет министров и его советники по особым вопросам.

Во главе длинного стола виднелась плотная, грузная фигура премьер-министра с бульдожьей головой, мощная и неподвижная, как гранитная скала в южноафриканском вельде. Премьер-министр главенствовал в этой большой, обшитой панелями комнате, хотя почти ничего не говорил, лишь изредка одобрительно кивал или хрипло ронял несколько слов.