Скоро на шлюпку было подобрано восемь буйков, выброшенных с судна в помощь упавшим в воду пассажирам, а дяди Карла все-таки нигде не было видно. Недоумение на шлюпке достигло крайних пределов, когда на мачте «Волшебной стрелы» неожиданно был поднят сигнал к возвращению.

Ганс не на шутку встревожился, хотя его и старались успокоить, уверяя, что его родственника, вероятно, подняли прямо на борт судна.

Как бы то ни было, но, повинуясь сигналу, шлюпка быстро направилась в обратный путь.

Посмотрим теперь, что происходило на палубе «Волшебной стрелы» с того самого момента, как Ганс бросился в воду.

Как только Бруно поднялся на ноги при помощи матроса и капитана, выбежавшего наверх при первых свистках тревоги, этот последний сейчас же приступил к расспросам.

— Скажите, пожалуйста, молодой человек, как все это произошло, кто первый упал в воду, — ваш дядя или господин Агадарас?

— Ах, господин капитан, я, право, не знаю, что и подумать обо всем этом, — отвечал едва пришедший в себя Бруно, — однако, мне кажется, что мой дядя вовсе и не падал в воду.

— Вовсе не падал в воду? — удивленно воскликнул капитан. — Но ведь это видели два матроса и вахтенный! Нет, вы просто, вероятно, еще не оправились после падения.

Бруно действительно имел какой-то растерянный, возбужденный вид.

— Конечно, может быть, я и ошибаюсь, — отвечал он, — однако это легко можно проверить — пошлите в каюту к дяде, — вот и все.

Убежденный тон этого ответа несколько поколебал уверенность капитана.

— Послать в каюту, конечно, не трудно, — согласился он, — но все же матросы и вахтенный не могли ошибиться.

Послав, тем не менее, за справками, он усадил молодого человека в кресло, а сам принялся наблюдать в подзорную трубу за ушедшей в море шлюпкой. Наконец посланный матрос вернулся и отрапортовал что-то своему начальнику на малайском наречии. Бруно не понял, конечно, его доклада, но по удивленному лицу капитана догадался, что дядя его действительно оказался в каюте.

— Непонятно, очень непонятно, — растеряно заговорил между тем капитан, обращаясь к Бруно, — знаете ли вы, ведь ваш дядя действительно оказался на месте, но поразительнее всего то, что ваш слуга или компаньон, мистер Иоганн, найден в его каюте связанным и с головой завернутым в одеяло.

Бруно вскочил от удивления при столь неожиданном сообщении.

— Боже мой, да что же там произошло? — воскликнул он с беспокойством, — пойдемте туда скорее, капитан!

Оба поспешили вниз и, подходя к каюте дяди Карла, уже услышали, к немалому своему удивлению, что за дверью шли довольно крупные пререкания.

Когда же они вошли в саму каюту, то глазам их представилось весьма странное зрелище. Дядя Карл, полураздетый, завернутый в простыню, но все же с неизменными очками на носу, в позе древнегреческого оратора, стоял посредине комнаты, вытянувшись во весь свой огромный рост. Он величественно простер руку по направлению к маленькому, толстенькому человеку, который бессильно лежал в креслах, представляя картину полного недоумения, изнеможения и страдания. Это-то жалкое в данную минуту существо и был не кто другой, как злополучный Иоганн, занимавший при профессоре Курце и его племянниках бесконечный ряд должностей, от повара до казначея и от казначея до равноправного товарища по путешествию.

Дядя Карл был, очевидно, в страшном негодовании. Увидя вошедших, он был, очевидно, рад поделиться с кем-нибудь своими чувствами.

— Милостивые государи, — обратился он к ним, — вот вам образец жалкой трусости! Вот перед вами человек, который умудрился до того начинить свою фантазию всевозможными опасностями, что в конце концов, за неимением действительных приключений, создает мнимые! Знаете ли вы, что он хочет уверить меня, будто бы сегодня ночью на него напала толпа пиратов, он клянется, что был связан ими, но этого мало, он требует, чтобы я, — слышите ли, чтобы я — поверил всем этим бредням!

Господа, войдите в мое положение, я битых полчаса добиваюсь от него моего костюма, — только моего костюма, и он целый час заставляет меня щеголять Аполлоном Бельведерским!

— Но ведь его нет уже, господин профессор, — простонал несчастный Иоганн, — клянусь вам, что ваш костюм похищен пиратами.

— Как! похищен пиратами! Вот этой еще глупости только и недоставало. Да слыханное ли дело, чтобы в двадцатом веке…

— Подожди-ка, дядя, дело-то, видишь ли, в том, что костюм-то твой в настоящую минуту, действительно, находится в волнах Индийского океана, — вмешался Бруно.

Профессор Курц даже подпрыгнул от изумления при этом неожиданном сообщении.

— В волнах океана, это еще что за новости, слышите ли вы, господин капитан, что за чепуху несут они оба!

— Позвольте, господин Курц, — заговорил капитан озабоченным тоном, — здесь, по-видимому, произошло действительно непонятное событие, — я даже думал, что и сами вы в настоящую минуту находитесь за бортом «Волшебной стрелы» и, признаюсь, чрезвычайно удивлен, найдя вас здесь.

На этот раз профессор был не только поражен, но даже испуган единодушием своих собеседников и в голове у него уже мелькнуло опасение за целость их умственных способностей.

— Но, господин капитан, с какой же стати, согласитесь сами, полезу я за борт без всякой видимой к тому причины, — забормотал он, мигая глазами с видом полного недоумения.

— Да неужели же вы не слыхали тревожных свистков на «Волшебной стреле?»

— А почему же я-то могу знать, какие свистки тревожные, а какие спокойные; и наконец, я первый раз слышу, что пассажиры, услышав тревожные свистки, обязаны очертя голову бросаться в воду!..

Кое-как капитану удалось наконец завладеть вниманием профессора и рассказать ему обо всем случившемся. Но едва ученый муж услыхал, что Ганс находится в настоящую минуту в опасности, как не стал слушать дальше и, дополнив костюм Аполлона Бельведерского светло-серым европейским цилиндром, стремглав кинулся на палубу, сопровождаемый остальными собеседниками.

К счастью, там он мог уже успокоиться, так как в это самое время шлюпка подошла уже к «Волшебной стреле» и ее подымали на борт вместе с пришедшим в себя индусом. Ступив на палубу, этот странный человек сейчас же направился к Бруно и, к общему удивлению, горячо поблагодарил его за оказанную услугу.

— Милостивый государь, если вы и обязаны кому-нибудь благодарностью, то, конечно, скорее моему брату, но не мне, — отвечал Бруно.

— Я благодарил уже вашего брата, — возразил тот, — но… — прибавил он тихо, — люди иногда не видят того, на что устремлены их взоры. Поверьте, что вам я обязан на всю жизнь и, чем могу, постараюсь отблагодарить вас.

Пожав руку молодому человеку с необыкновенной теплотой для столь сдержанного человека, он удалился в свою каюту, оставив в глубоком удивлении всех, столпившихся на палубе «Волшебной стрелы».

— Ну, твой приятель действительно весьма странный человек, — задумчиво проговорил Ганс, обращаясь к брату.

— Ага, ты это наконец находишь, ну, мы об этом еще поговорим, а теперь пойдем-ка в каюту. Ты напитан водой, как губка, и тебе необходимо переодеться.

Говоря таким образом, Бруно увлек брата в каюту, чтобы помочь ему там привести себя в порядок.

Оставшиеся на палубе молчаливо толпились вокруг профессора и капитана, которые задумчиво стояли друг против друга.

Наконец ученый первый прервал молчание.

— Однако, как бы то ни было, а вещи-то мои все-таки кем-то похищены! — в раздумье проговорил он.

— Ага, надеюсь, что теперь вы не станете уже сомневаться в том, что сегодня ночью на меня было сделано отчаянное и решительное нападение пиратами, — жалобно заметил Иоганн.

— А я знаю только то, что в воду на моих глазах прыгнули три человека, а из воды мы подобрали только двоих, — мрачно проговорил бывший вахтенный.

Это замечание дало дальнейший ход расследованиям.

— Кого же не хватает на борту? — обратился капитан к своему помощнику.

— Господин капитан, я уже поверял людей, и на «Волшебной стреле» экипаж и пассажиры все находятся налицо.