Внизу, у входной двери, с кем-то вполголоса разговаривает Манохар. Да, это голос Судхира. Поздно же он явился! А ведь он знал, что сегодня аукцион. Он пришел, когда… А она так надеялась на него!.. Теперь Судхир смотрит на нее совсем другими глазами. То, что при муже только вспыхивало в нем украдкой, теперь пылает неугасимым огнем. Она уже не может вынести его взгляда, когда он, не мигая, смотрит ей в глаза. Но кто же, кроме Судхира, может ей помочь?

— Вас зовут вниз, госпожа!

Она вздрагивает. В дверях стоит Манохар. Он смотрит на нее печальным взглядом, хочет что-то сказать и не может решиться.

А во дворе все смолкло — распродажа закончилась. На секунду задержав взгляд на сером прямоугольнике, она резко захлопывает альбом и встает.

Когда Бэла спускается по лестнице, у нее такое чувство, что она уносит с собой отсюда то неотъемлемое и сокровенное, что было ее единственным достоянием в стенах этого дома.

_____

Перед заходом солнца на песчаный берег, широкой полосой протянувшийся вдоль моря, стекается из города пестрая, разношерстная толпа: богатые идут сюда, чтобы насладиться вечерней прохладой, люди со средним достатком — просто поглазеть и потолкаться среди нарядно одетой публики, а бедняки — чтобы поднести кому-нибудь ковер или корзинку с провизией и заработать несколько анн. В эти часы на берегу можно встретить и индуса в дхоти, и правоверного мусульманина в красной феске, и даже патера в сутане. С наступлением сумерек на пляже вспыхивают электрические фонари, и тогда весь берег сверкает и переливается огнями словно драгоценное ожерелье на темно-синем бархате южной ночи.

В этот вечер в толпе у моря бродил мальчишка лет тринадцати. Смуглый, почти черный цвет лица выдавал в нем южанина. Был он бос, с непокрытой головой; на худеньком теле — только длинная застиранная рубаха да короткие грязные штаны. Из-под копны спутанных жестких волос весело и озорно сверкали большие черные глаза. Приблизившись с независимым видом к полуразобранной шамияне[41], маленький оборванец смело наступил на расстеленное на песке полосатое полотно, встал в позу оратора, выбросил вперед руку и принялся что-то вполголоса декламировать. Какой-то мужчина прикрикнул на незваного гостя и швырнул в него палкой. Мальчишка показал ему язык и отпрыгнул в сторону, но при этом налетел на нищего, который жалобным голосом вымаливал подаяние. Нищий выругался. Мальчишка состроил ему рожу, поддел ногой обломок кирпича и отшвырнул далеко в сторону.

Вдали в последних лучах солнца нежно золотился Малабарский холм. По его склону змеей вилась дорога, а по ней, точно букашки, поблескивая, бежали вереницей легковые машины. Мальчишка засмотрелся на них и ушиб ногу о камень, торчавший из песка. Охнул, присел на корточки, присыпал ссадину мелким песком, а потом, бормоча какое-то заклинание, сдунул песчинки с ладони.

Ниже, шагах в тридцати, лениво вздыхало море. Волны одна за другой набегали на берег и с мягким шорохом откатывались назад, оставляя на песке белую каемку пены. Им на смену спешили новые волны, и казалось, что каждая старается забежать дальше своей предшественницы.

А над морем, у самой линии горизонта, вытянулись два темных облака. Они почти слились в одно и были похожи на двух гигантских крокодилов, сцепившихся в смертельной схватке. Мальчик долго, не мигая, следил за их борьбой. А когда один крокодил проглотил другого, он махнул рукой и, присев на песок, стал собирать выброшенные морем раковины. У его ног копошились маленькие крабы и еще какие-то безымянные твари. Битые раковины мальчик отбрасывал в сторону, а целые протирал подолом рубахи, отбирал из них самые красивые и засовывал в карман.

Между тем сумерки сгустились, и находить раковины становилось все труднее. Мальчик поднял с песка большую раковину и долго вертел ее в руках. Да, красивая, очень красивая, но край у нее отбит… Наконец он вздохнул и бережно положил свою находку на прежнее место. Несколько минут простоял, не двигаясь, наблюдая за темными, мягко рокочущими волнами, потом повернулся в сторону шоссе. Глазок светофора равнодушно мигал, становясь из красного желтым, из желтого — зеленым. Глухо урча, по асфальту мчались большие красные автобусы и приземистые, блестящие лаком легковые машины.

Мальчишка пошел вдоль берега в людской толчее, с любопытством вглядываясь в каждое лицо, в каждую фигуру. Он увидел продавца воздушных шаров, который привязал свой товар к фонарному столбу. Проходя мимо, маленький бродяжка как бы нечаянно зацепил бечевку, и вся многоцветная гроздь шаров всколыхнулась и заблистала в лучах фонаря. Продавец сердито обернулся, но озорник уже убегал большими прыжками, придерживая набитый раковинами карман.

Вскоре в его голове родилась новая затея. С лукавым видом оглядевшись по сторонам, он сцепил руки за спиной, судорожно задергал головой и заковылял по берегу, едва переставляя негнувшиеся ноги, словно парализованный. Так он доковылял до невысокой каменной колонны, в темной нише которой можно было различить изваяние какого-то божества. Он дважды обошел колонну и вдруг, будто чудом исцелившись от недуга, вприпрыжку помчался туда, где в ярком круге света под фонарем несколько человек — видимо, одна семья — играли в мяч. Теребя пальцами свою давно не мытую шевелюру и одновременно почесывая правой пяткой икру левой ноги, мальчик с жадным интересом стал следить за игрой. Но уже через минуту все его внимание сосредоточилось на девушке лет шестнадцати, тоненькая фигурка которой вместо пояса была стянута сложенной вчетверо голубой шалью. Всякий раз, когда мячик пролетал над ее головой, девушка быстро подпрыгивала, стараясь его перехватить. Мальчуган так увлеченно следил за ней, что непроизвольно повторял все ее движения: то настороженно застывал в ожидании, то стремительно взвивался вверх.

— Мальчик!.. Эй, мальчик! — послышался сзади нетерпеливый окрик. В нескольких шагах от играющих стоял сухощавый парс[42]. Он держал на руках сонного ребенка, уткнувшегося носиком ему в плечо. Мальчишка только сердито глянул на парса и продолжал следить за игрой.

— Эй, поди-ка сюда, — снова позвал парс. — Донеси ребенка до Шитальбага — получишь одну анну.

— Я занят! — отмахнулся мальчик, не оборачиваясь.

— Видали негодяя? Он занят! — непритворно изумился парс. — Ну, ладно, иди сюда, получишь две анны.

— Я занят! — упрямо повторил мальчик. И вытащив из кармана большую раковину, высоко подбросил ее в воздух и поймал на лету.

— Вот негодяй! — снова возмутился парс и обернулся к жене. Та стояла позади, устало склонив голову набок, и ничего не ответила. Парс кинул на мальчишку яростный взгляд, осторожно пересадил ребенка на другую руку, взял под локоть жену и двинулся по направлению к городу, что-то сердито бормоча себе под нос.

В эту минуту мячик, брошенный девушкой, описав большую дугу, упал далеко позади играющих и, подпрыгивая, покатился к воде. Девушка испуганно вскрикнула. Мальчуган сорвался с места и кинулся вдогонку за мячом. Прежде чем набегающая волна успела подхватить резиновый шарик, он схватил его и побежал обратно, высоко подбрасывая мяч над головой.

— Молодец! — пробасил господин с толстой шеей, видимо глава семьи, принимая брошенный мальчиком мяч.

— И как это ему удалось поймать его! — произнесла девушка нараспев. Голос у нее был мягкий, бархатистый.

Мальчик взглянул на нее и застенчиво улыбнулся.

— Иди-ка сюда, мальчик, помоги нам вещи собрать, — стараясь говорить ласково, проскрипела костлявая дама — мать девушки. — Донесешь до дому — заработаешь пару анн. Ведь надо же тебе покушать, бедняжка!

Мальчишка молчал.

— Ну как, согласен? — сердито спросил мужчина.

— Согласен, — ответил мальчик ему в тон.

— Ну, тогда собирай посуду и складывай в корзинку, — и мужчина кивнул на тарелки и ложки, разбросанные на ковре.