Этот бизнес, органлеггерство, имеет три аспекта.

Во-первых — это похищение людей с целью умерщвления. Занятие весьма рискованное. Запасники органов за счет добровольцев не пополняются. Казнь приговоренных к смерти преступников является государственной монополией. Поэтому-то и приходится преступным образом добывать доноров — на заполненных пешеходами тротуарах крупных городов, в зданиях аэровокзалов, в автомобильных пробках, искусственно создаваемых какой-нибудь машиной с «внезапно» отказавшим стартером… Это может случиться где угодно.

Продажа подобным образом раздобытых органов столь же опасна, потому что даже у самого отчаявшегося больного нет-нет да и пробуждается страх перед законом. Он может спокойненько купить свой трансплантат, а потом двинуть прямехонько в РУКА, благодаря чему вылечит свою болезнь, а заодно с нею — и совесть, выдав полиции целую банду органлеггеров. Поэтому продавец органов должен оставаться неизвестным, несмотря даже на то, что повторно продажа в одни и те же руки практически маловероятна.

Третий аспект является чисто техническим, медицинским. По всей вероятности, это наиболее безопасная часть всего бизнеса. В любом госпитале есть куда спрятать добытые из-под полы органы. Заказчик сидит себе и спокойно ждет, когда еще живым в госпиталь будет доставлен нужный ему донор. Столь же спокойно отсылаются из госпиталя здоровые печени, различные железы и квадратные метры кожи, надлежащим образом помеченные, чтобы предупредить отторжение при пересадке.

Но это все тоже не так легко, как кажется на первый взгляд. Ведь для операций нужны врачи. Притом хорошие врачи.

Вот где Лорен чувствовал себя, как рыба в воде. У него была монополия на врачебные услуги.

Где он добывал медиков? Мы все еще пытаемся это выяснить. Каким-то образом, ему удалось найти абсолютно беспроигрышный способ вербовки талантливых, но потерявших совесть врачей. Действительно ли, что он все организовывал сам без компаньонов? Наши источники свидетельствовали, что это именно так. Этот человек держал в своих руках половину Североамериканского Западного побережья.

Лорен. Ни голоснимков, ни отпечатков пальцев или узоров сетчатки глаз. У нас не было даже его словесного портрета. Все, чем мы располагали, — это фамилия его и несколько возможных подручных.

Одним из них был Кеннет Грэхем.

Голографический снимок оказался очень приличным. По всей вероятности, он был сделан в профессиональном ателье. У Кеннета Грэхема было вытянутое, типично шотландское «лошадиное» лицо с впалыми щеками и небольшим жестким ртом. На голоснимке он пытался улыбаться и одновременно с этим выглядеть солидно. В результате же получилось, что выглядел он довольно нелепо. Волосы у него были светло-песочные, очень коротко подстриженные. Над светло-серыми глазами брови были настолько бесцветными, что вообще едва просматривались.

Прибыл мой завтрак. Я откусил кусок бутерброда и обнаружил, что голоден гораздо сильнее, чем мне казалось.

Компьютер выплюнул передо мною на выползавшей из щели терминала ленте целый ряд голоснимков. Я быстро пробежался по ним взглядом, держа бутерброд в одной руке и перещелкивая тумблеры другою. Некоторые из них не отличались четкостью: они были сделаны скрытыми камерами через окна магазина Грэхема. Ни на одном из них он не совершал чего-либо предосудительного. И ни на одном из них не улыбался.

Электрическими наслаждениями он торговал уже на протяжении двенадцати лет.

Пристрастившиеся к электрическим радостям люди имеют одно немаловажное преимущество перед наркоманами. Они не зависят от тех, кто их совратил на этот путь. Для тех, кто злоупотребляет наркотиками, поставщик может всегда повысить цену на свой товар. Иное дело электричество. Оно дешево и общедоступно. С продавцом экстатических электроудовольствий встречаешься всего один раз: когда он производит необходимую операцию по вживлению электродов и продает дроуд — электронный преобразователь, вырабатывающий соответствующие импульсы. При этом никого не обманывают и никого не волокут силком. В этом-то и заключается своеобразная честность при приобщении жертвы к пагубному пристрастию. Покупатель знает, на что он идет и что это пристрастие будет ему доставлять, — так же, как и то, что с ним будет в результате этого впоследствии.

И все же — нужно быть полностью лишенным малейшей человечности, чтобы сделать подобный промысел источником своего благополучия, как это сделал Кеннет Грэхем. Иначе, он разогнал бы всех своих покупателей. Никто не становится рабом пагубного пристрастия к электричеству постепенно, как это происходит в случае использования наркотиков. Решение принимается один раз и навсегда, после чего человек решается на операцию еще даже не вкусив хотя бы раз того удовольствия, которое он возжелал. Каждый из клиентов Кеннета Грэхема переступает порог его магазина только после того, как окончательно решил порвать с остальным человечеством.

Какой поток отчаявшихся и потерявших всякую надежду людей должен был пройти через магазин Грэхема! Неужели они никогда не являются ему во сне? Если Кеннет Грэхем ночью спит крепко, значит…

…значит нет ничего удивительного в том, что он стал органлеггером.

Его бизнес был сравнительно безопасным. Отчаянье — это непременная характерная черта всех будущих потребителей электрических радостей. Люди, которых никто не ценит, которые никому не нужны и которых никто не станет искать в случае их исчезновения, текли неиссякаемым потоком через магазин Кеннета Грэхема. Поэтому-то все и оставалось шито-крыто. Ну кто обратит внимание на исчезновение таких людей?

Я еще раз быстро пробежался взглядом по ленте, чтобы выяснить, кто персонально отвечает за слежку над Грэхемом. Джексон Бера. Я тут же позвонил ему.

— Он находится под наблюдением скрытых камер, — пояснил Бера, — вот уже три недели. Это самая настоящее разбазаривание сил наиболее высокооплачиваемых агентов РУКА. Вполне вероятно, что он вообще ни в чем не замешан. Или, может быть, его каким-нибудь образом заранее предупредили.

— Тогда почему же вы не прекратите наблюдение за ним?

На лице Бера отразилось возмущение.

— Потому что мы ведем наблюдение всего лишь какие-то три недели. Сколько доноров, как вы полагаете, ему нужно за год? Два. Читайте отчеты. Чистая прибыль с одного-единственного донора превышает миллион марок ООН. Грэхем может позволить себе быть особо осмотрительным в выборе своих клиентов.

— М-да.

— Но он все-таки несколько оплошал. По меньшей мере двое из его покупателей исчезли за прошлый год. Покупателей, у которых были семьи. Вот что нас на него и вывело.

— Значит, вы без особой гарантии успеха можете наблюдать за ним следующие шесть месяцев. Все это время он может просто дожидаться, пока на него не набредет подходящий клиент.

— Разумеется. Он обязан подавать письменное уведомление о каждом своем покупателе. Это дает ему право задавать своим клиентам личные вопросы. Если у посетителя его магазина есть родственники, Грэхем отпускает его подобру-поздорову. У большинства людей, как вы сами понимаете, родственники имеются. И тогда, — с грустью в голосе произнес Бера, — он снова и снова может быть чист перед законом. Кроме того, бывают случаи, когда любители электричества исчезают и без всякой помощи со стороны органлеггеров.

— Почему мне на глаза не попался ни один из голоснимков Грэхема у него дома? Неужели вы ведете наблюдение только за его магазином?

Джексон Бера запустил руку в свою роскошную черную шевелюру.

— Разумеется, мы ведем наблюдение и за его домом, но внутрь его нам камерой не пробраться. Это квартира внутри здания. Без окон. Вам известен принцип скрытой слежки?

— Не очень-то. Я только знаю о том, что таких камер натыкано повсюду великое множество.

— Эти устройства столь же древнего происхождения, как и лазеры. Старейший из описываемых в учебниках трюков — это поставить зеркало в комнате, которую вы вознамерились тайно прослушивать. Тогда вы пускаете луч лазера через окно или даже сквозь плотные шторы и принимаете его отражение от зеркала. При этом он модулируется вибрациями стекла и дает вам прекрасную запись всего, о чем говорят в этой комнате. Но для получения изображения необходимо нечто более изощренное.