— И насколько же нам удается изощряться?

— Мы в состоянии направить следящий луч в любую комнату с окнами. Мы можем даже направить его через некоторые виды стен. Дайте нам оптически плоскую поверхность, и мы сможем направить его даже огибая угол.

— Но вам обязательно необходима наружная стена.

— Вот именно.

— Что сейчас делает Грэхем?

— Секундочку. — Лицо Бера исчезло с экрана. — Только что кто-то вошел к нему. Грэхем с ним разговаривает. Хотите глянуть сами?

— Разумеется. Оставьте его на экране. Я выключу изображение, когда отпадет необходимость в дальнейшем наблюдении.

На мгновение экран погас, затем перед моим взором предстал врачебный кабинет. Если бы я рассматривал его, заранее не зная, что это, я бы обязательно решил, что это зубной кабинет. Было в нем удобное откидное кресло с подушечками под голову и площадкой для ног. Рядом с ним стоял лабораторный столик с инструментами, аккуратно разложенными на его рабочей поверхности на чистой белой салфетке. Письменный стол в углу. Кеннет Грэхем беседовал с невзрачной девушкой с крайне усталым лицом.

Я прислушался к прямо-таки отеческим заверениям Грэхема, и яркому описанию всех волшебных свойство электрической стимуляции центров наслаждения. Когда слушать все это мне стало совсем невмоготу, я приглушил звук. Девушка заняла свое место в кресле, и Грэхем что-то поместил над ее головой.

Ничем не примечательное лицо девушки вдруг стало прекрасным.

Счастье всегда красиво само по себе. Лицо девушки озарилось неподдельной радостью, и только теперь я понял, что ничего еще не смыслю в ремесле продажи дроудов. По-видимому, у Грэхема был такой индуктор, который вводил ток в любое нужное место под черепной коробкой и без вживления каких-либо проводников. Он мог продемонстрировать перед клиентом, что такое электрическая стимуляция, даже не прибегая к электродам в мозгу для первого раза.

Каким же сильнодействующим аргументом это было!

Грэхем выключил аппаратуру. Впечатление было такое, будто этим жестом он выключил и саму девушку. Она какое-то мгновение еще сидела ошеломленная, затем быстро потянулась к своей сумочке и стала лихорадочно в ней рыться.

Я уже не в состоянии был терпеть больше. И выключил экран.

Не так уж удивительно, если Грэхем стал органлеггером. Ему нужно было лишиться вообще какого бы то ни было человеческого сострадания уже для того только, чтобы продавать свой товар.

Но все-таки, подумал я, должен был еще существовать кокой-то мощный внешний стимул, чтобы он окончательно созрел. Чтобы он смог стать еще чуть-чуть более бессердечным, чем миллиарды остальных земных жителей. Хотя и не очень. Каждой избиратель в душе своей немножко органлеггер. Ведь вводя смертную казнь за совершение многих, даже незначительных преступлений законодатели всего лишь уступали нажиму, оказываемому на них избирателями. Все меньше оставалось в обществе уважения к ценности человеческой жизни как таковой.

У нас в Белте были совсем иные представления на сей счет. Там умение выживать само по себе было великим достоинством, а жизнь каждого считалась вещью драгоценной. Слишком редкая среди безжизненных скал, она одним своим существованием противостояла убийственной пустоте межпланетного пространства.

Поэтому-то мне и пришлось вернуться на Землю за своим трансплантатом.

Мой запрос был удовлетворен через два месяца после того, как я приземлился. Почему так быстро? Позже я узнал, что в запасниках всегда имеется излишек определенных частей тела. В наши дни очень редко кто-либо теряет руки. И еще я узнал через год после того, как мне была произведена трансплантация, что я пользуюсь рукой, отобранной из подпольного хранилища органлеггеров.

Это стало для меня настоящим потрясением. Я надеялся на то, что моя рука будет взята у какого-нибудь изощренного убийцы-маньяка, у того, например, кто застрелил с крыши здания четырех медсестер. Отнюдь нет. Она была отнята у какой-то безымянной жертвы, которой выпало несчастье встретиться на своем жизненном пути с вурдалаком, а я был этим облагодетельствован.

Ну и что, я в припадке отвращения вернул свою новую руку? Разумеется, даже и не подумал это сделать. Я поступил работать в РУКА, некогда Региональное Управление Кадровой Агентуры, а ныне — Калифорнийский филиал Полиции Организации Объединенных Наций. Хотя я и украл у мертвеца его руку, не прочь был поохотиться за родичами тех, кто его убил.

Благородный пыл этих высоких намерений быстро угас в бумажной круговерти последних лет. Вероятно, я становился все более черствым, ничуть не лучше других плоскоземцев, окружавших меня, что из года в год требовали смертной казни за все более мелкие прегрешения, такие как сокрытие доходов от налогообложения или управление летательным аппаратом над территорией города в режиме ручного управления.

Намного ли Кеннет Грэхем хуже, чем они?

Впрочем, конечно, хуже. Негодяй имплантировал проводники в голову Оуэна Дженнисона!

Я прождал двадцать минут, пока Жюли сама выйдет ко мне в коридор. Я мог бы послать ей памятку, но до полудня было еще немало времени, хотя и явно недостаточно для того, чтобы чем-нибудь серьезно заняться, и… я просто хотел поговорить с нею.

— Приветик, — улыбнулась она. — Спасибо, — и приняла из моих рук чашку кофе. — Ну как прошла поминальная тризна? О, вижу, вижу. Гмм. Очень неплохо. Даже почти романтично. — Разговор с Жюли особым многословием не отличался.

Романтично? Верно. Я вспомнил, как на меня, будто удар молнии, обрушилось вдохновение, несмотря на весь сумбур, что творился у меня в голове. Приманка, придуманная Оуэном, в виде плывущей по воздуху сигареты — как еще лучше почтить его память, если не прибегнуть к этому фокусу для того, чтобы подцепить девушку?

— Верно, — согласилась Жюли. — Но есть здесь еще кое-что, что ты, возможно, упустил. Какая у Тэффи фамилия?

— Не помню. Она ее записала на…

— Чем она зарабатывает себе на жизнь?

— А зачем мне это знать?

— Какой она веры? За что она или против чего выступает? Где она выросла…

— Вот черт!

— Полчаса тому назад ты с таким самодовольством размышлял над тем, насколько все мы, плоскоземцы, безликие, все, разумеется, за исключением тебя. А что же из себя представляет эта Тэффи, личность или просто подстилку? — Жюли уперлась руками в бедра и глядела на меня снизу вверх, как низкорослая учительница на ученика-переростка.

Сколько разных людей вмещает в себе Жюли? Некоторые из ее друзей так никогда и не сумели разглядеть ее в роли ангела-хранителя. Но этот ангел бывает довольно суров. Если бы это ее качество когда-нибудь проявилось бы у нее в постели с кем-то из мужчин, он мог бы навсегда остаться импотентом.

Но этого никогда не бывает. Она четко различает свои функции ночью и днем. Ночью она всегда нежна, но днем, если ты заслужил порицание с ее стороны, Жюли высказывает его в открытую. И бесполезно делать вид, что твоя жизнь вовсе не ее дело.

Я пришел сюда просить покровительства Жюли. Если я стану ей неприятным, недостойным ее любви, даже просто не вызывающим особых ее симпатий, то мой рассудок станет для Жюли закрытой книгой, которую она уже не сможет читать. А как же тогда она узнает, что я попал в беду? Как ей удастся послать помощь, чтобы выручить меня? Моя личная жизнь была и ее ЛИЧНЫМ делом, это было ее единственной, но чрезвычайно для всех нас важной работой.

— Мне очень понравилась Тэффи, — запротестовал я. — И мне было все равно, кто она, когда мы познакомились. Теперь же она нравится мне еще больше, и как мне кажется, я ей тоже понравился. Что ты еще хочешь узнать о первой нашей встрече?

— Тебе лучше знать. Ты ведь можешь во всех подробностях вспомнить другие свои встречи, когда вы оба всю ночь говорили не умолкая и не поднимаясь с постели, просто радуясь тому, что все лучше и лучше узнаете друг друга. — Она упомянула три имени, и я даже покраснел. Жюли умеет находить такие слова, которые за одно какое-то мгновенье могут вывернуть всего тебя наизнанку. — Так вот. Тэффи — личность, она Для тебя не эпизод, не только одна приятно проведенная ночь. Что ты можешь сказать о ней?