Я задумался над этим, стоя там, в коридоре. Ну не забавно ли: что бы ни требовала от меня Жюли, мне и в голову никогда не приходило просто повернуться и уйти восвояси, тем самым избежав необходимости и дальше терпеть свое неприятное положение. Я еще когда-нибудь поразмышляю над этим. А пока я просто стою здесь, прямо перед своим Ангелом-Хранителем, Судьей и Наставником в одном лице. И думаю при этом о Тэффи…

— Она хорошая, — сказал я. — И не лишена своеобразия. Она отзывчива, пожалуй, даже слишком. Из нее не вышло бы хорошей няньки. Ей бы страстно хотелось помочь, и душа ее разрывалась бы на части, если бы это ей не удавалось. Она из тех людей, которые очень легко ранимы.

— Продолжай.

— Я хочу встретиться с Тэффи снова, но не отважусь на то, чтобы говорить с нею о своих служебных делах. Фактически… нам лучше не встречаться, пока не завершится это дело, связанное со смертью Оуэна. Ею может заинтересоваться Лорен. Или… она может слишком уж близко к сердцу принимать все мои неприятности где службе, и это может причинить ей боль… Я ничего не упустил?

— Пожалуй, нет. Ты должен ей позвонить. Если ты даже и решил в течение ближайших дней не встречаться с нею, то позвони и скажи ей об этом.

— Заметано. — Я уже развернулся было кругом на пятках, но вовремя спохватился. — Чуть не забыл. Причину, по которой пришел сюда…

— Я знаю, тебе нужно контрольное время. Предположим, я буду делать проверку, что там у тебя, каждое утро в девять сорок пять.

— Это немножко рановато. Когда я попадаю в смертельную опасность, это обычно случается поздно вечером.

— По ночам я выключаюсь. Девять сорок пять — это единственный свободный промежуток времени, который у меня остался. Мне очень жаль, Джил, но я ничего уже не в состоянии изменить. Ну так вести за тобой контроль или нет?

— Ладно. Девять сорок пять.

— Хорошо. Дай мне знать, если тебе удастся раздобыть веские улики, свидетельствующие о том, что Оуэн был убит. Я тогда выделю тебе два промежутка времени, потому что опасность для тебя примет более конкретный характер.

— Хорошо.

— Я тебя люблю. О, я уже опаздываю, — и она метнулась назад, к себе, я же пошел звонить Тэффи.

Тэффи, естественно, дома не оказалось, а где она работает, я и не знал, как не знал вообще, чем она занимается. Ее автоответчик предложил оставить ей послание. Я назвал свое имя и сказал, что позвоню еще.

А затем сел и добрые пять минут мучился, не зная, что предпринять.

До полудня еще оставалось полчаса. Вот я сижу перед своим настольным телефоном и не могу найти ни одного достойного предлога, чтобы убедить себя не посылать письма и не связываться по телефону с Хомером Чандрасекхаром.

Я не хотел говорить с ним — ни сейчас, ни вообще. Он разделал меня под орех в последнюю нашу встречу. Моя рука была куплена ценой отказа вести дальше жизнь белтера, и это стоило мне потери уважения в глазах Хомера. Я не хотел его трогать, даже сделав одностороннее послание, и особенно мне не хотелось, чтобы именно на мою долю выпало сказать ему о том, что Оуэна больше нет в живых.

Но ведь кто-то же должен сообщить ему об этом.

И может быть, он еще мог бы кое-что прояснить.

А я откладывал эту неприятную миссию вот уже почти целые сутки.

Наконец, я решился, произвел дальний заказ, начитал письмо и передал его на Цереру. А уж если быть более точным, я написал шесть писем, прежде чем остался удовлетворен. И больше мне не хочется говорить об этом.

Я попытался еще раз позвонить Тэффи — она могла завернуть домой перекусить. Опять мимо.

Я задумался — была ли Жюли абсолютно честной со мной? Что мы могли ожидать еще друг от друга. Тэффи и я, кроме приятной ночи? В этом-то мы как раз преуспели, и, если повезет, преуспеем еще не раз.

Но для Жюли просто невозможно вести нечестную игру. Если уж она посчитала, что Тэффи — личность, значит, эту информацию она почерпнула из моего же собственного ума.

— Естественно, первой моей мыслью была мысль о возможном убийстве, — сказал Ордаз. — Я никогда не исключаю такой возможности. Когда почила моя собственная блаженной души матушка, находясь под самым нежным присмотром моей сестры Марии-Анджелы, я поймал себя на мысли, а не поискать ли мне следов булавочных уколов в области головы.

— И что же?

Лицо Ордаза окаменело. Он отодвинул пиво и уже было приподнялся из-за стола.

— Извините, — поспешил я его успокоить. — Я не хотел вас обидеть. — Он сверкнул глазами в мою сторону, затем, слегка смягчившись, опустился на стул.

Мы выбрали уличный ресторан на уровне тротуара для пешеходов. По другую сторону изгороди (настоящей живой изгороди, зеленой, непрерывно растущей) движущийся тротуар проносил мимо нас постоянный односторонний поток покупателей, направлявшихся в многочисленные расположенные поблизости магазины. Чуть дальше другая тротуарная лента несла такой же поток в противоположном направлении. У меня то и дело возникало ощущение, что это не они, а мы движемся.

Официант-робот, похожий на утолщенную книзу шахматную пешку, извлекал из своего торса одно за другим еще дымящиеся блюда, аккуратно расставляя их перед нами, а затем бесшумно заскользил прочь на своей воздушной подушке.

— Естественно, я не исключал возможности убийства, поверьте мне, мистер Гамильтон, но ведь пока это еще ничем не подкрепленное предположение.

— А мне кажется, есть основания, чтобы завести весьма серьезное дело.

— Можете попытаться, пожалуйста. Более того, я даже попытаюсь воспроизвести ход ваших рассуждений. Прежде всего мы делаем допущение, что Кеннет Грэхем, этот продавец счастья, не продавал дроуд и штепсель Оуэну Дженнисону. А операцию по вживлению дроуда в череп Оуэну Дженнисону сделали принудительно. При этом записи Грэхема, включая письменное согласие Дженнисона на операцию, были подделаны. Но все это мы можем предположить, не опираясь на какие-либо известные нам факты, разве не так?

— Верно. Мо прежде, чем вы скажете мне, что у Грэхема безупречная репутация, позвольте мне поставить вас в известность, что это далеко не так.

— Ой ли?

— Он связан с бандой органлеггеров. Это сугубо секретная информация. Мы ведем за ним наблюдение и не хотим, чтобы его спугнули.

— Это уже нечто новенькое, — Ордаз стал потирать подбородок. — Подпольный бизнес органами. Вот так. И каким же это образом смерть Оуэна Дженнисона связывается с этим подпольным промыслом?

— Оуэн белтер. В Белте всегда существовал жесточайший дефицит трансплантируемых органов.

— Да, верно, им приходится импортировать с Земли все, что связано с медициной. Не только органы для своих запасников, но также наркотики и протезы.

— Оуэну за свою жизнь неоднократно доводилось провозить контрабанду. Золотые мундиры ловили его пару раз, но ему всегда удавалось обмануть правительство. В архивах он значится как очень удачливый контрабандист. Если какому-то крупному органлеггеру-оптовику захотелось расширить свой рынок сбыта, он вполне мог бы подослать разведчика к белтеру с подобной репутацией удачливого контрабандиста.

— Вы раньше не упоминали о том, что мистер Дженнисон не брезговал контрабандой.

— А зачем? Все белтеры не брезгуют контрабандой, если считают, что удастся это сделать безнаказанно. Для белтера контрабанда не является чем-то аморальным. Но вот органлеггер, скорее всего, этого не знал. Он уже заранее причислил Оуэна к преступной среде.

— Вы думаете, что ваш друг… — Ордаз из деликатности замялся.

— Нет, Оуэн не выдавал органлеггера. Но он мог сделать попытку его выдать. Награда за сведения, способствующие поимке и обвинению преступника, весьма существенна. Если кто-то вербовал Оуэна, то Оуэн и сам вполне мог попытаться выследить вербовщика.

Так вот, банда, за которой мы сейчас гоняемся, орудует почти на половине Западного побережья материка. Это огромная территория. И это банда Лорена, именно та, на которую, возможно, работает Грэхем. Предположим, что у Оуэна появилась возможность встретиться с самим Лореном…