Девочка соскочила с подоконника и, сжав кулаки, приблизилась к Андрюхе.

— Кто это слабак? Кто это лох? А ну, повтори! — потребовала она. В ее голосе чувствовалась нешуточная угроза.

— Заступаешься, да? — усмехнулся Андрюха. — За парня заступаешься? Ну ты, Ленка, даешь! Ты посмотри, до чего он тебя довел! Ты ему памперсы еще не меняешь?

Петя сдержался, но Лена не смогла. Подойдя к Андрюхе вплотную, она отвесила ему звонкую пощечину. Звук был особенно громким в наступившей тишине. И голос парня, ломкий, истеричный, тоже прозвучал на весь подъезд:

— Гад! Это ты во всем виноват!! Это ты ее довел!!!

После началось что — то невообразимое. Андрюха, оттолкнув Лену, с кулаками кинулся на Петра. Тот отскочил к стене, сжался, закрыл голову руками. Он старался увернуться от ударов, но Андрюхины кулаки почти сразу достали его, вызвав дикую боль и звериную ярость. И тогда, подчиняясь какому — то инстинкту, Петя стал отвечать — сперва неумело, неловко, лишь слегка тыкая противника в грудь, а потом все резче, агрессивнее, неожиданно для самого себя открыв, что он уже не защищается, а нападает, и вот уже было не понять, кто кого сильнее молотит кулаками и кто громче кричит…

Драчунов растащил вызванный жильцами участковый.

— Посмотрите, что они тут устроили! Притон какой-то! Бандитские разборки!

Голоса бдительных старушек доносились с разных сторон, но Петя ничего не видел: глаза застилал красный туман. Тяжело дыша, он все еще сжимал кулаки.

Рядом стоял Андрюха, растрепанный, с ссадиной на щеке и огромным фиолетовым синяком под глазом. «Неужели это я его так?!» — с ужасом и раскаянием подумал Петя. Однако и сам он выглядел не лучше. Полу оторванный рукав куртки болтался на ниточках, из носа текла кровь, разбитые губы вспухли…

— Боже мой! Что это?! — раздался возглас Пе — тиной мамы.

Петя усмехнулся. Что ж, вот она — черная полоса. Теперь не помогут никакие разговоры и объяснения. Ничего хорошего в ближайшее время ожидать не приходится.

И действительно, посыпались неприятности.

Безошибочным чутьем вычислив Лену, мама обратилась прямо к ней:

— Так это с тобой дружит мой сын? Девочка испуганно кивнула. В широко раскрытых глазах стояли слезы.

— Так вот. Сообщаю, что я запретила Пете с тобой встречаться. И сделаю все, чтобы ты никогда больше не появилась ни в нашем подъезде, ни в его жизни!

Развернувшись, Лена бросилась вниз. Следом двинулись остальные.

— Лена! Постой! — Петя рванулся за девочкой, но милиционер остановил его.

— Шел бы ты домой! И так уже столько дел наворотил!

Петя, кивнув, побрел к себе, заперся в комнате и долго сидел, не отвечая родителям. До него донеслись обрывки разговора:

— Подумаешь, подрался! Для парня это естественно! — говорил отец.

— На виду у соседей! На глазах у всего подъезда! Да еще из — за кого! Из — за этой… этой…

Петя слушал и молчал. Он думал о том, что трещина в отношениях с родителями вот — вот станет настоящей пропастью. А если так — придется бежать из дома.

Взгляд упал на компьютер. Парень пересел поближе. 0

Ему повезло. Ева была в сети.

— Слушай, если я убегу из дома, ты меня примешь?:(— спросил Адам.

— Конечно! Приходи! Хоть сейчас! — не колеблясь, ответила Ева, и на душе у Пети полегчало.

— А что случилось? — пришел вопрос.

«Я жизнью отфутболен в грязный угол», — ответил он строчкой из Сэмюэля Миллека.

«Но где — то рядом есть окно и дверь! — процитировала она следующую. — Не унывай! Зима почти не вечна!»

«Как все — таки жаль, что Лена равнодушна к Миллеку!» — вдруг с острым сожалением подумал Петя.

А следующая мысль была почти крамольной.

Если она не понимает его любимого певца, как же она поймет его?

Зима действительно оказалась не вечной: сразу после весенних каникул резко потеплело, и вместе с грязными потоками и непроходимыми лужами на городские улицы пришла весна. Проблема греющейся в подъезде молодежи исчезла сама собой, так же как и конфликты с соседями. Теперь компания проводила время во дворе, на детской площадке или в парке.

Бежать из дома Пете не пришлось. Уже вечером того злосчастного дня мама зашла к нему в комнату, села на кровать.

— Не болит? — участливо спросила она. Петя, что — то буркнув, отвернулся к стене: у него не было желания мириться, к тому же «боевые» травмы действительно болели.

— Ладно, не сердись, — мама тяжело вздохнула, подоткнула одеяло. — Мы же хотим как лучше…

— Предоставьте мне решать самому, что для меня лучше, а что хуже! — не выдержал Петя. Он развернулся, сел на кровати.

— Но ты пока не можешь! — мама испуганно глядела на мальчика. Она не узнавала своего сына: куда подевались робость, застенчивость, нерешительность? — Ты совсем ребенок!

— Это вы так считаете! — отрубил Петя, краснея. Хорошо, что мама не увидела этого в темноте! — А по меркам нашего законодательства я уже взрослый! Мне пятнадцать, и у меня есть паспорт! Так что я даже уголовно ответственен! — Петя узнал об этом на последнем уроке по граждановедению.

— Уже есть за что?! — окончательно перепуганная мама схватилась за сердце.

— Пока нет, но если вы будете давить, я за себя не ручаюсь! — Петя вошел во вкус и теперь торопился выложить наболевшее. — Вы говорите, я стал другим, испортился и все такое, но ведь и я про вас могу то же самое сказать! Что с вами стало? Вас как будто подменили! Были нормальные люди, просекали все, как надо, я вами гордился! А теперь? Всех моих друзей распугали, морали начали читать — вы этого даже в первом классе не делали! Девчонку мою обидели! Предки, опомнитесь!

К концу пламенной речи Петя уже не сидел, а стоял на кровати, возбужденно размахивая руками.

— Тише, тише, — принялась успокаивать его мама. — Успокойся, Петенька, ложись!

— Я не Петенька! Я — Петр Владимирович! — парень гордо выпрямился, посмотрел на маму сверху вниз. — Чувствуешь разницу?

— Нет, ты еще не Петр Владимирович! — вдруг неожиданно резко ответила мама, дернув сына за руку, отчего тот мешком плюхнулся на одеяло. — Взрослый человек, Петр Владимирович, хоть иногда думал бы не только о себе, но и о близких! И понял бы, что у них есть некоторое право беспокоиться и волноваться о нем!

— Беспокоиться, но не вмешиваться в его жизнь! — буркнул остывший Петя.

— И вмешиваться тоже! — мама стояла над ним грозная, как статуя Командора из пьесы Пушкина «Каменный гость», которую они недавно проходили по литературе. — Кто тебя кормит? Кто одевает? Стирает? Оплачивает Интернет и мобильный телефон? Так вот! Заруби себе на носу! Кто платит, тот и заказывает музыку!

— Ах вот как? Думаете, меня купили? А если я не согласен? — вскинулся Петя.

— Не согласен — уходи! — голос мамы опять был похож на сочный бас Командора! И, странная вещь, еще недавно Петя сам думал о побеге, но теперь, когда ему недвусмысленно указали на дверь, он понял, что не хочет никуда уходить! Покидать теплую постельку…

— А если не уходишь, изволь подчиняться семейным правилам и порядкам! Ясно? Спокойной ночи! — торжествующая мама вышла, плотно закрыв за собой дверь.

— Семейным, но не тюремным же! — только и смог пробормотать вслед сын. Он закрыл глаза и попытался уснуть, но тут же вздрогнул от скрипа двери.

— Чего еще? — Петя обернулся, щурясь, и в льющемся из коридора свете увидел папу.

— Да ты спи, спи! — прошептал тот. — Я просто хотел спросить, это ты его побил или он тебя?

— Да я и сам не знаю, — перед глазами встало избитое и несчастное лицо Андрюхи. — Наверное, у нас была ничья.

— Поздравляю! — отец одобрительно потрепал сына по плечу. — А меня в самый первый раз побили дважды — вначале Федька из соседнего двора, а потом твой дед — за то, что не сумел за себя постоять. Ладно, не бери в голову. Я поговорю с матерью, успокою. Думаю, все устаканится.