— Что ты там делаешь, Перинетта?
— Огонь тушу, хозяин. Ведь уже и спать пора.
— Но… может, подождем еще? Кто знает?..
Перинетта сочувственно взглянула на Сидуана.
— Это уж чистая блажь, хозяин. Вы лучше бы расплатились с Гийомом и заперли двери.
Бедный трактирщик, ворча, встал и пошел запирать двери, как посоветовала ему Перинетта. Потом обратился к конюху:
— Я тебе должен, Гийом, три ливра и шесть денье, так?
— Да, хозяин, по моим подсчетам так.
— Вот они, мой бедный Гийом.
— Так все же, хозяин, — сказал увалень, снова вытирая слезы, — придется мне уходить?
— Придется. Ты — славный малый, честный, работящий, ты себе на жизнь заработаешь.
Перинетта убирала посуду и наводила порядок. В эту минуту со стороны дороги донесся шум, и в дверь постучали.
— На этот раз, — воскликнул Сидуан, ринувшись к двери, — это уж точно путешественник!
И он отворил дверь.
Это был крестьянин. В темноте виднелась телега, запряженная быками.
— Простите меня, — сказал крестьянин, — у меня ветер задул фонарь, а становится темненько. Не одолжите ли огонька?
— Иди ты к черту! — закричал в бешенстве Сидуан.
— Злой же вы становитесь, хозяин, — заметила Перинетта.
— И правда, — смиренно согласился трактирщик. — Возьми огня, приятель, и доброго пути.
— Ты в Блуа едешь, друг?
— Да, — ответил крестьянин.
— Хорошо, нам по пути… Я ухожу с тобой.
Гийом в последний раз пожал Сидуану руку, поцеловал Перинетту, неохотно подставившую ему щеку, взвалил на плечо палку, продетую в узелок с пожитками, и ушел с крестьянином.
— Ну теперь, хозяин, — сказала Перинетта, — сами видите, что мы можем ложиться. Больше никто не придет. А вот послушайте…
— Что еще? — спросил, прислушиваясь, Сидуан.
— Где-то гром гремит.
— И дождь начинается. Ну и вечерок будет!
Но тут в дверь снова постучали.
— Кто-то стучит! Слышишь, Перинетта?
— Ветер стучит ставней, — ответила служанка.
— Да нет, говорю тебе, в дверь стучат.
— Опять какой-нибудь крестьянин, попросить огня или узнать дорогу!
Стук продолжался.
— Ну, ступай отвори! — приказал Сидуан.
Перинетта повиновалась и отступила на шаг, очутившись лицом к лицу с красивым молодым человеком при шпаге, в плаще и шляпе с красным пером, надвинутой набекрень.
— Путешественник! — воскликнул Сидуан, и на лице его расцвела улыбка.
— Похоже, что так! — сказала ошалело Перинетта.
— Клянусь рогами дьявола! — воскликнул, входя, человек в плаще, — мне кажется, что вы путешественнику не рады, хозяева. Что, гостиница полна?
— Да не совсем, — ответила Перинетта, кусая губы, которые и так были красней пиона.
— Не желает ли ваше сиятельство подкрепиться? — спросил с сомнением Сидуан. — Дело к грозе… Может быть, вы пить хотите?
— Я хотел бы получить ужин, — сказал незнакомец.
— Наконец-то, — прошептала Перинетта, — хоть эта утка уйдет.
— Как?! — воскликнул Сидуан дрожащим от волнения голосом.
— И комнату, — добавил путешественник.
— Комнату?! Он просит комнату! — произнес Сидуан, впадая в восторг. — Ах, мой принц…
— Я не принц, — сказал путник.
— Господин герцог…
— И не герцог; я — капитан.
— Прекрасно, господин капитан, — сказал со слезами в голосе Сидуан, — вы получите лучшую комнату…
— И вам подадут лучшую утку! — сказала Перинетта.
— Нет, ни в коем случае! — воскликнул Сидуан. — Гость, который заказывает и ужин, и комнату, стоит большего. Ты пойдешь в птичник, Перинетта, и выберешь хорошую птицу.
— Да, хозяин.
— А что, друзья мои, — спросил капитан, сбрасывая плащ и подходя поближе к огню, который Сидуан поспешил снова разжечь, — кажется, путешественники на этой дороге редки?
— Да, очень редки, — вздохнул Сидуан.
— Настолько редки, — ответила лукаво Перинетта, — что, если правду вам сказать, вы первый, которого мы видим.
— Не может быть, красотка! Ты смеешься надо мной!
И капитан обнял Перинетту за талию и без церемоний поцеловал.
Капитану было самое большее года двадцать два, вид у него был воинственный, а взгляд гордый и победительный.
— Это такая же правда, капитан, как то, что вы хороши собой, — сказала Перинетта, — вы в самом деле первый путешественник, которого мы здесь видим,
— С какого же времени?
— А вот уже две недели, капитан.
— И вот уже ровно две недели, — сказал жалобно Сидуан, — как я — хозяин этого заведения.
Перинетта зажгла фонарь и пошла в птичник.
Сидуан поспешно спустился в погреб и принес оттуда бутылки своего лучшего вина.
— Я хочу пить! — сказал капитан, прищелкивая языком.
— Вы мне скажете, что вы думаете об этом вине, — ответил Сидуан.
— Ах, прошу прощения, но я один никогда не пью. Давай два стакана, дружище, и чокнемся. У меня в горле сухо, как У висельника.
— Висельник! — воскликнул Сидуан. — Наверное, мне так никогда и не посчастливится увидеть ни одного повешенного!
Капитан расхохотался.
— А зачем тебе нужно видеть повешенного? — спросил он.
— Чтобы взять веревку, конечно!
— Ах да, и верно, говорят, что она приносит счастье. Хорошо, будет тебе веревка повешенного, — сказал серьезно капитан. — Хочешь, я сейчас же повешусь?
— Ах, Господи Боже мой, — воскликнула Перинетта, вошедшая при этих словах, — это было бы и вправду очень жаль!
— В самом деле? — произнес капитан, целуя девушку второй раз. — Ну хорошо, веревку повешенного он все же получит. Да, слово капитана Мака!
— А кто такой Мак? — спросила хорошенькая служанка.
— Мак — это мое имя, красавица.
— Вас зовут Мак?
— Да, и я к твоим услугам, детка.
И капитан запечатлел на румяной щечке Перинетты третий поцелуй.
Пока Сидуан ощипывал птицу, которой Перинетта еще в птичнике свернула шею, чтобы дело шло скорее, капитан заприметил обрывок веревки, висевший у камина, и быстро потянул его к себе.
— Так вы говорите, капитан, — произнес Сидуан, который не так легко отказывался от мысли, если она однажды пришла ему в голову, — так вы говорите, что подарите мне веревку повешенного?
— Да.
— Но я надеюсь, вы не будете для этого вешаться? — спросила Перинетта.
— Не буду. У меня в кармане как раз есть кусок такой веревки.
Капитан вытащил обрывок, который он перед тем сунул в карман, и, улыбаясь, протянул его Сидуану. Тот, дрожа, взял его.
— Но это действительно правда? — наивно спросил он.
— Что это веревка повешенного?
— Нет, что она приносит счастье?
— Ученые утверждают, что да… Ты хорошо поступишь, если ее сохранишь… Ну, выпьем еще по стакану!
— Но, капитан, — спросила Перинетта, которая после трех поцелуев стала особенно развязной, — почему вас зовут Мак?
— Не знаю, — изобретательно ответил капитан.
Служанка насадила птицу на вертел, и Сидуан стал его вращать.
— Но ваш отец должен был это знать? — продолжала Перинетта, накрывая стол и ставя прибор.
— Я никогда не знал своего отца.
— А мать?
— И матери не знал тоже. Я — дитя случая, воспитан добрыми людьми и стал солдатом. Своих родителей я не знал, и у меня нет другого имени, кроме того, которое я сам себе избрал; но я, несомненно, дворянин! — с гордостью добавил он.
— О, по виду это безусловно так, — сказала Перинетта. — Ну, прошу к столу, капитан. А вы в каком полку служите? — спросила любопытная служанка.
— Я был капитаном в полку графа Суассона. Но его только что распустили, и я направляюсь в Блуа, чтоб поговорить с королем и предложить ему свою шпагу.
— И вы производите такое приятное впечатление, что король вам не откажет.
— Мне вообще везет, — заявил капитан Мак.
— Вот этого-то мне и не хватает, — вздохнул Сидуан.
— А я, — продолжал капитан Мак, — приношу счастье всему, к чему прикасаюсь.
Сидуан подошел к капитану.
— Пожалуйста, — сказал он, — дотроньтесь до меня, дорогой господин.