Г. A — тъ энергически возстаетъ противъ мужчинъ, живущихъ за счетъ женскаго труда, тѣмъ паче полового: сутенеровъ, альфонсовъ и т. д. Нечего и говорить, какъ справедливо его негодованіе. Но врядъ ли законны его обобщенія, изъ негодованія истекающія:

— Какъ позоренъ тотъ мужъ, y котораго жеиѣ приходится искать отхожихъ промысловъ, конечно, при наличности дѣтской семьи! Какъ позорно то общество, гдѣ женщина обречена на трудъ поденщицы!

Первое восклицаніе попадаетъ совершенно незаслуженнымъ плевкомъ, прежде всего, въ огромную часть русскаго крестьянства и мѣщанства, въ которыхъ сотни тысячъ женщинъ ссуждены на поиски отхожихъ промысловъ вовсе не по лодырничеству мужей, a потому, что только совмѣстный заработокъ мужа и жены окупаетъ, съ грѣхомъ пополамъ, цѣну жизни и позволяетъ выростить новое поколѣніе, хотя бы и на хлѣбной соскѣ. Поднимаясь въ область трудящейся интеллигенціи, предлагаю г. A — ту вспомнить очеркъ Салтыкова о супругахъ Чемезовыхъ, лучшее изображеніе столичной четы мучениковъ бѣлаго труда, какое мнѣ извѣстно въ русской литературѣ. Не думаю, чгобы y кого-либо поднялась рука бросить камень въ Чемезова, какъ въ «позорнаго мужа», хотя супруга этого бѣдняги — въ тяжкомъ отхожемъ промыслѣ съ утра до вечера. A Чемезовы — не единичный случай, но типъ и, при томъ, наиболѣе распространенный.

Второе восклицаніе я измѣнилъ бы такимъ образомъ: — Какъ позорно то общество, гдѣ женщина обречена на трудъ поденщика за плату поденщицы!

Въ томъ, что женщина трудится хотя бы и поденщицею, нѣхъ ничего позорнаго ни для нея самой, ни для общества, въ которомъ она живетъ. A вотъ, что общество, управляемое мужскимъ строемъ, норовитъ воспользоваться женскимъ трудомъ какъ можно болѣе на даровщинку, — это, дѣйствительно, чрезвычайно позорно. И напрасно г. A — тъ старается увѣрить читателя, будто «говорить и работать въ этомъ направленіи (къ поднятію женской заработной платы), право, не стоитъ». Всякій, кто платитъ за трудъ одинаковаго достоинства женщинѣ меньше, чѣмъ мужчинѣ, тѣмъ самымъ отбиваетъ ее отъ труда, закрѣпляетъ ее половой силѣ и является безсознательнымъ, неумышленнымъ, но, все-таки, подстрекателемъ къ проституціи. Если хозяенъ хорошо платитъ женской прислугѣ и не мучитъ ее чрезмѣрною работою, онъ — уже борецъ противъ проституціи, хотя бы не состоялъ членомъ ни въ какомъ аболиціонистскомъ кружкѣ. Если хозяинъ платитъ дурно, a работы требуетъ каторжной, онъ толкаетъ служанку въ проституцію, онъ факторъ проституціи, хотя бы имя его значилось въ спискахъ всѣхъ обществъ предупрежденія, охраненія, спасенія, возрожденія и возвращенія. Всякій, не пустословно сантиментальничающій, но намѣревающійся искренно и послѣдовательно свое дѣло дѣлать, союзъ аболиціонистовъ долженъ, по-моему; начинаться круговою порукою, что участники союза будутъ оплачивать трудъ женщинъ, работающихъ y нихъ или для нихъ, не по дешевизнѣ «женскаго сословія», но по соотвѣтственвгымъ цѣнамъ мужского рынка.

По мнѣнію г. A — та, нѣтъ вопроса женскаго или мужского, но есть вопросъ дѣтскій и материііскій. Это — очень эффектный ударъ меча по гордіеву узлу, но, къ сожалѣнію, узлы ли нынѣ вяжутся изъ болѣе жесткихъ ремпей, мечъ ли худо отточенъ, — только узелъ остался неразрубленнымъ. «Параллельно съ торжествомъ феминизма, — жалуется г. А — тъ, — число бросаемыхъ младенцевъ доходитъ до степеней поразительныхъ; абортная практика врачей совершенствуется; есть уже умы, предлагающіе кастрацію, ради уменьшенія порочнаго и лишняго человѣчества. Сутенерство… и т. д.». Я не улавливаю связи, почему всѣ эти прелести сопоставляются г. A — томъ съ торжествомъ феминизма (да и гдѣ оно, это торжество?), но думаю, что къ суженію женскаго вопроса въ дѣтскій и материнскій онѣ отнюдь не располагаютъ. Число бросаемыхъ младенцевъ и аборты стоятъ въ прямой зависимости отъ экономическихъ причинъ, желѣзную силу коихъ такъ основательно уважаетъ г. A — тъ. Достаточно заглянуть въ отчеты воспитательныхъ домовъ, чтобы видѣть, въ какой строгой посдѣдовательности по недороднымъ годамъ, когда дорожаетъ хлѣбъ, падаетъ «предложеніе» материнскаго самоотверженія, къ которому обращается г. А — тъ, и растетъ «спросъ» на воспитательный домъ. Лучшее средство обезпечить ребенку благополучное возрастаніе — это дать его матери свободный и доходный трудъ. Положеніе внѣбрачныхъ дѣтей въ русскомъ народѣ очень плачевно всюду, за исключеніемъ тѣхъ немногихъ уголковъ нашего отечества, гдѣ женская самостоятельность гарантирована необходимостью для мужчинъ-промышленниковъ бабьей рабочей помощи: y Бѣлаго моря, иа Уралѣ, на Дону, на Кубани, въ Кимрахъ. Экономическая необходимость и трудовое равноправіе женщины очень легко разрѣшаютъ вопросъ о «внѣбрачныхъ, естественныхъ или пусть хотя бы святыхъ (?) дѣтяхъ», — какъ выражается г. A — тъ, остря въ этихъ эпитетахъ, сказать правду, довольно-таки странно. Поморка-артельщица, которую мужики приглашаютъ на сходки, какъ равноправнаго товарища, сама добычница, независимая отъ мужскихъ рукъ въ прокормѣ себя и своего дитяти, ничуть не конфузится внѣбрачнаго ребенка: — Мой «парень». И дѣтство дѣвкина, внѣбрачнаго парня не умаляатся въ обычныхъ правахъ, сравнительно съ ея брачными парнями отъ законнаго супружества. Тамъ, гдѣ полы общественно равны, дѣленіе дѣтей на брачныхъ и внѣбрачныхъ естественно сводится на-нѣтъ. Въ примѣръ крушенія феминистической гордости, г. A — тъ напоминаетъ мнѣ, что «Викторія Павловна» въ моемъ романѣ была горько наказана за уклоненіе отъ материнскихъ обязанностей къ своему внѣбрачному ребенку. Г. A — тъ забываетъ, что, при условіи общественнаго равноправія половъ, Викторія Павловна не имѣла бы и причинъ уклоняться отъ своего ребенка.

Что касается альфонсизма или сутенерства, въ какихъ бы формахъ они ни скрывались — грубыхъ или изящныхъ, низменныхъ или великосвѣтскихъ, то, конечно, тутъ феминизмъ ужъ ровно ни при чемъ. Сутенеръ — прямой и естественный врагъ женской свободы, и развитіе феминизма должно уничтожить сутенерство не только, какъ отвратительное явленіе общественной безнравственности, но и просто какъ чужеядный видъ экономической эксплоатаціи, протягивающей жадную лапу даже къ единственной, при современныхъ условіяхъ, доходной статьѣ женскаго труда — къ полу. Я убѣжденъ, что труженицамъ женскаго освобожденія не страшно принять вызовъ на подвигъ, за цѣну котораго г. A — тъ согласенъ привѣтствовать торжество феминизма:

— Чтобы дряннымъ душонкамъ, позорящимъ человѣческое имя пошлякамъ и тунеядцамъ женщиною сильной и властной былъ положенъ тотъ самый категорическій и достойный трутней конецъ, который мы воочію наблюдаемъ въ пчелиныхъ ульяхъ.

Молодо и живо написанная статья г. Владимира Ж. о проституціи, въ «Руси», вызвала толки и подверглась разностороннему обсужденію въ нечати. Мнѣ лично статья эта очень нравится, во-первыхъ, своимъ смѣлымъ тономъ и прямолинейною откровенностью, а, во-вторыхъ, основательнымъ взглядомъ г. Владимира Ж. на вопросъ «борьбы съ проституціей», тѣсно сходнымъ съ тѣмъ собственнымъ взглядомъ, изъясненію котораго посвящено большинство статей моей книги «Женское нестроеніе». Нельзя называть борьбою съ проституціей современные палліативы аболиціонистическаго движенія: при всей ихъ симпатичности, этотъ титулъ имъ не по чину. Побѣда общества надъ проституціей совершится лишь коренною реформою общаго соціальнаго положенія женщины, ростомъ ея образовательныхъ, рабочихъ и гражданскихъ правъ. Современная проституція есть проституція экономическая въ такомъ подавляющемъ преимуществѣ, что не болѣе десяти процентовъ надо отчислигь въ ея дѣйствующемъ составѣ на проституцію по инымъ мотивамъ, чужымъ экономическихъ побужденій. Для Петербурга, изъ объяснительныхъ категорій врача A. И. Федорова, такихъ побужденій, собственно говоря, лишена лишь одна — «На зло любовнику» (5,5 %) Остальныя, не исключая «Захотѣла погулять» и «Подруги сманили», — всѣ экономическія. На безработицу, по разнымъ причинамъ, падаетъ 43 % На откровенное предпочтеніе легкаго заработка — 51,5 %. Нарочно выбираю цифры Федорова, врача, пропитаннаго буржуазною моралью и очень суроваго къ проституціонному классу.