Заметив мою усмешку, смотрящий строго сказал:
- Зря лыбишься, мальчик. Они там тебя не просто метелить будут. Они из тебя петуха делать будут. Опускать, понял?
Я понял и убрал с лица дурацкую усмешку.
- Так что не надейся, что там тебя покалечат и отпустят. Героем ты оттуда не выйдешь. А выйдешь ты пидором мокрожопым, и это - на всю жизнь, понял?
О да, это я понял. Но сказать было нечего. Я не знал, как быть в такой ситуации. Зато смотрящий знал.
- Значит, слушай внимательно, что я тебе скажу. И делай точно.
Смотрящий взял сигаретку, я тоже, и мы закурили.
Инструкция была простой.
- Ты ведь врач?
- Врач.
- Значит, сам себе лишнего не отрежешь.
И смотрящий протянул мне половинку лезвия безопасной бритвы.
- Как попадешь в пресс-хату и увидишь, что на тебя пошли, вскрывай себе брюхо. Да пошире, чтобы кишки видно было. Не бойся, не умрешь. К тому же ты - врач, и не ошибешься. А те, кто делали это, говорят, что не так уж и больно. Главное, конец не отхвати, еще пригодится! Понял?
- Понял, - медленно ответил я, вертя в пальцах гибкую стальную полоску.
- Лезвие сунь в рот, - приказал смотрящий, - прямо сейчас, чтобы привыкнуть.
Я послушно сунул лезвие в рот и замолчал.
Да, я вскрою себе брюхо. И сделаю это грамотно. Если бы можно было предварительно обколоть место разреза новокаином, то вообще никаких проблем. Но, как говорится, чем богаты…
Через два дня меня перевели в пресс-хату, и, только войдя в нее и услышав, что за спиной захлопнулась дверь, я заорал, как Тарзан на баобабе (смотрящий сказал, что нужно блажить как можно громче), и аккуратненько вскрыл себе брюшину. И действительно, было больно, но совсем не так, как я себе представлял. Ворвавшиеся вертухаи увидели на полу лужу крови, в которой красиво корчился я. На моем животе открылся огромный красный рот и в нем виднелись пульсирующие внутренности.
Потом была тюремная больничка, а там - новая баба.
И как только я почувствовал, что швы не разойдутся от некоторого напряжения, тут-то мы с ней и занялись правильным делом. И занимались этим при любой возможности. И случилась у меня очередная любовь. Ну, не то чтобы любовь, но опять допустил я до себя бабу. И опять она сукой оказалась.
Когда я сдернул с зоны, чтобы разыскать и по достоинству наградить всех тех, кто так хорошо обо мне позаботился, мне сделали пластическую операцию, и через некоторое время мое рыло поехало вправо и влево. Пришлось обратиться в дорогую клинику, а там - вот те на!
Сидит в приемной моя тюремная соска и глазки строит. Ну и пошло-поехало по новой. А закончилось тем же. Сдала она меня куму, который, оказывается, аж отпуск на полгода взял, чтобы меня отловить. Обиделся он, видишь ли, на меня. Обиженных - раком ставят, сами знаете. А сучка эта смерть себе нашла лютую, непростую. Сдохла она от укуса очковой змеи. А по-простому - кобры. Нормально получилось - змея змею убила!
А потом я понял, что попадать в ситуации с бабами мне, видимо, на роду написано.
Выручил я на шоссе смазливую чувишку на велике. Два отмороженных белоруса ее сбили, да еще и увезти хотели, поразвлечься, значит. Ну, я им вломил, как следует, а ее забрал. Наташей ее звали. И опять все сначала. Любовь-морковь, сиськи-письки…
А кончилось тем же, но уже поинтереснее. Оказывается, вся эта бодяга на шоссе была подстроена, чтобы меня в капкан взять. И взяли ведь, суки поганые! И как взяли! Подвели меня к банку, чтобы я рюкзачок с баксами оттуда взял, ну я, как лох последний, и повелся на это. А оказалось, что в этом рюкзачке воровской общак. Вот это уже серьезно. Ведь теперь любой вор меня может прирезать на месте без всяких разборок. И получается, что с одной стороны у меня - менты, с другой - урки с пиковинами, а с третьей - аж ФСБ!
Наташа-то шпионкой оказалась, а папаша ее - вовсе не папаша, а полковник ФСБ Арцыбашев. Во как! И вот теперь я в капкане, да не в одном. Обвешан я этими капканами, как двухнедельный утопленник раками.
И вот тут-то выясняется, что все это, не считая первого случая с моей женой, было подстроено для того, чтобы поставить такого человека, как я, умного, сильного и смелого-умелого, да и вообще, парня что надо, в такое положение, чтобы я и рыпнуться не мог. А потом заставить меня выполнить некое суперпоручение. Блядь!
И теперь я был в распоряжении Арцыбашева, и он попросту отдавал мне приказы. Как одному из своих подчиненных.
Я с досадой вздохнул и повернулся лицом к стенке.
Колеса долдонили свое: "Доедь-доедь… Доедь-доедь…"
Так в чем же дело? Почему все хотят меня использовать?
Может быть, потому, что я обладаю качествами, которых так не хватает тем, кто хочет провернуть опасное, рискованное дело? Вполне может быть. Да скорее всего так и есть. Они все, падлы, загребают жар моими руками. И при этом вовсе не хотят нанять меня, заплатив достойные деньги. Все они хотят вынудить меня сделать что-то на халяву, а потом, по возможности, убрать. Жабы позорные! Твари жадные!
Ну почему, спрашивается, если я такой крутой одиночка, Арцыбашев не связался со мной, как мужчина с мужчиной, и не предложил мне выполнить опасную работу за долю известную? А потому что жадность заела. Подонок в генеральских погонах. Привыкли, падлы, что солдаты им на халяву дворцы в пригородах строят, привыкли воровать и списывать, вот и в настоящих делах стараются все обтяпать так же. Арцыбашеву больше по душе сыграть подлую игру, чем честно договориться. Но ничего, подумал я, посмотрим еще, кто тут выиграет, а кто проиграет. И снова повернулся на спину.
Внизу чавкал сосед, другой сосед звякал в стакане ложкой.
Посмотрев налево, я увидел, что мой провожатый не спит и, лежа на правом боку, смотрит на меня, не мигая. Как будто хочет проникнуть в то, что сейчас бурлило в моей голове.
Я улыбнулся ему уголком рта, и Санек моргнул, провел рукой по лицу и легко спрыгнул вниз, попав ногами точно между стоявших в проходе сумок. От неожиданности толстый сосед выронил кусок хлеба с салом и закашлялся, подавившись крошкой.
Санек мягко стукнул его кулаком между лопаток и сказал:
- Извините, я не хотел вас напугать.
Потом он поднял голову, подмигнул мне и пошел то ли в тамбур, то ли в сортир. Мне не было до него ни малейшего дела. Арцыбашев подробно объяснил, зачем меня будет сопровождать человек, и я был вынужден согласиться с целесообразностью этой меры. Но это ни в коем не значило, что я должен посвящать провожатого в свои планы и вообще корешиться с ним. Да, он вытащит меня из какой-нибудь случайной заблуды, но это приказ, а не помощь товарища.