Община сестёр получала удовольствие, игнорируя различия и поддерживая соседство несовместимых убеждений. Несмотря на то, что грубое подавление желаний сердца было очевидно бесчеловечным, сёстры считали себя экспертами в ключевых вопросах человеческого бытия. Опять же, пропитанные своей доктриной женщины заявляли, что у них нет религии, но вели себя так, что все их поступки содержали такую сильную мораль и такую этическую базу и ритуалы, что иначе как религиозными их назвать было нельзя.

Таким образом, сложные и таинственные сёстры были одновременно человечными и бесчеловечными, любящими и нелюбящими, мирскими и религиозными... Древнее общество, действовавшее в рамках жёстких правил и систем взглядов... Канатоходцы, подвешенные над глубокой пропастью.

К своему несчастью, Користа сорвалась с одного из таких канатов, погрузившись во тьму.

И её наказанием стала ссылка сюда, на Баззелл. К этому странному морскому ребёнку...

* * *

Над водой бушевал шторм, гнавший по морю пенящиеся волны, а досточтимые матроны выстроили выживших сестёр Бене Гессерит перед конфискованными административными зданиями. Влажный ветер оставлял горечь на лице Користы, стоящей на сильно заросшей лужайке, так как теперь никто не ухаживал за травой. Она осмелилась поднять свой подбородок — это был её маленький акт неповиновения.

Досточтимые матроны были худы и свирепы, их лица —остры, их глаза — дико-оранжевы из-за употребления заменителя пряности на основе адреналина. Их тела—сплошные мышцы и рефлексы, на их ладонях и стопах — жёсткие мозоли, убивающие не хуже любого оружия. Шлюхи носили обтягивающие их фигуры одеяния — яркое трико и капюшоны, украшенные изящным шитьём. Они рисовались, как павлины, и использовали секс для укрощения и порабощения мужского населения на завоёванных ими мирах.

— Так мало вас, ведьм, осталось,—сказала матрона Скира, стоя перед собранными сёстрами.—Так мало...

У остролицей лидерши шлюх на Баззелле были длинные ногти, небольшие, похожие на стиснутые кулаки, груди и узловатые руки и ноги, по мягкости сравнимые с окаменелой древесиной[6]. Она была неопределённого возраста; Користа почувствовала едва заметные психологические толчки, которые применяла Скира, чтобы все поверили, что она гораздо моложе, чем есть на самом деле.

— Скольких из вас ещё мы должны замучить, пока кто-нибудь не скажет нам то, что мы хотим знать? — В её голосе сквозили медовые нотки, хотя он жёг, как кислота.

Джена, сестра, стоявшая рядом с Користой, выпалила:

—            Всех. Ни одна из Бене Гессерит никогда не скажет тебе, где находится Капитул.

Без предупреждения досточтимая матрона, как хлыстом, нанесла мощный удар ногой. Джена даже отпрянуть не успела, как Скира прошлась по её открытому лбу жёсткой стороной босой ноги, силуэт которой казался размытым, настолько быстрым был удар.

—            Пытаешься спровоцировать меня на то, чтобы убить тебя? — спро­сила Скира неожиданно спокойным голосом, приземляясь с идеальным балансом и грацией балерины.

Скира продемонстрировала абсолютный контроль, нанеся удар такой точности, что лишь рассекла кожу на лбу у Джены. Она остави­ла кровоточащую рану, удивительно похожую на метку отбраковки у морского ребёнка Користы.

Раненая сестра осела, зажимая лоб. Кровь текла между пальцами, а её обидчица посмеивалась:

—            Твоё упрямство развлекает нас. Даже если ты не дашь нам инфор­мацию, которую мы просим, то, по крайней мере, будешь источником веселья.

Остальные досточтимые матроны засмеялись вместе с ней.

После возвращения из Рассеяния легионы шлюх использовали про­тив человеческих популяций, с которыми они сталкивались, экономику, военные средства и сексуальное подчинение. Они, как за добычей, охо­тились за сёстрами Бене Гессерит пользуясь отсутствием у Общины сильного политического руководства и эффективных вооружённых сил. Но Досточтимые Матроны по-прежнему боялись их, зная, что сёстры Бене Гессерит способны оказывать реальное сопротивление всё то время, пока их руководство остаётся в подполье.

До сих пор Користе — всегда тихой и осторожной, трясущейся, как от холода,— удавалось избегать гневного удара поработительниц. Рань­ше её тоже допрашивали, как и других, но сейчас ей было страшно по-настоящему. Теперь регулярные допросы стали лёгким развлече­нием для шлюх, которые проводили их скорее по привычке, нежели в надежде получить необходимую информацию. Но их жестокость уже кипела у самой поверхности, и молодая сестра знала, что бойня может начаться в любой момент.

Дождь унимался, и Користа отёрла влагу с лица. Несмотря на наказание и ссылку, сестра Бене Гессерит понимала, что она осталась верна Общине. Она бы скорее убила себя, чем выдала местоположение Капитула.

В конце концов Скира и остальные досточтимые матроны вернулись в уют и тепло административных зданий. Они ушли водоворотом узор­чатых капюшонов и мокрых трикотажных костюмов, оставив Користу и её спутниц брести сквозь дождь назад к их убогой повседневности, поддерживая раненых сестёр.

Спеша по тропинке вдоль утёса в свою хижину после того, как она рассталась с остальными, Користа наблюдала, как внизу прибой разбивается о скалы, и гадала, смотрят ли на неё сквозь рифлёную поверхность волн фибианцы. Думали ли вообще эти амфибии о ребён­ке, которого они заклеймили и оставили в море? Должно быть, они считают его мёртвым.

Радуясь, что пережила ещё один допрос, она прибежала домой и скользнула в своё примитивное жилище, где её ждал малыш, уже более здоровый и сильный.

* * *

Користа знала, что не сможет вечно прятать маленького фибианца.

Её минуты счастья часто были мимолётными, как быстрые вспышки света во мраке тёмной комнаты. Она научилась принимать эти дра­гоценные мгновения такими, какими они были — просто мгновениями.

Как бы ни хотелось ей прижать дитя моря к своей груди и сохра­нить его в безопасности, она знала, что это невозможно. Користа сама не была в безопасности — как она могла надеяться уберечь ребёнка? Она лишь временно могла защитить малыша, оберегая его, пока он не станет достаточно сильным, чтобы пойти своим путём. Ей придётся отпустить его обратно в море. Учитывая быстрые темпы роста ма­ленького фибианца, она была уверена, что он станет самостоятельным быстрее, чем человек.

Однажды вечером Користа сделала то, чего боялась. Как только стемнело, она отправилась вниз по хорошо знакомой тропинке к своей тайной бухте, взяв с собой ребёнка. Хотя она не всегда могла разглядеть в темноте дорогу, она удивилась тому, насколько уверенно шла.

Входя в холодную воду, она крепко держала малыша на руках и услышала, как он захныкал, когда вода тронула его ножки и ниж­нюю часть тела. Користа скрывала своё морское дитя и заботилась о нём уже почти два месяца, и по развитию он уже соответствовал годовалому человеческому ребёнку. Его кляксообразное, бросающееся в глаза родимое пятно нисколько её не волновало, пусть даже из-за него собственное племя выгнало малыша прочь. Ужасающая перспек­тива сегодняшнего вечера несколько недель не выходила у Користы из головы: она боялась, что фибианец просто уплывёт и больше никогда её не вспомнит. Користа знала, что его связь с морем непреодолима.

— Я здесь,—ласково сказала она.—Не бойся.

Ребёнок ухватился своими перепончатыми пальцами за её руки, отказываясь их отпускать. Быстрая дрожь пробежала по его коже, выдавая немой ужас малыша.

Користа выбралась на мелководье, где глубина была всего несколь­ко дюймов, и села на песок, позволив волнам омывать свои ноги и ножки малыша. Волны были теплее прохладного вечернего возду­ха, и их прикосновения были приятны. В открытом море вода еле заметно фосфоресцировала, так что обтекаемая голова ребёнка просту­пала на фоне горизонта. Эта тень маленькой фигурки напоминала ей о загадках, таящихся внутри неё и в раскинувшемся позади океане...