- Что у вас за история с кражей золота? - скучным голосом спросил гость, разрезая отбивную.
Вопрос насторожил. О таком так безучастно не спрашивают.
- Или это секрет?
- Секрет от вас? Побойтесь Бога. Я думал, вы знаете.
- Я слышал кое-что. И только.
- История необычная. Вертолет, который вез золото, разбился. Плохие погодные условия...
- Что же в этом необычного?
- Их, конечно, начали искать. Но прежде чем нашли, к месту аварии поспел другой вертолет, бандитский. Значит что же?..
- Что?
- Встает вопрос: каким образом бандиты так быстро и точно обнаружили разбившийся вертолет?
- Ну, мало ли...
- Такое могло произойти лишь в том случае, если они заранее знали, где и когда будет авария. Вы меня понимаете?
- Хотите сказать, что кто-то из находившихся в вертолете, был связан с бандитами?
- Есть такая версия...
- А может, готовившие аварию оставались на земле?
- И такая версия существует. Однако пока ничего, подтверждающего ее, не обнаружено.
- Естественно. Если в вертолете был радиобуй, то они, то есть, бандиты, забрали его.
Плонский покачал головой. Он пережевывал кусок бифштекса и раздумывал над услышанным. Быстро умел соображать господин зампрокурора и умел не показывать виду, что ему что-то такое пришло на ум.
- Возможно. Но дело в том, что вертолет с украденным золотом вынужден был приземлиться не там, где рассчитывали бандиты, и был задержан. Его обыскивали, но ничего, похожего на радиобуй, не обнаружили.
- Да, да, я что-то такое слышал. Расскажите подробнее.
С трудом верилось, что представитель центра, приехавший поглядеть на него как на будущего прокурора, не знает подробностей нашумевшего дела. Об этом же было во всех газетах. И если бы не звонок своего человека, которого Плонский не только знал, а просто обязан был доверять, то столичному гостю он ничего говорить бы не стал.
- Да рассказывать-то особенно нечего. Один из охранников, что были в том разбившемся вертолете, остался жив. И когда прилетели бандиты, он...
- Начал стрелять?
- Нет, он принял их за своих. Это они начали стрелять по нему, а он, обороняясь, обстрелял их вертолет и серьезно повредил его. Так что далеко они не улетели, упали возле Никши, поселок у нас такой. А там участковый въедливый - лейтенант Грысин. Да и люди набежали - свободные же все, без работы сидят.
- Задержали бандитов?
- Двоих. Третий убежал. Это-то и насторожило Грысина. Организовал наблюдение за оставшимися двумя и охрану вертолета.
- Почему же до сих пор не взяли третьего?
Плонский не поднял глаз, не подал виду, что понял прокол гостя. Говорил, что ничего не знает, а, оказывается, знает-таки, что третьего, и верно, до сих пор не нашли. Оглянулся, будто в задумчивости, будто там, в поселке, что-то его заинтересовало.
Поселок был, как поселок: панельные дома, выстроившиеся подобно фишкам домино, за ними, загораживая горизонт, - омертвевшие корпуса комбинатов. А здесь, внизу, у громадного серого камня, лежавшего посередине площади, оживленная толпа.
- Что там такое? - заинтересовался гость.
- А ничего. Мужики зубоскалят.
Гость привстал, заглянул через перила.
- Там и женщины. Чего это они?
- Камень рассматривают.
- Камень?
- Местная достопримечательность.
Довольный представившейся возможностью переменить тему разговора, Плонский начал рассказывать историю, похожую на анекдот.
Камень был тут всегда, выпирал из недр острым углом высотой в три человеческих роста. Когда-то, еще до поселка, стояла на нем тригонометрическая вышка. Партийные планировщики быстро сообразили, что сам Бог сотворил здесь фундамент для памятника вождю мирового пролетариата, и на плане будущего поселка сразу начертали центральную площадь. Поселок рос, на площади возведены были административные здания, а на памятник все не хватало денег. Тогда по чьему-то велению одну грань камня отшлифовали и на ней выбили бессмертное пророчество: "Поколение, которому сейчас семнадцать лет, увидит новую эру - эру коммунизма. Ленин".
Но вот заварилась демократическая каша, и пророчество лишило покоя новых мечтателей. Сначала срубили слово "Ленин", затем изуродовали слово "коммунизма", оставив только его окончание. И тут же на освободившееся место кто-то мелом вписал слово "паразит". Его затерли. Тогда на это место, уже масляной краской, было вписано слово "бандит". Получилось совсем весело: "Поколение, которому сейчас семнадцать лет, увидит новую эру - эру бандитизма".
- Надпись не раз закрашивали, но она появляется вновь и вновь, сказал Плонский. - Сейчас, наверное, опять. Такую форму у нас приняла политическая борьба. Взорвать камень, что ли?
Гость снова привстал со стула, посмотрел на толпу возле камня, сказал:
- Взрывчатки много надо.
- Много. Да как взрывать? Дома же вокруг.
- А пускай стоит. Позубоскалят, позлятся, да и привыкнут. Пускай привыкают.
- Вы так думаете?
- Не только я. Человека можно ко всему приучить. Вы же смотрите телевизор, слушаете радио. Делайте выводы.
Он сел, поднял бокал, в котором налитое шампанское давно уж перестало пузыриться.
- Выпьем? - обрадовался Плонский.
- Выпьем. И продолжайте рассказывать.
- О чем?
- Вы же не договорили. Золото, что было в бандитском вертолете и что собрали возле того, разбившегося, все цело?
- Двух пудов недостает.
- Тот, сбежавший, унес?
- Возможно. Поймаем, выясним.
- Надеетесь поймать? А если он отречется?
- Не получится. Охранник, что в живых остался, видел его.
- Издалека?
- В том-то и дело, что совсем близко. Опознает.
- А он, этот охранник, сейчас где? Его самого не придется искать?
- Не придется. - Плонский засмеялся. - У него в кармане нашли самородок из тех, что были в вертолете.
- И что же?
- Сидит, суда ждет.
Гость помолчал. И тоже заулыбался.
- Может, и в самом деле, попробовать вашей таежной?
- Обязательно, - обрадовался Плонский.
Поманив пальцем официантку, стоявшую в дверях и все время поглядывавшую в их сторону, он заказал графинчик женьшеневой.
После первой же рюмки скованность, мешавшая Плонскому увидеть в столичном госте своего человека, пропала, и он заговорил откровеннее.