— Клифф, ты ничего не слышал о повторном запуске зонда? Кажется ученые «Старфлайта» собирались. — Взгляд Гарамонда не отрывался от сверкающего города.
— Вроде.
— Интересно, его камеры были включены?
— Сомневаюсь. Иначе они вряд ли бы проглядели.
Мейсон, который недавно пришел в себя, лихорадочно возился на заднем сиденье со своей портативной голокамерой.
— Что вы собираетесь сказать этим существам, капитан?
— Не имеет значения. Они нас не поймут.
— А может, и не услышат, — добавил Нейпир. — Неизвестно, есть ли у них уши.
У капитана пересохло во рту. Он множество раз воображал себе первую минуту встречи. Он ждал ее, как может ждать лишь тот, кто заглядывал в слепые глазницы тысячи безжизненных планет. Ждал и страшился до перебоев в сердце. Что сулит этот контакт? Выдержит ли Гарамонд, оказавшись лицом к лицу с представителями абсолютно чуждой формы жизни?
Бледно-голубой город рос перед глазами. Капитан бессознательно давил ногой на педаль, тихий вой двигателя перекрыло шуршанье травы, хлеставшей по днищу и крыльям машины.
Нейпир сочувственно посмотрел на друга.
— Что с тобой, Вэнс? Арахнофобия?
— Боюсь, она самая.
— Не переживай, у меня тоже.
Мейсон нетерпеливо наклонился вперед.
— О чем вы?
— Отложим разъяснение до более подходящего случая, — ответил Нейпир.
— Ладно, можно и сейчас, — произнес Гарамонд, радуясь возможности отвлечься. — Мейсон, вам нравятся пауки?
— Терпеть не могу. — Журналист поежился.
— Самый распространенный ответ. Большинство людей испытывают отвращение при виде пауков и вообще паукообразных. В связи с этим возникла даже теория, будто паукообразные — не коренные обитатели Земли. Со всеми прочими тварям на планете, даже со страшными, как смертный грех, люди в той или иной степени ощущают родство. Только не с пауками. Таким образом, паукобоязнь, или арахнофобия, как полагают некоторые ученые, суть подсознательное отвращение к чуждой форме жизни. Если это соответствует действительности, то у нас могут возникнуть серьезные проблемы при установления контакта с инопланетной расой. Беда в том, что, будь инопланетяне самыми разумными, дружелюбными и даже прекрасными, они все равно вызовут в людях ненависть и жажду убийства. Просто потому, что внеземная форма жизни не зарегистрирована в унаследованном нами вместе с генами своего рода контрольном списке.
— Это, скорее, не теория, а гипотеза, — сказал Мейсон.
— Да, гипотеза, — согласился Гарамонд.
— Какова вероятность того, что она сейчас подтвердится?
— По-моему, практически нулевая. Я не верю…
Гарамонд резко оборвал фразу: автомобиль въехал на пригорок, за которым всего в нескольких сотнях шагов стояли два существа.
Чужаки удалились от своего города на значительное расстояние. Вокруг, кроме них, никого не было.
— Думаю… Мне кажется, дальше следует пройтись пешком.
Нейпир кивнул и открыл дверцу. Они вылезли, немного постояли, привыкая к зною, потом медленно побрели к двум фигурам. Мейсон с голокамерой отстал.
Расстояние сокращалось, и Гарамонд начал различать детали. Хотя инопланетяне не были похожи ни на одно известное живое создание, он не испытывал ни страха, ни отвращения.
Издали они казались гуманоидами, одетыми в цветастые наряды, на которых, словно заплаты, выделялись яркие розовые, бурые и желтые пятна, однако вблизи они стали похожи на широкие разноцветные листья. Листья отбрасывали тень на асимметричное туловище довольно сложной формы и крепились к нему веточками-отростками. Головы как таковой у инопланетян не было, но скругленная верхняя часть наклоненного вперед тела выглядела сложнее всего остального. Единственным узнаваемым органом чувств среди изобилия усиков, ложбинок и шишек оказались зеленые, в красных точечках глаза, похожие на два гелиотроповых кабошона.
— Кого они тебе напоминают? — прошептал Нейпир.
— Не знаю, — так же тихо ответил Гарамонд. Он тоже испытывал потребность сравнить их с чем-нибудь из прошлого опыта. — Может, раскрашенных креветок?
Мейсон споткнулся и упал, но друзья даже не обернулись. Они уже стояли в нескольких шагах от чужаков. Фантастические создания не шевелились, не проявляли никакого любопытства к пришельцам. Тишина застыла в воздухе, словно жидкое стекло. Неподвижные, молчаливые застыли друг перед другом представители двух рас, и, хотя напряжение нарастало, никто не шевельнулся, не издал ни звука.
Гарамонд взмок, а в голове ворочалась спасительная мысль: «Никаких торжественных встреч и речей. Они все равно нас не поймут. Ни за что никогда не поймут».
Истекла долгая минута, потянулась другая.
— Все. Мы выполнили свой долг, — объявил, наконец, Нейпир. — Можно с чистой совестью возвращаться.
Гарамонд задумчиво повернулся, и они побрели к Мейсону, который, пятясь, продолжал запечатлевать историческое событие. Лишь дойдя до машины, Гарамонд оглянулся назад. Один инопланетянин неуклюже удалялся в сторону своих домов, второй стоял на прежнем месте.
— Обратно поведу я, — заявил старпом и принялся изучать примитивную систему управления. Когда все расселись, он направил машину вдоль подножия холма. — Поедем в объезд, во избежание нежелательной встречи. Ведь Лейкер мог послать за нами парочку грузовиков со своими головорезами.
Перед глазами Гарамонда стояли два цветастых создания. Он пожал плечами.
— Арахнофобии не чувствую, следовало бы радоваться, а я разочарован. У нас с ними нет повода для вражды, но нет и ничего общего. В такой ситуации вражда вообще невозможна. Нам с ними не о чем говорить, незачем общаться, незачем вступать в какие-либо отношения.
— Насчет общения, не знаю, Вэнс. А вот поводов для конфронтации сыщется сколько угодно. — Нейпир показал пальцем налево, где линия холмов изгибалась в сторону, открывая взору равнинные просторы. Скопление бледно-голубых пятен, вместо того, чтобы сойти на-нет, простиралось до самого горизонта. Казалось, вся прерия цветет, словно льняное поле.
Мейсон присвистнул и поднял голокамеру.
— Неужели холмы целиком окружены городом? И наша база вместе с ними?
— В том-то и дело. Они, вероятно, здесь уже давно… — Нейпир, видимо, решил не продолжать, однако Гарамонд понял его мысль.
Лиз Линдстром уже привезла около трехсот тысяч поселенцев, и вскоре ожидали прибытия крупных транспортных судов со следующей партией. Наберется миллион колонистов, людей, изголодавшихся по собственной земле, возникнет неизбежная вражда с соседями, первыми занявшими территорию вокруг Окна. Следовательно, в ближайшем будущем здесь могут произойти крупные столкновения.
11
Через месяц пронеслись первые слухи о побоище.
Им предшествовал недолгий период спокойствия, когда потоки колонистов разливались по кольцу суши вокруг Бичхэд-Сити. В это же время прилетела группа чиновников департамента внешних сношений, которые первым делом издали бесполезное постановление о запрете всякого строительства ближе, чем в пяти километрах от чужого города. Людям не рекомендовалось вступать в контакты с туземцами, вообще приближаться к ним, пока не завершатся переговоры о коридоре для прохода на свободные территории. Однако правительственные чиновники опоздали с выходом на сцену, они не имели никаких средств информации, с помощью которых могли бы оповестить людей о своем постановлении. А главное — среди переселенцев укоренилось мнение, будто любая попытка установить дипломатические отношения с «клоунами», так теперь называли туземцев на местном жаргоне, бесполезна.
Люди подходили к цветастым существам с опаской и почтением, пока не увидели, что у туземцев нет техники, за исключением примитивных сельскохозяйственных орудий, даже жилища они строят из волокон типа целлюлозы, вырабатывая их в собственном организме и вытягивая из себя, как паук паутину. Потом, выяснив, что клоуны — немые, большинство колонистов усомнилось в их разумности. По одной из гипотез, туземцы были потомками выродившейся расы, которая некогда возвела укрепления вокруг Окна в центре Бичхэд-Сити. Другая гипотеза утверждала, будто эти существа — порода домашних животных, которые, пережив своих хозяев, создали собственную квазикультуру.