Игорь убрал руку от её рта. Но держать её за руки они продолжали, зная, что женщина она очень даже решительная. А выплевывать коньяк было уже поздно...

- Спасибо, сыночек, - презрительно хмыкнула Бермудская. - Спасибочки тебе. И ты предал... А иного от тебя ожидать трудно было. Откровенности моей хочешь, эйфории? Так будет тебе и всем вам откровенность, дорогие мои, даже порошочек не успеет подействовать. Чтобы вы, мелочь пузатая, знали, что я и без всякого снадобья выскажу все, что по вашему поводу думаю...

В это время раздался телефонный звонок. Дьяконов свободной рукой поднял трубку. Там пищал голос какой-то старушонки.

- Мне Ольгу Александровну, будьте добры. Это кто, Степочка? Степочка, где мамочка? Она мне так нужна, так нужна...

- Она сейчас не может подойти, - сказал Дьяконов.

- Степочка, родненький, позови мамочку, - продолжала настаивать старушка. - Это Ева Фабиановна говорит... Что это у тебя голос какой-то странный, Степочка? Мне плохо, я умираю, она знает один рецепт, только она и Соломон Израилевич... А я потеряла бумажку, где записала телефон Соломона Израилевича... Помилосердствуй, Степочка, позови маму, неужели её нет дома?

Дьяконов раздраженно протянул трубку Бермудской, но, поскольку её продолжали держать за руки, поднес трубку к её лицу, чтобы она могла слушать и говорить.

- Алло! Ева Фабиановна? Вам нужен рецепт? Сейчас скажу. А это... Нет, это не Степа, вы правы. А какое вам дело, что у меня за мужчина дома? Это Игорь Николаевич, мой добрый знакомый, устраивает это вас? - усмехнулась Бермудская. - Так... позвоните лучше Соломону Израилевичу, он вам все объяснит лучше меня. Номерок помните? Ах, забыли... Бумажку потеряли?... А, нашли уже? Ну и прекрасно... Да, да, у меня гости! Дорогие гости, Ева Фабиановна! Да делайте же, как я вам говорю, Ева Фабиановна, не пожалеете. Я плохого не посоветую... Все, поправляйтесь, проживите ещё столько же... Завтра хотите приехать? Ну ладно, только обязательно предварительно позвоните...

В трубке запищали гудки, а Бермудская хмыкнула недовольно:

- Самой восемьдесят семь лет, а туда же... Жить хочет...

"Ну, Андрюха...", - поражалась она. - "Какой же он мастер менять голоса! Чуть сама не поверила в то, что звонит древняя старуха."

- Все жить хотят, - сказал Игорь.

После разговора с древней старушкой у Бермудской задорно заблестели глаза, что очень не понравилось Дьяконову. Он пожалел, что не положил сразу же трубку. Но то, что сообщила через пару минут Ольга Александровна заставило его забыть об этом телефонном звонке, уж в очень интересное русло направился разговор...

- Жить можно по-разному, - вдруг пришла в хорошее расположение духа Бермудская. - Можно, например, жить так, как жила я, как жил мой покойный муж Егор Степанович, как его шеф... да, да, он хорошо пожил, кончил только плохо, а жил круто, ради такой жизни можно и пулю в лоб получить, платить-то когда-то приходится... А можно жить и по-другому. - Она как-то странно поглядела на Степана и Риту. - Например, как жили они, эти двое...

- А как мы жили? - взорвался Степан. - Поначалу хорошо жили, и дальше жили бы хорошо, если бы ты не мешала... И любили друг друга...

Оглушительный хохот потряс гостиную и поразил всех присутствующих. Хохотала Бермудская хрипло, надрывно, то закашливаясь, то просто стонала от смеха. И никто ровным счетом ничего не понимал.

"Порошок действует", - подумал Игорь.

- Они хорошо жили, они любили друг друга, Боже ж мой! - продолжала хохотать Бермудская. - Да отпустите же, наконец, мои руки, вцепились как пиявки, тоже мне... Никуда я не убегу, и ни на кого с ножом не полезу, нужно больно... Я вас другим ошарашу! А ошарашу вот чем - вы, Маргарита Валентиновна, полагаю ещё помните день рождения вашего бывшего супруга?

- Ну..., - ничего не понимала из её слов Рита.

- Так когда же его день рождения? - задорно глядела на него Бермудская.

- Ну пятнадцатого июля, что с того?

- Отнимите девять месяцев. Что получается? Пятнадцатое октября, не так ли? Как же удивительна природа, не устаю удивляться! Зачнешь ребенка, а ровно через девять месяцев он тут как тут, выходит на свет божий... Так вот... пятнадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года у меня была на даче чудесная встреча с одним одаренным романистом...

Рита приоткрыла рот, начиная понимать чудовищный смысл её слов.

- Да, да, Маргарита Валентиновна, вижу, вы все поняли! Да, да, вы жили со своим родным братом Степаном Валентиновичем, жили пять лет, как муж и жена. Вы даже забеременели от него и чуть было не произвели на свет нечто любопытное и невразумительное, это уж я вас пожалела, на аборт отправила...

Т а к о г о не ожидал никто. Все четверо сидели молча, с открытыми от изумления ртами, а Бермудская наслаждалась произведенным впечатлением.

- Н-н-нарышкин... мой отец? - пролепетал бледный как смерть Степан.

- А кто же еще? Не Егор же Степанович, старый хрыч? Он на воспроизведение потомства способен не был. Вова покойный был от Витеньки, царство им обоим небесное... Так что я дважды была беременна от разных... Нет, вру, даже четырежды, ещё два выкидыша было... Только ни разу от законного мужа. А у Егора Степановича я действительно была в Сочи после замечательного уик-энда с Валентином Константиновичем, только после таких отношений вряд ли что могло зародиться, как он только поверил, ума не приложу. А, может быть, и не поверил, не так уж он был глуп, раз сумел выжить при всех властях. Вид только сделал. А вот в то, что Вовочка его сын, он и вправду верил, так горевал, когда он в три годика простудился и умер от пневмонии... Даже что-то такое там вещал, что его Бог наказал за то, что он не помог сестре и что её сын из-за него умер... Вот, дела-то какие, даже он был способен на раскаяние. А причем тут Бог, понять не могу, недоглядели просто, каждый своим был занят, он своими доносами, я писательской мышиной возней, а на нянек разве можно положиться? Но, как ни странно, Вовочка чем-то был похож на Егора Степановича, потому что и Витенька на него похож - оба белесые, безбровые, ресницы светлые, глазенки водянистые, попробуй, разбери там... А ты, Степочка, к сожалению, не похож ни на своего красавца-отца, ни на меня... Гаденыш ты, и больше никто, мразь ты подколодная, - продолжала она улыбаться в лицо сыну. - А все это, видимо, от того, что мы много выпили с Валентином в тот замечательный вечер...

- И порошочка покушали, - добавил Бауэр.

- Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, - ещё благостнее улыбнулась Бермудская. - Я, во всяком случае, порошком не закусывала, благо было закусить чем получше. Сыр был, привезенный мной из Милана, апельсины... А вот за Валентина я не могу отвечать... Но какое удовольствие он мне доставил, вы бы знали... Я сейчас все это вам в подробностях расскажу... Вы же хотели подробностей, так получите...

- Заткнись!!! - заорал Степан, округлив глаза и вскакивая с места. Заткнись, блядь вселенская! Я тебя убью!

- Никого ты не убьешь, - спокойно произнесла мать. - Ты мышонка боишься раздавить, даже таракана, куда тебе? А если не хотите, так и не стану рассказывать подробности той ночи. Надеюсь, на сей раз никто не сомневается в том, что я сказала правду? - пристально поглядела она в глаза присутствующих. И все поневоле отвели глаза в сторону.

- Боже мой, боже мой, - закрыла лицо руками от захлестывающего её стыда Рита. - Гадючье гнездо...

- Ох, гадючье..., - охотно подтвердила Бермудская, расплываясь в довольной улыбке. - И ты в нем очень хорошо смотрелась в качестве змееныша. Как я радовалась на вас, когда вы щебетали, детки мои дорогие... Нет, никто из присутствующих не ведал настоящего наслаждения. Какое удовольствие я получала от вашего общения, начиная с вашего знакомства и кончая разводом... Впрочем, вру в конце мне все это стало надоедать, противно просто стало, и все тут...

- Так это что же получается, это вы их свели? - нахмурился Дьяконов, преодолевая подступивший к горлу приступ тошноты. Ему захотелось скорее уйти отсюда на свежий морозный декабрьский воздух, вымыть руки в снегу, завести свою "девятку" и помчаться на хорошей скорости по ночной предпраздничной Москве. В принципе, он свое дело уже сделал, свадьбы не будет, хотя бы уж по последней причине, а, значит, Риту никто преследовать больше не будет. Против Бермудской и её сына же действительно никаких конкретных доказательств нет.