Винтовка в футляре из оленьей кожи была пропуском, открывавшим нам путь к запасам мяса, когда я мог выкроить какое-то время для охоты. Топоры и тесла, гвозди и пилы были незаменимыми инструментами для постройки хижины.

Там, куда мы направлялись, нас не ждали соседи, у которых можно было бы одолжить предметы домашнего обихода. Бли жайшее жилье находилось на расстоянии полусотни миль, и, чтобы добраться туда, нужна была верховая лошадь или повозка. К тому же, если бы какой-нибудь из наших драгоценных инструментов испортился или потерялся, мы не смогли бы купить новый, так как у нас почти не было денег. Покупка предметов первой необходимости почти полностью истощила наш кошелек. Когда я отдал его на хранение Лилиан, там было всего лишь тридцать долларов и несколько центов, и неизвестно было, сколько времени нам придётся довольствоваться этой скудной суммой и когда у нас заведутся еще какие-нибудь деньги.

Пока мы обсуждали финансовые вопросы, колеса фургона стукались о встречные камни и корни, и каждый толчок уносил нас все дальше от Риск-Крика, приближая к цели нашего пу тешествия.

— Если исключить возможность, что кто-то из нас заболеет или случится еще какая-нибудь беда, — сказал я, — этих денег хватит нам до осени. Там, где мы будем жить, деньги вряд ли понадобятся. К первому ноября у нас будет изба, сарай и сено, заготовленное на зиму лошадям.

Лилиан переменила позу и уперлась ступней левой ноги о конец ящика под сиденьем.

— У меня начинает побаливать бедро, — пожаловалась она. И, немного подумав, сказала: — Эрик, я уверена, что мы пробьем ся. Похоже, — продолжала она после краткой паузы, — что пройдет немало времени прежде чем в наш капкан попадет что-нибудь, кроме койотов[10].

— Возможно, что три или четыре года, — ответил я.

Хотя в результате поднявшегося спроса на меха были истреб лены бобры, а это в свою очередь привело к исчезновению других пушных зверей, но койоты сохранились. Капканы и западни, винтовки и охотничьи собаки — все теперь использовали в погоне за шелковистыми серыми шкурками койотов как белые, так и индейцы. Конечно, это после того как шкурками заинтересовались торговцы. До этого в лесах было так много более ценных пушных зверей, что за койота давали лишь те два доллара, которые правительство платило за его скальп. Но с тех пор как положение изменилось, на любом торговом пункте в обмен на первосортную шкуру можно было получить бакалейных и прочих товаров на восемь — десять долларов. И несмотря на то что все охотники и фермеры охотились здесь на койотов, они не исчезли из этого края.

В нашем фургоне было около сорока или пятидесяти хорошо налаженных капканов и сотня патронов для ружья. К концу октября койоты сменят свои жесткие летние космы и их шкурка станет первосортной.

Я рассчитывал расставить оснащенные капканы по первому но ябрьскому снегу. А до тех пор у нас не было никакой надежды пополнить скудное содержимое кошелька.

Наполнив ведра водой, я уложил около костра распиленные дрова и растянулся у огня головой к передней части фургона. Я видел, как Лилиан делает пресные лепешки и кладет их на сковородку у костра. Откуда-то с озера слышался тоскующий птичий крик, печальный, как песня об одиночестве. Возможно, что здесь, на расстоянии многих миль от населенных пунктов, остававшихся все дальше и дальше позади нас, кто-нибудь и почувствовал бы себя одиноким, но только не я.

Отдыхая, я прислушивался к перезвону колокольчиков на лошадях. С чувством удовлетворения и душевного покоя я на блюдал, как Лилиан готовит ужин. На следующий день нам предстояло добраться до истоков Мелдрам-Крика, перебраться на другую сторону и немного спуститься вниз по ручью. К концу дня мы рассчитывали быть дома. Хотя этот предпо лагаемый дом и представлял собой лишь разбитую в тени деревьев палатку размером десять на двенадцать футов, все равно это был наш дом: ведь я знал, что там у меня будут Лилиан и Визи и сто пятьдесят тысяч акров нетронутой природы. А раз мы трое собирались делить свою судьбу в этой глуши, об одиночестве не могло быть и речи. В этом я был полностью уверен.

Когда на следующее утро я разжег костер, солнце уже взошло. С озера еще дул сильный ветер и отгонял комаров от нашей стоянки. Я спустился в воду и выловил колесо. Обод разбух в воде и снова мог хорошо держаться, плотно прилегая к шине и спицам.

Когда я пригнал и запряг коней, Лилиан провозгласила: «Завтрак!» Ветер стихал, и огромные тучи звенящих кровожадных комаров двинулись на нас с болота. Нам пришлось есть и пить, действуя одной рукой: другая отгоняла насекомых. Было только два возможных способа избавить нас и наших лошадей от комаров: разжечь огромный дымокур, чтобы дым покрыл весь песчаный мыс, или поскорее убраться с озера. Мы выбрали последнее.

К десяти часам мы достигли истоков ручья. Хотя снег в лесу стаял за шесть-семь недель до нашего появления, в русле ручья булькала лишь тоненькая струйка воды, едва достаточная для того, чтобы смочить шины колес, когда фургон переезжал на противоположный берег.

— Если еще пару недель не будет дождей, весь ручей пере сохнет, — предсказал я.

На этой стороне ручья была полоса леса, где не сохранилось ни одного невысохшего старого дерева. Пожары предшествовавших лет уничтожили здесь почти всю растительность, оставив после себя лишь хаос сваленных деревьев. Проехать там было невозможно.

В марте этого года, когда бурелом был покрыт слоем снега более двух футов толщиной, здесь прошли сани и скот с зимних пастбищ. Теперь же путь фургону нужно было расчистить топором. Я разжег около фургона дымокур, предоставив Лилиан поддерживать огонь, распряг лошадей и начал прорубать проход через бурелом.

Деревья были пересохшими и твердыми. В лесу стоял паля щий полуденный зной, и, когда я прерывал работу, чтобы передохнуть, в каждую частицу моей открытой кожи впивалось по меньшей мере полдюжины комаров. Я упорно расчищал проход, проклиная про себя пожары, навалившие кучи деревьев, ворча на комаров и почти жалея, что мы вернулись в эти унылые и негостеприимные места. Однако, когда два часа спустя я подошел к фургону, комары и бурелом были забыты, и я посвистывал, подсаживая Визи на его место в фургоне.

Лишь в конце дня я остановил фургон у края заросшей оси нами и ивняком поляны, где мы рассчитывали построить наш будущий дом. В то время в Чилкотине можно было захватить несколько акров свободной земли, сколотить там избушку, распахать участок для огорода и отложить заботу о легализации своих прав на землю до какого-нибудь удобного момента в отдаленном будущем. И хотя эти права не были узаконены никаким государственным учреждением, они не вызывали сомне ний у других жителей этого края. Со своего высокого места в передней части фургона я оглядывал полдюжины акров земли, расстилавшейся передо мной, считая ее своей собственностью, как если бы соответствующие документы были уже подписаны, скреплены печатью и лежали в заднем кармане моих брюк.

Нашим было право очищать эту землю от сорняков, распахи вать и засевать ее. Нашим было право построить на этой земле дом, как только нам удастся нарубить нужное количество деревьев и притащить их из леса. Земля принадлежала нам с того момента, как здесь остановились колеса нашего фургона. И нашим было право взять эту землю и владеть ею «ныне и присно и во веки веков, аминь».

Я соскочил со своего места. Одной рукой я отгонял комаров, другой рукой начал снимать упряжь с лошадей.

— Не очень-то гостеприимно нас здесь встретили! Не правда ли? — сказал я с кислой миной, обращаясь к Лилиан.

Но она была слишком занята, чтобы обратить внимание на мое ворчание. Она носилась, как белка в колесе, собирая топливо для дымокура, который в тот момент был крайне необходим.

Теперь, когда Лилиан садится весной за кухонный стол и со ставляет список предметов, который надо закупить для следую щей зимы, она никогда не забывает включить туда почти все имеющиеся в продаже средства против насекомых. Но в тот момент, когда мы больше всего нуждались в таких средствах, когда мы даже не могли спрятаться от комаров за закрытым окном или закрытой дверью, у нас не было ничего. Дым, от которого перехватывало дыхание и слезились глаза, был нашим единственным средством борьбы с комарами. И неизвестно, что было хуже — комары или дым.