Мое лицо пылало.

— Заткнись, — гаркнула я и ослабила вцепившиеся в простыню пальцы.

Глаза Маттео смягчились.

— Почему ты мне не сказала?

Я решила разыграть из себя дуру. Может, смогу убедить его, что всё не так, как кажется.

— Сказала тебе что?

Его губы изогнулись в лукавой улыбке, и больше всего на свете я хотела стереть ее с его лица. Разумеется, он не купился на мою ложь. Он же не идиот. Он искусный манипулятор, и мне, конечно, придется ещё учиться и учиться, прежде чем удастся его обмануть.

— О том, что я у тебя первый. — Почему это прозвучало с таким... облегчением и… гордостью?

Если бы я не боялась, что вытащить его член из меня будет так же больно, как это было, когда он вошел, то оттолкнула бы его. Лежа под ним, было трудно спорить.

Я прищурилась.

— Я думала, мы будем трахаться? Мне надоело с тобой трепаться.

Маттео опустился на руки, сблизив наши тела. Я напряглась от боли, вызванной его движением.

— Прежде я хочу, чтобы ты ответила на мой вопрос. Почему? Ты могла бы избавить себя от сильной боли, если бы сказала мне, — произнес он тихо. Казалось, будто для него проще простого находиться глубоко внутри меня и вести беседу.

Когда стало ясно, что он будет ждать до тех пор, пока не дам ему то, что хочет, я ответила:

— Потому что не хотела, чтобы ты знал.

Его ухмылка стала еще нахальнее.

— Потому что ты не хотела признаться, что ждала меня.

— Я не ждала тебя. А теперь прекращай болтать и трахни меня, черт побери. — Все это становилось слишком личным, и мне не нравилась эта моя уязвимость, как будто я была голая не только снаружи, но и внутри. Как мне избавиться от этих ощущений, если Маттео продолжает меня спрашивать о том, о чем мне не хотелось задумываться?

Маттео не сводил с меня глаз. Они были темными и властными и, казалось, видели меня насквозь. Если бы это не смахивало на поражение, я бы отвернулась. Он медленно вышел из меня, прежде чем скользнул обратно, а я напряглась от боли. Мое тело оказалось отвратительным предателем. По крайней мере, на этот раз мне удалось сдержаться и не охнуть. Маттео двигался медленно и осторожно, его мышцы перекатывались с каждым толчком.

Я ненавидела то, что он был так деликатен. Ненавидела, что он не вел себя как полный мудак, ненавидела, что ненавидеть его было не так просто, как я рассчитывала. Если он не был мудаком, значит, в смерти Сида было даже больше моей вины, потому что мой побег был ненужным, эгоистичным и необоснованным поступком.

Я схватила его за плечи.

— Прекрати сдерживаться.

Маттео нахмурился, но всё равно не стал двигаться быстрее.

Впившись ногтями в его кожу, я дернула бедрами, несмотря на боль между ног.

— Прекрати сдерживаться!

На этот раз он послушал. Его глаза сверкнули, и он начал вколачиваться в меня сильнее и быстрее. Я закрыла глаза, вцепившись в его плечи, наверняка оставив следы от ногтей. Мне было всё равно, и Маттео, кажется, не возражал, если судить по его учащенному дыханию.

Я была рада боли, она давала мне возможность сосредоточиться на чем-то еще, помимо сокрушительного чувства вины. Но была не только боль. Вскоре чувство растянутости превратилось в восхитительное давление, в слабый отголосок удовольствия, какого никогда прежде я не испытывала. Маттео опустился ниже, изменив угол проникновения, одним толчком задев какую-то ошеломительную точку глубоко внутри меня. Затем склонил голову и легонько прикусил кожу на моем горле. С моих губ слетел стон. Я открыла глаза, встретившись с напряжённым взглядом Маттео. Я не могла отвернуться. Мне хотелось одновременно притянуть его ближе и оттолкнуть, хотелось спрятаться и открыться ему, хотелось и не хотелось.

— Ты близко? — прохрипел Маттео.

Я отрицательно покачала головой, не доверяя своему голосу. Может, мне и удалось бы кончить, потому что становилось всё приятнее, но я нуждалась в пространстве между Маттео и мной, мне необходимо было время, чтобы взять контроль над собственными эмоциями, прежде чем они захлестнут меня. Я устала, была сбита с толку и опечалена.

Маттео вновь приподнялся на руках и задвигался быстрее, снова и снова вколачиваясь в меня, а затем напрягся надо мной, лицо его исказилось от удовольствия, и, черт возьми, в этот момент он был прекрасен настолько, что даже Микеланджело не сотворил бы лучше. Толчки Маттео стали резкими, а затем он замер, прикрыв глаза, несколько прядей темных волос прилипли к его лбу.

У меня зачесались пальцы от желания смахнуть их, прикоснуться к его губам и челюсти. Вместо этого я отняла руки от его плеч и прижала их к кровати рядом с собой, где они не могли сделать какую-нибудь глупость, о которой я бы пожалела позже.

Маттео медленно открыл глаза, а я потихоньку вздохнула. Почему он не может перестать так на меня смотреть? Он не улыбнулся, лишь смотрел на меня своим пронзительным темным взглядом.

Я пихнула его в грудь.

— Ты становишься тяжелым. Слезь с меня.

Уголки его рта дрогнули, затем он медленно вышел из меня и, повалившись на кровать, потянулся ко мне, как будто собирался обнять. Запаниковав, я выскочила из кровати. Если он обнимет меня сейчас, если поведет себя так, как будто мы настоящая пара, заботящаяся друг о друге, то я слечу с катушек. Я протопала в ванную комнату, не удосужившись прикрыться. Маттео уже всё у меня видел, и я не собираюсь позволять ему считать, что мне стыдно ходить перед ним голой.

Я не услышала, что он последовал за мной, но почувствовала, как внезапно Маттео схватил меня за руку, прежде чем я успела скрыться в безопасности в ванной. Наши глаза встретились. В его было почти... сожаление.

— Мне не следовало так жестко вести себя с тобой, но ты знаешь, как вывести меня из себя, Джианна. Я сделал тебе больно?

Ну вот, пожалуйста — обеспокоенность. Опять. Проклятье. Почему он не может прекратить вести себя, как нормальный парень? Неужели он и правда думает, что это заставит меня забыть, кто он и каким был на самом деле?

— Не притворяйся, что тебе это не понравилось.

— Нисколько не притворяюсь. Я наслаждался каждую гребаную секунду. Я долго ждал этого момента. Пока искал тебя, всё время представлял твое горячее тело подо мной. Но в моем воображении ты стонала мое имя, и у тебя было несколько оргазмов. Боль ты определенно не испытывала.

Что за самонадеянный ублюдок.

— Продолжай представлять это. Такого не случится.

Маттео прислонился к дверному косяку, поймав меня в ловушку своих рук.

— Твое тело отреагировало на меня, Джианна, даже если ты не хочешь этого признавать. В следующий раз, когда я тебя трахну, ты кончишь, поверь мне.

— Почему ты думаешь, что мое тело реагировало именно на тебя? Может, я представляла себя с кем-то другим? Разум — мощный инструмент. — Я попыталась проскользнуть под его рукой, но он прижал меня к дверному косяку. — Может, я представляла, что это Сид, а не ты меня трахаешь.

Маттео даже не моргнул. Он не поверил ни единому моему слову. Черт бы его побрал!

— Если бы ты действительно хотела, чтобы Сид стал твоим первым, ты бы ему позволила трахнуть тебя. Так почему же ты этого не сделала?

— Потому что ты убил его!

Маттео улыбнулся.

— Мы оба знаем, что не поэтому, но давай просто притворимся, что это правда. Тогда я рад, что он умер. Тот слюнтяй не достоин такой чести.

Я поверить не могла в то, что слышала.

— Ну ты и придурок. Я так и думала, что тебе понравится, потому и не сказала.

Маттео наклонился ближе, пока между нашими губами не осталось меньше сантиметра.

— Но теперь я знаю и никогда не забуду. Отныне ты моя, Джианна, и мне чертовски нравится, что я поймал тебя до того, как ты нашла какого-нибудь лузера, чтобы сорвать твою вишенку.

Я замахнулась, чтобы влепить ему пощечину, но он поймал мое запястье и поцеловал ладонь, нахально ухмыляясь. Я вырвала у него руку. Несметное число оскорблений пронеслось у меня в голове, слишком много для того, чтобы выбрать только одно.

Маттео кивнул в сторону кровати.

— Может, мне стоит сообщить всем, что мы все-таки можем устроить демонстрацию простыней?

Я распахнула глаза. Это было последнее, чего я хотела, и Маттео об этом знал. Он меня поддразнивал. Я протолкнулась мимо него — на этот раз он меня отпустил, — и бросилась к кровати. На простыне виднелось небольшое розовое пятно. У мужчин это было гораздо проще. Женщинам действительно подложили свинью, когда дело касалось анатомии. У нас были критические дни, мы не могли пи́сать стоя, мы должны были выдавить из своего влагалища ребенка размером с дыню, и наши первые разы были совершенно отстойными.

— Ты не посмеешь, — пискнула я.

Маттео скрестил руки на груди. Он по-прежнему был восхитительно обнажен, и у него снова был стояк. Этот гад возбудился от нашего спора.

— Тебе не стоит меня искушать.

Я пожала плечами.

— Даже если ты продемонстрируешь простыни своей семье, тебе в любом случае никто не поверит. Они думают, что я шлюха, помнишь? Вероятно, они решат, что ты подделал пятно своей кровью, как это сделал Лука в свою первую брачную ночь. — Я напряженно застыла. Это был секрет, который мне следовало хранить. Никто не знал об этом. Почему я никогда не могу удержать свой глупый рот на замке?