Глава 3

Я вёл Жучка-Плавунца обратно в док, а Молли и её акулий эскадрон сопровождали нас до конца пути. Я зашвартовал кораблик, и к тому времени, когда я привязал последний трос, раздался треск, и конец дока внезапно покрылся льдом. Молли вышла из озера по ледяной лестнице, которую сама же и создала, и в ее мокрых волосах проступили морозные узоры. Она шла и изучала город отстранённым взглядом.

Я спустил дощатый трап и проковылял по нему вниз, чтобы присоединиться к ней на причале.

— Что ты видишь? — Негромко спросил я.

— Духов, — сказала она. — Думаю, гонцов. Их сотни.

— Марта Либерти, — сказал я. — У неё тесная связь с лоа. Она велела им следить за фоморами.

— Более того, — пробормотала она. — Ангелы смерти... Какое-то время Молли кошачьим расфокусированным взглядом тихо смотрела на город. Потом вздрогнула.

— Что там? — Спросил я.

— Нам следует поторопиться, — сказала она. — Нужно вернуться в замок.

Я взглянул на нее. Её лицо было отрешённым и пустым.

Лара Рейт вышла на палубу Жучка-Плавунца. Битва закончилась для нее сменой одежды. Ей пришлось довольствоваться кое-какими вещами Томаса, хранившимися в корабельной каюте — обтягивающими бриджами «под кожу» и большой белой рубашкой в стиле поэта Байрона. Мой брат не чурался классических стереотипов. Благодаря любезности кракена, бледная кожа ее рук, по крайней мере, её видимые участки, была покрыта тёмными, ужасными синяками и круглыми, закрытыми по большей части, ранами.

Лара заметила, что я гляжу на нее. — И никаких намеков на хентай, Дрезден. Она взглянула на Молли и кивнула. — Спасибо за помощь.

— Всё это не больше, чем вам причитается по условиям Соглашений о взаимной обороне, — ответила Молли достаточно прохладно.

Лара внимательно посмотрела на Молли, прежде чем склонить голову.

— Ох. Ну конечно же.

На лице Молли на секунду мелькнуло что-то вроде настоящего гнева, потом исчезло.

Я перевел взгляд с одной женщины на другую.

Терпеть не могу, когда что-то упускаю.

— Нам нужно немедленно связаться с остальными нациями-участниками Соглашений, — сказала Лара Молли

— Согласна.

— Ладно, — сказал я. — Вы, ребята, так и поступите. Но сначала я должен кое-что сделать.

Лара моргнула. — Насколько я понимаю, Дрезден, тебе, возможно, предстоит сыграть значимую роль сегодня вечером. И ты позаботился о том, чтобы у меня был дополнительный корыстный интерес, дабы ты выжил и сделал это. В таком случае я не позволю тебе бродить по городу в одиночку.

Это могло все усложнить. Лара уже истребовала плату за две услуги, оказанные ей зимнему двору, но, по-видимому, ещё за одну, ей осталась должна сама Мэб. Если она обналичит этот долг, я вряд ли смогу удержаться от сотрудничества.

Мне куда больше нравилось, когда я мог быть откровенно дерзким, а не обязанным прибегать к благоразумию.

— Эй, — сказал я, — Ты это слышишь?

Лара склонила голову. — Слышу что?

— Вот именно, — сказал я. — Тут тихо. Едва за полночь. Время ещё есть.

— Время для чего? — требовательно спросила она.

— Чтобы предупредить их, — сказал я. — Сообщество в Чикаго. Кто-то должен сообщить им, что происходит. Дай мне полчаса. Не утруждай себя спорами.

На лице Лары промелькнуло недовольство, а подбородок дрогнул.

— Пустая ночь, Дрезден! Зачем ты всё усложняешь?

— Это моя, своего рода, первостатейная черта, — сказал я.

— Это необходимо сделать, — отстраненно заметила Молли. — Прошу меня извинить, но есть один вопрос, требующий моего безотлагательного внимания.

Она сделала шаг вперед и растворилась в завесе из холодного ветра и тумана, которая обвила ее, а затем рассеялась, оставив после себя лишь пустой причал.

Я моргнул и попытался сделать вид, что ждал этого по меньшей мере минут десять.

Лара тряхнула головой. — Я не стану мешать тебе выполнить свои обязательства перед Зимой, если это то, что от тебя требуется сейчас, — сказала она.

А-а... Уходя, Молли устроила мне прикрытие. — Можно и так сказать, — ответил я.

— Ты нужен мне живым, раз я хочу спасти своего брата. Мне было бы спокойнее, если бы ты не ходил в одиночку.

На сходнях послышались шаги, и Мёрфи сказала:

— Он не один. Я поднял глаза и увидел Мёрфи в её боевом снаряжении. Если не знать, на что смотреть, то почти невозможно было догадаться, что она калека, пока она стояла вот так неподвижно.

Не сомневаюсь в вашей преданности ему, мисс Мёрфи, — сказала Лара. — Только в отпущенных вам лимитах. Время имеет решающее значение. Ему нужно двигаться быстро.

— Она и не собирается меня задерживать, — сказал я. — Вам с Фрейдис следует отправиться в замок. Райли созывал твоих людей, когда мы уходили. Они нуждаются в тебе.

— Так и быть, — сказала она. — Однако не теряйте времени. Фоморы могут нагрянуть в любую минуту.

— Ой, — сказал я, — ты беспокоишься обо мне.

Ее улыбка была несколько ядовитой. — Да. И мы это обсудим, когда наступит время. — Она громко позвала: — Фрейдис!

Валькирия поднялась из каюты по лестнице и легко перепрыгнула на причал. Лара кивнула, пробормотала: — Удачи. А потом они вдвоём устремились к городу, Лара шла впереди, почти в полной тишине. Через несколько секунд они скрылись из виду.

Мёрфи медленно выдохнула. — Эй, Гарри?

— А?

— У меня все переломано, — честно призналась она. — И как, чёрт возьми, я смогу угнаться за тобой?

— Ага, — сказал я.

— Хм. Работай со мной отсюда. — Она приподняла бровь.

Мёрфи держалась за края тележки для покупок обеими руками, пока я бежал посередине улицы, толкая ее.

— Если ты кому-нибудь расскажешь об этом, Дрезден, — сказала она, — я медленно убью тебя. С помощью стоматологических инструментов.

Я наклонился и поцеловал ее волосы. — Ну-ну. Если будешь хорошо себя вести, мы купим тебе конфетку на кассе.

— Проклятье, Дрезден!

Я ухмыльнулся, а затем колеса тележки попали в выбоину на дороге, и Мёрфи зашипела от боли. Я постарался не вздрогнуть от сочувствия и обходить все видимые неровные места.

Ковылять Мёрфи могла, но она никак не могла передвигаться по городу достаточно быстро, чтобы не отстать. Я мог бы нести ее на руках, но это взвинтило бы её еще сильнее, чем тележка из супермаркета. Так что оставалось только смириться.

Вообще-то двигаться было нетрудно. Машины, заглохшие на улицах, преграждали дорогу, но вокруг было ещё полно места для манёвра пешеходов, велосипедистов и долговязых чародеев, толкающих тележки для покупок.

Департамент Полиции Чикаго вышел в полном составе, бронированным и вооруженным до зубов. На каждом крупном перекрестке дежурили по меньшей мере четыре офицера, которые освещали улицы при помощи сигнальных ракет и горящих бочек с мусором. Это не делало улицы менее тёмными или угрожающими на самом деле, но это было самой важной вещью, которую они могли сделать — показать самих полицейских в правильном свете. Если в ту ночь оглядеться по сторонам, то практически единственное, что можно было разглядеть, — это полицейские в форме и со значками, стоявшие на посту на каждом перекрестке. Они держали знамя цивилизации и закона, убеждая людей, что границы, которые нужно защищать, все еще существуют.

Но кое-где уже начались грабежи. Я увидел несколько выбитых окон, хотя и не так много, как могло бы быть. Офицеры советовали людям разойтись по домам и убраться с улиц, и мы проходя мимо поймали несколько подозревающих взглядов от парней в форме. Мёрфи заставила меня остановиться, чтобы поговорить с парой полицейских, которых она знала, и предупредила людей из правоохранительных органов, с которыми она все еще поддерживала контакт — что эта проблема из тех, которыми занимается ОСР, и что пора собрать все силы в кулак, полностью вооружить все резервные тактические группы, немедленно, чёрт подери, и почему вы всё еще здесь?

Дела шли неплохо, по крайней мере, пока. Но в воздухе было что-то, чего не было раньше — психический смрад широко распространяющегося ужаса, который медленно набирал силу.

Горожане начали понимать, что что-то весьма и весьма неладно.

Свет костров, почти чуждый смертным городам уже более ста лет, отбрасывал длинные, густые тени, из-за которых дома угрожающе вырисовывались в ночи, а переулки превращались в тёмные бездны.

Присутствие полиции должно было обнадеживать, но в то же время предупреждать, что дела плохи и что мэрия обеспокоена. Люди, которые шли по улице, делали это быстро, в настороженной тишине, и обычно перемещались группами по три — четыре человека. На улице я почти не видел женщин.

Я испытывал все большее напряжение. Не может страх нарастать подобным образом, не создавая значительного психологического давления. Рано или поздно эта перегрузка должна была привести к тому, что что-то прорвется.

Говорят, что цивилизация — это тонкая пленка поверх варварства. Чикаго замер в ожидании первого звука разрыва.

Мы прибыли в бар МакЭнелли, и там было. . ну, как обычно, только народу гораздо больше.

Заведение Мака было пабом в подвале под офисным зданием. Чтобы попасть в бар, нужно было спуститься по бетонной лестнице с улицы, и он отличался постоянно раздражающим сочетанием довольно низкого потолка и потолочных вентиляторов. Все помещение было отделано старым, пятнистым деревом, с тринадцатью табуретами у изогнутой барной стойки, тринадцатью столами для посетителей и тринадцатью резными деревянными колоннами, украшенными изображениями, преимущественно созданными по мотивам сказок братьев Гримм. Обычные свечи и фонари горели, освещая помещение. Угольная жаровня Мака была зажжена и усеяна всяческой снедью, которую он предлагал своим клиентам, а эль лился как из ведра.

Когда мы вошли в дверь, в первую секунду ничего не происходило, а затем облако тишины поползло от моих ног, пока не поглотило комнату. Все взгляды были прикованы ко мне. Эти люди знали, кто я такой.