Глава 1

Дерек

— Она сегодня не принимает посетителей. — Меня встречает женщина с тонкими красными губами, волосами цвета воронова крыла, собранными в пучок, и с идеально ровной осанкой. — Вам придется зайти в другой раз.

Она пытается закрыть дверь, прежде чем могу возразить, но я успеваю просунуть в дверной проем носок своих черных оксфордов. (Примеч.: Оксфорды — вид обуви, который характеризуется «закрытой» шнуровкой).

— Суд назначил меня ее попечителем. — Я достаю из внутреннего нагрудного кармана белую визитную карточку с логотипом «Роузвуд и Роузвуд». — Я адвокат Дерек Роузвуд. Она меня ждет.

Женщина сжимает и без того тонкие губы, опасливо принимая от меня визитку. Она рассматривает логотип и бросает резкий взгляд на мое лицо

— Ей нездоровится. — Женщина возвращает визитку, словно я какой-то мелкий торговец. — Пожалуйста, позвоните, прежде чем соберетесь прийти в следующий раз.

— Мой секретарь звонил. Вчера. Говорил с домоправителем Томасом Гамбрелом, — Я осматриваю огромную усадьбу. Проем парадной двери грозит поглотить меня целиком. — Мне сказали приехать в два.

Я поднимаю запястье, потянув за рукав пиджака, чтобы показать ей циферблат своих часов.

— Я приехал на три минуты раньше, — говорю я. — Но более чем готов подождать, если мисс Рэндалл нужно больше времени, чтобы привести себя в порядок.

Я сохраняю нейтральное лицо и уверенную позу, показывая, что никуда не уйду, пока не увижу свою подопечную. Никто не знает, как долго продлится это опекунство, но, если я буду регулярно проверять Серену Рэндалл, мне обязательно нужно наладить хорошие отношения с ее персоналом. Последнее, что нужно «Роузвуд и Роузвуд», — это слухи, пятнающие наше доброе имя. Слишком много адвокатов разрушили свои карьеры, потому что не смогли сдержать свой дурной нрав в неприятных ситуациях как эта.

Я всегда внимателен к словам, аккуратно выбираю выражения, общаясь как непосредственно с клиентом, так и с его окружением. Всегда.

— Извините, я не запомнил ваше имя, когда вы представились. — Я смягчаю свой тон, надеясь разрушить глупую оборонительную модель поведения, которую она выбрала. Я здесь для того, чтобы защитить поместье и мисс Рэндалл.

— Эудора Дарси, — представляется она, отходя в глубь дома. — Заходите внутрь и подождите в гостиной. Я посмотрю, что можно сделать.

Эудора широко распахивает тяжелые двери, предлагая мне войти. Она не пытается скрыть свое недовольство, но меня это ничуть не беспокоит. Понадобится что-то посерьезнее, чтобы испортить мне настроение.

Я снимаю шляпу и жду, пока мои глаза привыкнут к тусклому освещению. Снаружи все ярко и красочно, так выглядит погожий апрельский день на открытке. Растут дубы. Поют малиновки. Цветут тюльпаны. Прямо как в диснеевском фильме.

Но в самом доме я едва могу видеть на расстоянии вытянутой руки.

Здесь настолько пыльно и сыро, что я начинаю задыхаться от кашля. Это старое фамильное поместье, и странно, что родители Серены требуют, чтобы она жила здесь, пока не закончится период финансовой опеки.

— Подождите здесь, пожалуйста. — Эудора указывает на комнату с темным гарнитуром, затем делает несколько шагов, чтобы включить маленькую лампу. — Я сделаю все возможное, чтобы мисс Рэндалл спустилась как можно быстрее.

С этими словами она разворачивается и исчезает как тень.

Проходит минута, потом другая, потом еще десять. Я достаю телефон, и в темной комнате свет экрана кажется особенно ярким, отчего я прищуриваюсь. Одно жалкое деление индикатора антенны. Я пробую отправить сообщение своему секретарю по поводу стопки документов, которую оставил на своем столе сегодня утром. Две попытки неудачные, но с третьей все получается.

Мой телефон издает сигнал входящего сообщения и выводит его на экран. Через несколько секунд мой палец нависает над двумя селфи с обнаженной женщиной, которую я подцепил неделю назад. Почему женщины думают, что такое селфи может зацепить еще раз? У меня есть причина ей не звонить. И эта причина — наше маленькое рандеву ничего не значило. Было весело, но на этом все. Я могу поклясться, что объяснил все предельно ясно, когда она скакала на мне третий раз за ночь. Я не встречаюсь дважды. Не состою в отношениях. Я не их потенциальный парень.

Черт возьми, прояви к себе немножко уважения, Аманда.

Я удаляю ее фотографии и обнаруживаю экземпляр книги «Большие надежды» (Примеч.: знаменитый роман Чарльза Диккенса), лежащий на кофейном столике. Судя по обложке, а я готов поспорить, что это первое издание, книге, наверное, лет сто пятьдесят; наверное, они приобрели ее в «Барнс и Нобл». (Примеч.: американская компания, крупнейшая в США по продажам книг. Стоимость экземпляров книг первого издания может доходить до 30 000 долларов за книгу). И я не удивлюсь, если в семье Рэндаллов она лежит на столике, чтобы читать ее, попивая кофе.

Поместье Белькур находится посреди глуши, где-то между Рикстон Фоллсом и Манхэттеном, окруженное пышными зелеными рощами и аллеями величественных дубов. Эпоха его расцвета давно прошла. Такое впечатление, что сам великий Джей Гэтсби (Примеч.: Имеется в виду герой романа американского писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда) проводил здесь свои невероятные вечеринки. А вот жить в этом поместье молодой девушке лет двадцати с небольшим… Видимо, каждому свое.

— Я могу предложить вам что-нибудь выпить, мистер Роузвуд? — обращается ко мне Эудора. — Мисс Рэндалл изменила свое решение. Она скоро придет.

— Что предпочитает пить хозяйка этого дома? — Я убираю телефон в карман, прочищая горло.

Эудора кривит губы в мимолетной усмешке, прежде чем выражение ее лица снова становится пустым.

— Полагаю, это зависит от времени суток. В этот час она пьет чай. Вы желаете горячий или холодный?

— Холодный. Спасибо.

Она исчезает, а я осматриваюсь вокруг. Слабого света лампы достаточно, чтобы осмотреть комнату: толстые гобелены закрывают панорамное окно за диваном, позади меня позолоченное зеркало. Провожу рукой по дивану, на котором сижу. Тисненый бархат. Мягкий, как мех.

От скуки ожидания и зарождающимся в связи с этим раздражением поднимаюсь и иду к окну, дергая гобелен в сторону. Комнату заливает свет, взлетают пылинки, и я быстро зажмуриваюсь. Щурясь, прикрываю глаза рукой и поворачиваюсь к дверному проему.

И первое, что вижу — ее волосы.

Золотисто-рыжие. Блестящие.

— Это гобелен Оклера. Шестнадцатый век. Он называется «Охота на Пегасов». Но все равно, пожалуйста, потрогайте всё своими руками. — Ее голос прорезается сквозь сгустившийся воздух.

И тогда я вижу ее глаза.

Невероятно голубые, сияющие внутренним светом.

— Серена. — Я двигаюсь к ней, протягиваю руку, параллельно пытаясь восстановить свое дыхание. — Дерек Роузвуд. Ваш опекун. Рад познакомиться с вами.

— Мой финансовый опекун, — поправляет она меня. Наши руки соприкасаются — ее ладони нежные, не знающие тяжелой работы. — Мне не нужна нянька. На самом деле, мне и финансовый опекун ни к чему, но, очевидно, стоит тебе принять несколько плохих решений, и следующее, что с тобой происходит — твой отец отсылает тебя прочь и приговаривает к жизни в подземелье, а твоя мачеха моментально звонит своему адвокату.

— Присядем? — Я указываю на диван и сажусь первым.

Эудора появляется откуда-то из-за угла и ставит на журнальный столик перед нами маленький поднос. На одном краю стоит фарфоровый чайник и чашечка с пакетиком чая, а на другом — стакан чая со льдом.

— Сахар? — Серена встречается со мной взглядом.

— Пожалуйста.

Она поднимает один кубик своей крошечной ложечкой и весьма ловко бросает его в мой стакан. После этого она трижды стучит ложечкой об ободок и, отложив ее в сторону, протягивает мне мой стакан.

Я наблюдаю, как она готовится выпить свой чай: преднамеренно медленными движениями, словно никуда не торопится, и у нее полно времени.

Полагаю, так оно и есть.

— М-м-м. — Она подносит чашку к губам, делает осторожный глоток, и я понимаю, что еще не дотронулся до своего напитка. — Этот диван когда-то принадлежал Уоллис Симпсон, герцогине Виндзорской. Она была подругой моей прапрабабушки. Знаете, король Эдуард Восьмой ради нее отрекся от престола. Это безумно. И романтично.

— Кажется, я слышал об этом однажды.

Я вру. Мои знания о Британской королевской династии равны нулю, но зато я прекрасно умею нести чушь.

— Королева-мать ненавидела Уоллис. Семейная драма не знает социальных различий.

— Или некоторые люди просто не могут без нее жить, она их манит, как пламя мотыльков.

Серена закатывает свои прекрасные глаза.

— Знаете, почему я рассказываю вам все это, Дерек? — спрашивает она. В ее голубых глазах тревога, брови приподняты.

Розовые губы изогнуты в полуулыбке, и я не могу не почувствовать, что она на два шага впереди меня, испытывает меня, изучает. Не могу себе представить, каково это — расти с таким богатством и привилегиями, но понимаю, как это может влиять на человека.

Тем не менее, я не могу «прочитать» эту девушку даже ради спасения своей жизни. Она плетет паутину интриг, и я уже полностью втянут. Обычно я могу раскусить человека за пару минут. Несколько слов, немного наблюдения за языком тела — и я могу раскрыть цель или понять смысл действий.

Но Серена не так проста.

— Понятия не имею, Серена. — Я отражаю ее тон и позу. Она крайне осторожна, и я должен смягчить ее, если, конечно, смогу.

— Потому что мне скучно. — Она поднимается и выдыхает, проводя рукой вниз по шелковистому платью цвета лаванды, обтягивающему ее гибкое тело. — Когда живешь в социальной изоляции в проклятом музее, становишься кладезем бесполезных знаний.

И, видимо, болезненных.

— И вы ничем не помогаете. — Ее голубые глаза встречаются с моими.