— Я? — стараюсь не смеяться. Вместо этого напоминаю себе, что она не в себе, иначе меня бы здесь не было.

— Просто не смотрите на меня так. — Ее идеальный носик морщится, прежде чем она делает еще один глоток чая. — Выглядит грубо, Дерек Роузвуд.

— Я не смотрю так на вас.

— Посмотрите на себя со стороны: у вас отвисла челюсть минуту назад при виде меня.

Она красивая женщина. Очень привлекательная. Ослепляющая. Смотреть на нее — все равно, что смотреть на солнце. Если буду смотреть слишком долго, не смогу увидеть ничего другого. Она изысканная. Я отдаю ей должное. Но ее высокомерие сильно портит впечатление. Высокомерие — дурная черта, она никого не красит.

— О чем вы говорите? — Я встаю, но не подхожу к ней.

— Вы смотрели на меня, будто я... сумасшедшая. — Взгляд Серены опускается на толстый ковер у ног.

И тогда я понимаю.

Дело не в ее красоте.

Она заправляет гладкую, блестящую рыжую прядь за ушко. Ее волосы разметались и теперь свисают с плеч. У нее красивая ухоженная кожа, и контраст темной комнаты и теплого солнечного дня за окном лишь подчеркивает эту хрупкую красоту.

— Серена, — я прочищаю горло, приближаясь к ней на пару шагов, — не думаю, что вы сумасшедшая. Я вас не знаю. Во всяком случае, пока. Я здесь, чтобы выполнять свою работу. Я здесь для защиты ваших активов, чтобы ваши средства были надлежащим образом распределены до завершения опеки. Это все. Я здесь не затем, чтобы судить вас. Не затем, чтобы навязывать свое мнение или вторгаться в вашу жизнь. Я хочу, чтобы вам был комфортно. Вы мой приоритет.

Она поднимает на меня свой взгляд, и я вижу, как выражение ее лица смягчается. Губы Серены, сложенные в форме сердечка, расслабляются, но только на долю секунды.

— Простите, но я назову ваши слова... чушью. — В этой женщине есть дерзость, и она не боится ее использовать. Я чертовски это уважаю. Она сжимает ладонью локоть противоположной руки и смотрит в окно, словно хочет выпить и закурить. — Мой отец платит вам зарплату. И вы работаете на нее.

— Нее?

— Мою злую мачеху. — Серена закатывает свои красивые голубые глаза, а в голосе звучит нескрываемая досада. — Несравненная Вероника Кенсингтон-Рэндалл.

Имя звучит знакомо, уверен, что видел его, когда просматривал бумаги, после того как отец повесил на меня задание об опекунстве, бросив мне папку с делом этим утром, но я ни на кого не работаю.

— Я с ней не знаком, — говорю я. — Серена, я работаю на вас. И никого кроме вас. Судья назначил опекуна для вашего поместья. «Роузвуд и Роузвуд» выбрали в качестве беспристрастного наблюдателя, поэтому я здесь.

— Вы думаете, я параноик, да?

— Совсем нет. — Я лгу. Вроде. У меня нет ни одной гребаной подсказки, что думать об этой женщине, но я полностью поглощен происходящим. То, как она разговаривает. Плавные движения ее изящного тела. Ее талант к драматическому вскидыванию бровей и то, как она беззастенчиво делится своими скоропалительными выводами и отказывается извиняться.

Она полностью завладела моим вниманием, и неважно, плохо это или хорошо...

— Вероника убедила весь мир в том, что я сумасшедшая. Сейчас я не могу ступить на Манхэттен. Ни один из моих друзей не послал мне ни одной весточки. Не то чтобы я больна, ну, вы понимаете.

— С такими друзьями...

Она сканирует меня таким внимательным взглядом.

— Вы уверены, что никогда не слышали о Веронике?

— Никогда.

Серена слегка вздыхает, уголки ее розовых губ приподнимаются, словно она забавляется.

— В какой пещере вы живете?

Она возвращается на диван, когда-то принадлежавший женщине, чье имя я уже забыл, и садится, обхватив руками чашку. Я осторожно занимаю место рядом с ней.

— Мои приоритеты не связаны с выяснением, кто есть кто. Без обид. Образ жизни богатых и знаменитых мне не интересен.

— Без обид. А с чего им быть? — Она улыбается мимолетной улыбкой, в ее тоне слышится неожиданный намек на сочувствие. — Блеск и гламур — не что иное как маска. Наша жизнь невероятно обыденна, и мы тратим катастрофическую сумму денег, пытаясь доказать, что мы какие-то особенные.

Она смеется всего секунду.

— Вы считаете себя особенным, мистер Роузвуд? — спрашивает Серена.

— Не думаю, что могу судить об этом сам. — Я провожу ладонью по своему тонкому черному галстуку. — Могу только сказать вам, кто является особенным для меня, но не что я сам особенный. Это не мне решать.

— Мудрый человек. — Она отпивает из чашки, глядя перед собой.

За панорамным окном садовник придает кустам самшита форму безупречного прямоугольника, и мы молча наблюдаем за его работой.

— У вас замечательный дом, — говорю я. — Земли, сады. Все безупречно. Вам очень повезло, что вы будете жить в таком красивом месте.

— Это место — замаскированная тюремная крепость. Никто младше семидесяти не должен здесь жить, — фыркает она, переходя на более резкий тон. — Отсутствие интернета. Плохая мобильная связь. Я полностью отрезана от внешнего мира.

Я прочищаю горло, отводя взгляд.

— Простите. — Она поворачивается ко мне. — Лекарство, которое я принимаю, делает меня раздражительной и рассеянной. Не могу удержать ход своих мыслей в голове. Клянусь, мое настроение все время меняется, но это не я.

Теперь ее голос мягок, а лицо хмурое.

— И эти головные боли. Боже, они ужасны. Именно поэтому я держу дом таким темным. — Ее голос переходит в извиняющийся шепот.

Я не теряю времени, встаю и завешиваю окно многовековым гобеленом.

— Лучше?

— Спасибо. — Завораживающе-прекрасные черты Серены становятся лишь тенями в темноте, но этого недостаточно для того, чтобы скрыть ее красоту. — Прошу прощения, если я была резка с вами, Дерек. Вы первый человек, с которым я говорила за последние сорок пять дней, кто не получает зарплату у Вероники.

— Серьезно?

Она кивает, изящно перекидывая одну ногу через другую. Ее взгляд устремлен на позолоченные часы, стоящие на мраморной стойке. Циферблат часов светится белым в полутемной комнате. Рискну предположить, что минуты тянутся немного медленнее, когда их отсчитывают эти часы, и одного этого достаточно, чтобы сделать любого нормального человека немного сумасшедшим. Все остальное прилагается.

— Раньше у меня была своя жизнь, — говорит Серена. Ее губы изгибаются в прохладной улыбке. — Красивая, волнующая, полноценная жизнь. Были друзья. И жених. И благотворительная организация. Люди, которые зависели от меня. Цель. У меня была хорошая жизнь, Дерек. И потом я потеряла все. Я потеряла все, но не знаю, как это произошло. Потом они сказали, что я сумасшедшая, и теперь вы здесь. И все, что я знаю, больше не имеет смысла.

— Почему бы вам не рассказать мне, что случилось? Свою версию произошедшего. Начните с самого начала.

Она смотрит на меня из-под ресниц, поджав губы, и качает головой.

— При всем моем уважении, я предпочту не делать этого, — говорит она. — Я переживаю это каждый день. Кроме того, все, что вам нужно знать, должно быть в судебном постановлении. Несколько месяцев назад я вела себя безрассудно, и мне это пришлось совершенно не по вкусу. Психиатр моей мачехи считает, что я достаточно нестабильна, чтобы причинить себе вред. Поэтому судья Харкорт постановил, что я не могу управлять своими финансами какое-то время, и теперь мы здесь.

— Меня не интересует, что они думают. — Мое высказывание привлекает ее внимание, и она наклоняется в мою сторону. — Я хочу узнать вашу версию событий. Я на вашей стороне, Серена. Все, что вы мне скажете, останется между нами. Я не могу выполнять свою работу должным образом, если не располагаю всеми фактами.

Серена спокойна, и я чувствую, как ее яркие голубые глаза изучают меня.

— Все, что вам нужно, — это управлять моим имуществом, советовать. Вам не нужны факты. Вам нужен бюджет.

Прежде чем я могу возразить, она зевает и поднимается, чтобы уйти.

— Простите, Дерек. Я устала. — Серена выдавливает вежливую улыбку. — Полагаю, сегодня вы хотели только представиться? Возможно, вы сможете прийти в другой раз, и у нас будет более серьезная беседа о моих финансах. А пока оставьте информацию Эудоре или Томасу об интересующих вас бумагах, и я обязательно передам их в ваш офис.

Эудора опять появляется из-за угла, где скрывалась, и берет Серену за локоть, чтобы отвести.

— Пойдемте, мисс Рэндалл. Давайте вернем вас обратно в постель, туда, где вам и стоит находиться, — Эудора шепчет, но говорит достаточно громко, чтобы я услышал.

Я чувствую беспокойство, глядя, как они уходят.

— Серена, — зову я.

Она останавливается и поворачивается ко мне.

— Да?

— Я вернусь завтра. Вы будете дома?

— Завтра суббота. Вы работаете по субботам? — Она приподнимает левую бровь.

— Не всегда.

— Вам не купить мое доверие, работая по выходным.

— Так это работает, — говорю я.

Она морщит нос.

— Я не понимаю.

— Вы — мой главный приоритет, — говорю я, поглядывая на Эудору. — Вы мой номер один.

Эудора дергает Серену за руку, уводя ее дальше от меня.

— Хочу убедиться, что у вас есть все необходимое, — добавляю я, прежде чем она окажется слишком далеко.

Мой взгляд перемещается между ее любопытным взглядом и неодобрительным ворчанием Эудоры.

— Я вернусь завтра утром. В десять часов, — говорю я.

Наши взгляды встречаются в темноте, и я клянусь, что вижу, как на ее губах мелькает полуулыбка.

Или, возможно, я это себе нафантазировал.

— Я буду ждать вас.