Я проводила за этим занятием все утро, пока мама или папа не спускались к бассейну и не говорили, что пора обедать.

Я возвращалась в дом, и мы ели бутерброды с арахисовым маслом и желе, если была моя очередь готовить, или жареные ребрышки из «Ред Хот энд Блу», если была очередь кого-то из родителей. Мама и папа были так заняты написанием книг, что им не хватало времени на готовку.

Потом я возвращалась в бассейн и плавала, пока мама или папа не звали меня ужинать.

Неплохой способ провести последние недели летних каникул.

Но мама не разделяла мою точку зрения.

Не понимаю, какое ей дело, как я провожу свое время. Сами посудите, именно она позволила папе притащить нас сюда, чтобы он мог проводить исследования для своей книги. Свою собственную — о моей тезке Элейн из Астолата, леди Шалотт, мама вполне могла бы написать и дома, в Сент-Поле.

Да, иметь родителей-преподавателей — это не то, что иметь просто нормальных родителей. Преподаватели называют своих детей в честь первых попавшихся им на глаза авторов (например, беднягу Джеффа — из-за Джеффри Чосера) или же литературных героев, таких, как леди Шалотт, которая покончила с собой из-за того, что сэр Ланселот гораздо больше любил королеву Гиневру (ее играла Кира Найтли в фильме «Король Артур»).

И неважно, как прекрасно стихотворение, посвященное леди Шалотт. Просто не очень здорово быть названной в честь девицы, которая покончила с собой из-за несчастной любви. Я много раз говорила об этом родителям, но, по-моему, они так ничего и не поняли.

Тема имен не единственная, в которую они не хотят вникать.

— Почему бы тебе не пройтись по магазинам? — каждое утро спрашивала у меня мама, когда я собиралась к бассейну. — Или не сходить в кино?

Когда Джефф уехал, мне стало не с кем ходить в кино и по магазинам, разве только с родителями. Но я больше ни за что в жизни никуда с ними не пойду. Что хорошего в том, чтобы сидеть в кино с двумя типами, которые разбирают фильм по косточкам? Это же Вин Дизель! Чего еще они ожидали?

— Скоро начнутся занятия, — говорила я маме. — Дай мне спокойно поплавать.

— Это ненормально, — неизменно отвечала мама.

На что я всегда реагировала одинаково:

— Можно подумать, вы понимаете, что такое нормально. — Ведь давайте посмотрим правде в лицо: мои родители — очень странные люди.

Но это маму даже не злило. Она просто качала головой и произносила:

— Я прекрасно знаю, что является нормальным для девочки-подростка. Все, что угодно, только не плавание в одиночестве в бассейне.

Я считаю такие высказывания неоправданно жесткими. Что такого в плавании? Это прикольно. Можно просто лежать и читать. Если книга покажется скучной или кончится, а вам лень подниматься и брать следующую, можно просто смотреть, как блестит вода в солнечных лучах, прорывающихся сквозь густые кроны деревьев. Слушать пение птиц, цикад и далекие звуки выстрелов с полигона Военно-морской академии.

Иногда мы встречали этих бравых парней на улице. Курсантов, то есть гардемаринов. Они предпочитали, чтобы их называли именно так. Каждый раз, когда мы видели гардемаринов во время наших вылазок в город, папа показывал на них пальцем и говорил:

— Смотри, Элли, это моряки.

Он таким образом хотел немного меня разговорить. Только я не имею привычки разговаривать с папой о симпатичных парнях. Я, конечно, ценю его попытки пообщаться со мной, но они почти такие же провальные, как и мамино: «Почему бы нам вместе не прошвырнуться по магазинам?»

Не нужно думать, что мой папа проводит дни, занимаясь чем-то из ряда вон интересным. Книга, которую он пишет, еще хуже, чем мамина, по шкале занудности. Она о мече. С ума сойти! И речь там идет вовсе не о красивом мече, инкрустированном золотом или драгоценными камнями. Меч этот старый, местами ржавый и совсем неценный. Это я знаю точно, потому что Национальная галерея округа Колумбия разрешила папе взять меч домой, чтобы изучить получше. И мы переехали сюда… чтобы папа мог поближе рассмотреть меч. Он лежит в папином кабинете, вернее, в кабинете преподавателя, который сдал нам свой дом на время собственного годичного отпуска (этот отпуск он проводит в Англии, возможно, изучая что-то еще более ужасное, чем папин меч).

Не знаю, почему мои родители избрали предметом изучения именно Средние века. Это самый скучный период истории, не считая, конечно, доисторических времен. Наверное, думая так, я остаюсь в меньшинстве, но множество людей просто помешались, пытаясь представить, как все было в Средние века. Большинство считают, что точно так же, как в фильмах или по телевизору: женщины, то и дело охая и причитая, ходят в остроконечных шляпах и красивых платьях, а вокруг скачут мужественные рыцари.

Но когда твои родители — историки, ты с самого нежного возраста узнаешь, что все не так. На самом деле в Средние века поголовно все очень плохо пахли, были беззубыми и умирали от старости в двадцать лет, а женщин вообще угнетали, заставляли выходить замуж за мужчин, которые им даже не нравились, и обвиняли во всех смертных грехах по малейшему поводу и без.

Взять, к примеру, Гиневру. Все думают, что Камелот исчез именно из-за нее. Лично я в этом не уверена.

Но еще в раннем детстве я узнала, что делиться подобной информацией с кем бы то ни было — себе дороже, сразу станешь персоной нон-гранта на детских праздниках. Или в ресторанах в средневековом стиле. Или во время игр в «Рыцарей и драконов».

И что, по-вашему, мне делать? Сидеть и молчать? Это против моей природы.

— О, в те времена действительно было здорово! Как бы мне хотелось найти временной портал и перенестись лет этак на девятьсот в прошлое. У меня бы тут же завелись вши, волосы бы стали, как пакля, а если бы у меня разболелось горло, или, не дай бог, случился бронхит, я бы точно умерла, потому что в те времена не было антибиотиков.

Нет уж! Вот почему я не значусь в списках людей, которых охотно приглашают на всякие мероприятия.

Но в конце концов я поддалась на мамины уговоры. Не по поводу магазинов, конечно. Она попросила меня побегать с папой.

Мне очень не хотелось.

Но это все равно лучше, чем ходить в кино или по магазинам. Занятия спортом очень полезны для людей среднего возраста, а мой папа уже давно спортом не занимался. В мае этого года я выиграла забег на двести метров среди сверстниц, а папа не тренировался с тех пор, как прошел последнюю ежегодную диспансеризацию, и доктор посоветовал ему сбросить 10 фунтов. Он пару раз сходил с мамой в тренажерный зал, но потом бросил и сказал, что весь этот тестостерон, который в тренажерном зале витает в воздухе, сводит его с ума.

Но мама у нас голова, и поэтому предложила:

— Если ты будешь с ним бегать, я больше ни слова не скажу по поводу твоего плавания в бассейне.

Это меня вполне устраивало.

Как настоящий ученый мама предварительно провела исследования.

Она послала нас в парк в двух милях от дома, который мы снимали. Это был очень симпатичный парк со всем необходимым: теннисными кортами, баскетбольными площадками, полями для лакросса, уютными и чистыми раздевалками, двумя собачьими площадками (отдельно — для больших и маленьких собак) и, конечно, с беговыми дорожками. Там не было бассейна, как у нас в парке Комо, но, по-моему, людям, живущим по соседству, общественный бассейн и не нужен. В каждом доме есть свой бассейн на заднем дворе.

Я вышла из машины и сделала несколько упражнений на растяжку, исподтишка наблюдая за тем, как папа готовится к пробежке. Он сменил очки, без них папа был бы слепым, как летучая мышь. В Средние века он бы погиб в три или четыре года, свалившись откуда-нибудь. От мамы я унаследовала стопроцентное зрение, так что продержалась бы несколько дольше. Папа надел очки с пластиковыми линзами и эластичной повязкой вместо дужек, чтобы они не соскальзывали во время бега. Мама называет их «окуляры для работяги».

— Здесь прекрасная беговая дорожка, — проговорил папа, поправляя свои окуляры. В отличие от меня, уйму времени провалявшейся у бассейна, папа совсем не загорел. Ноги у него были цвета бумаги. — Один круг — ровно миля. Часть дорожки проходит через лес — нечто вроде ботанического сада. Видишь? Так что нам не все время придется бежать по пеклу. В лесу много тенш