- Понимаю. Так что вы думаете, могла написать эту записку Инна Кротова? - спросил он, все еще разглядывая грустную мать с младенцем.

- Почему именно Кротова?

- Потому что с Рождественским они провели вместе почти весь день, и у него не было необходимости предупреждать таким образом Тихомирова, если б он и захотел с ним неожиданно поговорить. Остается Кротова.

Мазин услышал сухое:

- Могла.

Он обернулся:

- Зачем?

- Думаете, она простила его?

- Откуда мне знать.

- Я уверена, что нет.

- Чего же она добивалась?

- Хотела повредить ему. Может, надеялась, что он вернется.

- Вряд ли. В записке написано: "Речь идет не обо мне". Значит, если писала и Кротова, то дело не в ней.

- Вы просто не знаете женщин!

Мазин улыбнулся:

- А кто их знает? Знают они себя сами? Например, вы?

- Я знаю.

- Предположим. Итак, вы считаете, что записку могла написать Кротова и побудило ее неприязненное отношение к Тихомирову.

- Да.

- Однако вы говорите уверенно, а вначале будто сомневались?

- Вы меня убедили.

Мазин уловил враждебность.

- Извините, - уклонился он, - иногда это бывает. Но вы не казались мне человеком, легко поддающимся внушению.

- Интересно, какой я вам казалась?

Сказано было с вызовом, и теперь его стоило принять.

- Так как мы беседуем неофициально, я не скрою. Вы показались мне спокойной, уравновешенной, человеком, который стойко переносит несчастья и делает то, что хочет сделать. Так мне показалось вначале.

Слово "вначале" он выделил, и она это заметила:

- Вначале? А теперь?

"Пожалуй, это не совсем честно. Черт с младенцем! Но с младенцем ли? Ладно, выпалим из пушек по воробьям".

- Видите ли, Светлана, я занимаюсь своим делом - а это одновременно и хобби - не первый день. И не первый год. И, увы, приходится сознаваться, даже не первый десяток лет. За эти годы у меня накопился опыт, навыки. Поэтому я, к сожалению, редко ошибаюсь. Говорю - к сожалению - потому что раньше, когда ошибки бывали, жилось веселее. Но это лирическое отступление или, если хотите, следовательский прием, чтобы отвлечь вас от главного. Иногда мы так поступаем. - Он с удовольствием наблюдал, как она старается определить, где кончаются шутки в его словах. - Иногда. Но не сейчас. Сейчас я хочу сказать, что уже давно не ошибался на все сто процентов. Поэтому пересматривать полностью свое мнение о вас я не собираюсь. Я сказал, что вы делаете то, что находите нужным, и это, по-моему, верно. Хотя здесь я и расхожусь с Игорем Рождественским, который относит вас к категории людей, не знающих, что творят.

- А ему-то какое до меня дело?

- Никакого. Просто к слову пришлось. А о чем я, собственно, говорил?

- О моем характере.

- Да, именно. Впрочем, не совсем. Скорее о том, какой я вас представлял. Так вот, некоторые свои взгляды мне пришлось пересмотреть.

- Какие же именно?

- Я считал вас более искренней.

Теперь она сидела не кокетливо, поджав ноги, а очень прямо. Мазин же снова уселся на стул, свободно, тяжеловато, откинувшись на закругленную спинку.

- По-вашему, я вру?

- Ну, таких слов мне не хотелось бы употреблять.

- Лучше говорить откровенно. Вы ж не на свидание сюда пришли.

Он засмеялся:

- Мне казалось, что на свиданиях люди бывают откровенны.

- Вы все время шутите.

- Немножко.

- Так почему вы думаете, что я вру?

- Нет, в такой форме говорить я отказываюсь.

- Ну говорите, как вам нравится.

- Спасибо! У меня есть некоторые основания полагать, что вы все-таки виделись с Тихомировым после защиты.

- Почему?

- Вы сказали, что он звонил вам из ресторана и приглашал приехать к нему. Так?

- Да, так.

- Но вы отказались?

- Отказалась.

- И больше он вас не увидел?

Мазину показалось, что она заколебалась, прежде чем ответить, но ответ прозвучал твердо:

- Нет, не видел. Он меня не видел.

- Однако после звонка вы ушли из общежития.

- Почему вы так думаете?

Он решил сказать правду:

- Вахтерша сообщила.

- Эта сплетница?

- Хотите сказать, что ей нельзя верить?

- Поостереглась бы.

- Я бы тоже, наверно. Но она не одна вами интересовалась в тот вечер.

- Кто же еще, если не секрет?

- Скажу, хотя меня и просили не говорить. Олег. Тот самый парень, которому вы перестали писать. Как видите, он не утешился.

- Жаль.

Светлана смотрела зло.

- Конечно, жаль парня.

- Что же вы от него узнали?

- С ним я пока не разговаривал. Просто знаю, что он приходил. Они поднялись к вам вместе с вахтершей, но вас не было.

- И вы решили, что я поехала к Антону?

- Это одно из предположений. Вы могли пойти за хлебом, например, в дежурный магазин. Или отправиться к тетке. Или просто не открыть дверь, на худой конец. Что вам больше нравится?

- Мне не нравится, что вы со мной разговариваете, как с преступницей. Вы не имеете права!

- Конечно, не имею.

Она замолчала. Она никак не могла его понять.

- Но знаете, это как самонастройка в телевизоре. Получается механически. Не веришь человеку - и появляется определенный тон.

Мазин говорил доверительно, как будто делился чем-то, не имеющим никакого отношения к происходящему.

- В чем же вы мне не верите? - повторила Светлана, раскрыв большие серые глаза с длинными, совсем не подкрашенными ресницами.

- Мне кажется, что вы были ночью у Тихомирова.

- А если я была у тетки?

- Нет, у тетки вас не было.

- А эти сведения откуда?

- Тоже от Олега.

- Вы же его не видели!

- Не видел. Но он говорил об этом вахтерше. Она предположила, что вы отправились сюда. А он ответил, что пришел в общежитие прямо от Екатерины Кондратьевны и вас там нет.

- Вот уж не ожидала от него такой прыти.

- Я ж сказал, что он не утешился.

- Значит, я ошиблась.

- Не только в этом.

- Неужели вы думаете, что я могла убить Антона?

Ресницы ее задрожали. Теперь она снова походила на ту Светлану, что запомнилась ему с самого начала. Он невольно посмотрел на ее полные коленки, потом на растерянное лицо и подумал, что на сегодня достаточно.

- Неужели... неужели вы думаете, что я... что я... убила Антона?

- Вряд ли. Но я думаю, что вы должны больше знать о его смерти.