Таким образом, в главах 59–64 первой книги мы обнаруживаем ряд моментов, связанных с общим замыслом, взглядами, приемами и литературной манерой автора, которые мы можем распознать и суждение о которых может быть вынесено лишь на основании широкого сопоставления с аналогичными моментами в других частях «Истории». Хотя реальное зерно выделить в них нелегко, все же они характеризуют как мировоззрение автора и его отношение к описываемому, так и реальные события. Учитывая эти моменты, мы получаем возможность составить представление о том, что нельзя свести к субъективному фактору и что может рассматриваться при дальнейшем изучении как исторический и притом весьма ценный материал.
Мы не предполагаем разбирать вопрос о том, откуда Геродот мог заимствовать эти сведения, поскольку это связано с разбором и полной оценкой труда греческого историка и достоверности всей традиции по ранней истории Аттики. Укажем поэтому лишь на то, что мы имеем в виду в смысле реальных исторических сведений: известие о распрях между тремя партиями, в частности об образовании и социальных составных частях партии Писистрата, о характере его правления, о финансовой и военной подготовке в Эретрии похода на Афины, о самом этом походе, об упрочении тирании. Все это позволяет считать известия Геродота важнейшим источником по интересующему нас вопросу, более важным, чем позднейшие, более подробные сообщения Аристотеля и Плутарха, в которых действие субъективного фактора сказалось еще сильнее, чем у «отца истории».
Остановимся теперь на тех подробностях в главах 59–64 первой книги, которые имеют непосредственное отношение к вопросу о борьбе партий.
Междоусобная распря происходила первоначально между двумя частями населения Аттики: между парадами и обитателями «равнины» (I, 59: στασιαζόντον των παράλων καί των έκ του πεδίου ’Αθηναίων). Писистрат, задумав сделаться тираном, стал собирать «третью партию» (τρίτην στάσιν). Собрав же сторонников (στασιώτας) и «на словах» (τω λόγω) сделавшись простатом гиперакриев[91], он прибегнул к «хитрости», о которой уже говорилось. Из рассказа Геродота, таким образом, следует, что хотя гиперакрии и существовали, но Писистрат только «на словах» был их вождем. Действительно, из дальнейшего изложения видно, что восстали вместе с Писистратом и захватили акрополь «дубинщики», стража тирана.
Эта черта чрезвычайно характерна и для ранней, и для поздней греческой тирании. При многочисленных удачных и неудачных попытках захватить впасть в полисе претендент опирается на военную силу: на преданною ему стражу, на членов гетерии (как это было при занятии афинского акрополя Килоном), на наемников (как это обычно происходит позднее) или, наконец, на помощь извне.
В известиях о захвате власти Писистратом гетерия не упоминается, хотя было бы, пожалуй, неосторожно делать умозаключение ex silentio: во всяком случае позднее, рассказывая о борьбе Псагора и Клисфена Аристотель прямо говорит о поддержке Исагора гетериями[92]. По о трех других силах, принявших участие в перевороте Писистрата, сведения имеются: это были стража, наемники и вооруженная помощь извне. Эти соображения о значении военной силы, находившейся непосредственно в распоряжении тирана, конечно, не снимают вопроса о его социальной опоре, о социальных группировках, которые оказывали поддержку или противились ему.
Замечание Геродота (приведенное выше) о том, что Писистрат был простатом лишь «на словах», имеет более глубокий смысл, чем это может показаться на первый взгляд. Понимание этого замечания связано, как нам кажется, со значением, которое имеет термин προστάτης у Геродота.
Возвращаясь к известию Геродота о борьбе партий, отметим, что он ничего не говорит еще (как это делают Аристотель и Плутарх) ни о социальных, ни о политических различиях между ними. У него отсутствуют термины ολγαρκόν, μέση πολιτεία, δημοτικώτατος, имеющиеся у Аристотеля; отсутствует и еще более яркий социальный оттенок, который придал своему изложению Плутарх.
У Геродота враждуют из-за власти паралы и афиняне с равнины. Третья партия — образование, созданное Писистратом в личных целях. Можем ли мы представить себе специфические политические и социальные черты той и другой партии? Очевидно, что прежде, чем ответить на этот вопрос, придется попытаться определить, что обозначают самые эти названия, т. е. обратиться к географии и топографии Аттики VI в. до н. э., так как позднее значение терминов, естественно, могло стать другим.
Приступая теперь к анализу сообщения автора «Афинский политии» о борьбе партий, мы не предполагаем пересматривать вопрос об авторстве: он не имеет определяющего значения для решения нашей задачи. Был ли автором этого произведения сам Аристотель или его ученики и последователи, стоит ли оно неизмеримо ниже «Политики» или нет[95], все равно «Афинская полития» по своему содержанию, фразеологии, терминологии, политическим симпатиям и антипатиям, научным приемам так тесно связана с системой взглядов Аристотеля, что использовать ее, так сказать, изолированно не представляется возможным. Все произведение в целом, его фрагменты и свидетельства о нем, дошедшие до нас от древности, побуждают искать объяснения его особенностей в том, что нам известно о проблематике, научных методах, социальнополитических и морально-философских воззрениях великого стагирита.
Мы не предполагаем также еще раз выяснять источники «Афинской политии»: этот вопрос разбирался неоднократно[96]. Но для дальнейшего изложения совершенно необходимо исследовать способ использования Аристотелем этих источников, его подход к изображению истории государственного строя. Таким образом, в дальнейшем затрагивается вопрос не столько о том, что автор ввел в свое изложение, сколько о том, как он это сделал. Это исследование не может еще привести к окончательному суждению об «Афинской политии» как историческом источнике, о степени ее достоверности, но оно должно способствовать критическому использованию работы Аристотеля, выделению в ней субъективных элементов, того, что присуще его мировоззрению, но что вовсе не является уже определяющим для нас.
История афинского государственного строя рассматривалась и истолковывалась Аристотелем (иначе и не могло быть) в свете его теории государственных форм и их развития. Это соображение, вероятно, не покажется новым, но, насколько нам известно, в литературе не было сделано попытки проследить систематически этот момент в «Афинской политии» по отношению к истории VI в. до н. э. Даже когда ее автор писал о социальных отношениях и политическом устройстве ранней эпохи, он рисовал их, используя терминологию своего времени, применяя положения своей теории государства. И это понятно, потому что, по мнению Аристотеля, других форм государственного устройства, кроме устанавливаемых им, не существует[97].
Напомним некоторые основные понятия из области теории государственных форм, изложенной в «Политике».
Полис — совокупность граждан[98]. Гражданин — это тот, кто участвует в суде и выборных должностях[99]. Существуют многообразные формы государства. Государственный строй (η πολιτεία) есть некоторый способ организации (порядок, τάξις) населяющих полис[100]. Обратим внимание на то, что в этом определении речь идет о всем населении полиса, а не только о гражданах, т. е. Аристотель имеет в виду совокупность отношений в полисе, положение всех частей его населения по отношению к государству (полноправных граждан, неполноправных и т. д.).
Именно в этом отношении государства отличаются друг от друга, что и составляет предмет дальнейшего исследования Аристотеля, его политическую морфологию[101]. Но, как известно, автор «Политики» не ограничивается решением этой задачи, но связывает с ней и другую: проследить смену форм, выяснить условия, последовательность и ход политических переворотов (μεταβολαί)[102]. С теорией переворотов неразрывно связано употребление еще одного термина — στάσις (στασιάζειν). Аристотель и стремится выяснить, при каком состоянии лиц, поднимающих восстание, с какою целью возникает борьба партий, каково начало политических волнений и междоусобий[103].
Аристотель очень отчетливо видит социальную сущность некоторых форм государства. Вовсе не число граждан, обладающих правом суда и власти, определяет политическое устройство, но их имущественное положение[104]. Олигархия — это строй, при котором власть сосредоточена в руках богатых, демократия — господство массы бедных. Противоположность этих форм — это противоположность богатства и бедности[105].
«Афинская полития» и представляет собою опыт применения этих понятий на конкретном историческом материале. Если вторая (систематическая) часть ее (гл. 42–63) является трактатом юридического характера, описанием того, что собою представляет современный автору строй (η νυν κατάστασις της πολιτείας.— Αθ. π., 42,1), то первая часть (гл. 1–41) — это история государственного строя Афин, в которой использован исторический материал для показа смены одной формы политии другой.
В 41-й главе автор «Афинской политии» перечисляет И различных форм государственного строя, явившихся результатом переворотов (μεταΒολαί) от Иона до 403 г. включительно: 1) царская власть при Ионе; 2) строй, немного отклонявшийся от царской власти, при Тесее; 3) начало демократии при Солоне; 4) тирания Писистратидов; 5) развитие демократии при Клисфене; 6) усиление власти ареопага (после Персидских войн); 7) отнятие власти у ареопага и установление влияния демагогов при Аристиде и Эфиальте; 8) правление Четырехсот; 9) восстановление демократии; 10) тирания Тридцати; 11) снова установление господства демоса. На протяжении всего своего изложения автор пользуется терминами κατάστασς и καθιστάναι[106]. Каждый строй имеет свою форму — της πολιτείας τάξις[107]. Интересующая нас борьба партий приходится на период второго и третьего преобразования (Αθ. π., 41,2).