ТРИ ПУТЕШЕСТВИЯ В ПОИСКАХ РОДИНЫ

Кубинская проза начала 80-х годов — литература, вступившая в пору зрелости. Уже более четверти века минуло после победы Революции 1959 года; за это время сформировалось и обрело известность новое поколение писателей. В обществе, разбуженном революционной перестройкой, материалом для художественного освоения стала действительность принципиально иного типа, складывающаяся буквально на глазах. И если проза первого послереволюционного десятилетия, которая стремилась прежде всего запечатлеть происходящее, ограничиваясь подчас минимальными выразительными средствами, создавала вдохновенный «репортаж с места событий», то за последние годы в ней стали очевидными качественные изменения. Не только запечатлеть, но осмыслить, проанализировать, прочувствовать, вновь увидеть с дистанции стольких лет свершения 1959 года, сравнить мироощущение кубинцев «накануне» и «после», выявить глубинные закономерности, обусловившие «перестройку души» современников исторических перемен, — вот задачи, которые ставят перед собой сегодняшние кубинские писатели.

С недавних пор наметилась вполне определенная тенденция: кубинская литература идет по пути охвата все более широкого диапазона проблем, все более многогранного отображения национальной жизни. И особенно следует подчеркнуть: писатели в 70—80-е годы приходят к необходимости осмыслить действительность философски, стремясь рассмотреть кубинское «здесь и сейчас» в двойном аспекте — как звено в цепи преемственности исторических свершений нации и как вклад в общее сегодняшнее дело всего человечества. Не случайно как раз в эти годы на Кубе начинается расцвет такого жанра, как «субъективная эпопея». Эпохальные события, коренные социальные сдвиги, пропущенные через восприятие индивидуального сознания, словно преломленные сквозь призму индивидуального опыта, ложатся в основу таких произведений, вышедших из-под пера мастеров старшего поколения, как романы Алехо Карпентьера «Весна Священная» (1978), «Улица Бедной скалы» (1980) Синтио Витьера, «Весь наш мир» (1982) Хосе Солера Пуига. Почти век кубинской — и не только кубинской, но и всемирной — истории предстает перед нами в размышлениях и воспоминаниях, газетных вырезках, дневниках и письмах героев. История эта исполнена битв и свершений во славу свободолюбия и справедливости; дух ее передается из поколения в поколение сегодняшним кубинцам; это История в развитии, в направленном и непрерывном движении. Таким мировосприятием пронизана и кубинская повесть, один из наиболее излюбленных жанров в литературе Кубы.

Перед нами произведения трех известных писателей «среднего поколения» — Ноэля Наварро (род. в 1931 г.), Мигеля Коссио (род. в 1938 г.) и Мигеля Барнета (род. в 1940 г.). Со страниц их повестей также встает недавняя история, осмысляемая при помощи прошлого. Пульсация живого времени, его движение почти физически ощутимы у этих различных по художественной манере писателей. Герои трех повестей, вглядываясь в лицо изменяющегося мира, ищут и открывают каждый «свою» правду о родине. Три повести — три путешествия к этой правде.

За последние годы в обширном спектре тем кубинской прозы выделился еще один, до недавнего времени мало разработанный аспект. Речь идет об обращении писателей — среди них можно назвать такие известные имена, как Алехо Карпентьер, Хосе Солер Пуиг, Густаво Эгурен, Давид Бусси — к раздумью о родине, о кровной связи с ней, к разговору о судьбах тех кубинцев, кто вольно или невольно, поддавшись на уговоры или просто, в безотчетном страхе перед неизвестностью, покинул родную Кубу в 60-е годы, кто тосковал в отрыве от «корней», кто дорого расплачивался за совершенную ошибку. Не подлежит сомнению актуальность этой проблематики. На рубеже 80-х годов массовое возвращение когда-то обманутых — или обманувшихся — кубинцев на родную землю стало знаменательным явлением национальной действительности.

У одних писателей, таких как Бусси и Эгурен, тема родины становится смысловым стержнем, вокруг которого и строится все повествование. У других, таких как Карпентьер, Витьер и Солер Пуиг, она органически вплетается, наряду с иными темами и мотивами, в широчайшее и многокрасочное полотно национальной истории.

Прямо или косвенно, эта тема окрашивает и повести Ноэля Наварро, Мигеля Коссио и Мигеля Барнета, придавая раздумьям героев оттенок ностальгии или вновь обретенной светлой радости.

Имя Ноэля Наварро знакомо советскому читателю. У нас его знают в первую очередь как автора рассказов и новелл, неоднократно переводившихся на русский язык. Кроме того, перу Наварро принадлежит ряд повестей и романов. Писатель дебютировал в 1961 году романом «Дни скорби нашей», сразу же получившим признание критики и премию на одном из кубинских литературных конкурсов. К этому времени тридцатилетний Ноэль Наварро перепробовал множество профессий — был и продавцом, и уборщиком, и клерком, одновременно занимаясь журналистикой и литературой. После выхода первой книги успех неизменно сопутствовал молодому писателю — роман «Начало и конец» (1965) был удостоен премии в Испании, а в 1967 году кубинское издательство «Гранма» присудило Наварро первую премию за повесть «Дороги ночи». С тех пор писатель выпустил еще несколько повестей и сборников рассказов. Повесть «Уровень вод» (1980) отчасти перекликается с первым романом Наварро, посвященным пробуждению революционного сознания кубинцев.

Мигель Коссио, экономист по образованию, был преподавателем в Гаванском университете. Известность пришла к нему в 1970 году, когда его первый роман «Сакарио» был удостоен награды международной латиноамериканской организации «Каса де лас Америкас» («Дом Америк»). Эта книга впоследствии неоднократно переиздавалась. «Брюмер» — второе прозаическое произведение Мигеля Коссио, который выступает также и в драматургии.

Мигель Барнет хорошо известен в нашей стране как поэт и публицист, автор стихов и сказок для детей. Этнограф и фольклорист по образованию, переводчик, исследователь народного творчества, он много путешествовал, сотрудничая в кубинской и зарубежной печати. Широкое признание пришло к нему в 1967 году, когда за сборник стихов «Святое семейство» он был удостоен премии «Каса де лас Америкас». Впоследствии огромную популярность снискала серия его повестей. Первая из цикла — «Биография беглого раба» (1966) — послужила основой для создания одноименной оперы западногерманского композитора Х. Вернера Хенце, а по последней — представленной в нашем сборнике — снят многосерийный испано-кубинский телефильм «Галисиец». В 1984 году за это произведение писателю была присуждена одна из важнейших литературных премий Кубы — Премия критики.

…Бесшумно скользит по морской глади лодка; беглецы всматриваются в даль — скоро ли Майами?.. Новобранцы-милисиано с тревогой переглядываются в кузове грузовика, который везет их к месту сбора… На палубе трансатлантического корабля стоит эмигрант-галисиец с узелком в руках, направляющийся в Гавану…

Движение, перемещение, путешествие изначально заданы уже в завязке трех повестей, они создают определенный настрой и ритм, особым образом организуют повествовательную структуру произведений. Итак, все три сюжета связаны с путешествием. Но не только с путешествием в пространстве: параллельно разворачивается не менее важный второй план — путешествие во времени, в прошлое, по дорогам памяти.

Откуда начался этот горестный и безнадежный «бег» (вспомним булгаковский образ) героев повести Ноэля Наварро «Уровень вод»? Писатель внимательно и подробно изучает причины разлада с новой действительностью Кубы своих девяти персонажей. Надо сказать, что фигуры многих из тех, о ком говорится в повести Наварро, для кубинских читателей старшего поколения легко опознаваемы. Это реально существовавшие люди — банкиры, сотрудники охранки, идеологи режима Батисты. Однако нельзя считать, что повесть создана на документальной основе: Наварро ставит своей целью заострить внимание не на конкретных фактах, а на типичности тех или иных ситуаций, поэтому фамилии реально существовавших людей здесь видоизменены. Более того, уровень обобщения в повести настолько высок, что один из пластов этого многопланового произведения — главы «Море» — читается прямо-таки как притча, грустная притча о бесславном «исходе» с родной земли. Биографии участников переправы образуют как бы вертикальный социологический срез той части кубинского общества, кому так или иначе оказалось не по пути с творцами революционных преобразований в стране.

Не всегда, говорит Ноэль Наварро, за решительным шагом стоит четкая и осознанная политическая позиция как таковая. Это совершенно очевидно на примере несчастной старушки, для которой переправа в лодке угрюмого перевозчика Луго оказывается последним путешествием в жизни. Дряхлая, забитая, она знает только одно: там ее дети, они зовут ее, и выбора уже нет. Не совсем понимает причины и цель своего бегства и Луиса, ставшая игрушкой в руках неискренних советчиков, успевших настроить против нового строя ее сына. Иное дело — Иньиго, бывший шпик и палач батистовской охранки. В Майами его гонит животный страх: те, кого он изобретательно пытал в свое время, теперь на свободе. Марсиаль и Гарсиа представляют в этом сообществе деловые, финансовые круги дореволюционной поры. Университетские умы Орбач и Гаспар — это, несомненно, духовная элита своеобразного микрокосма, сложившегося в пути. Здесь же — бывший служащий Габриэль Дуарте и старый рыбак Луго, нарушающий закон береговой охраны, чтобы немного подработать перед уходом на покой… Среди множества мифологических и литературных ассоциаций, которые неминуемо напрашиваются, когда речь идет о стихийно возникшем в открытом море сообществе, особенно выделяется всем хорошо известный библейский образ — Ноев ковчег. Действительно, Луго, подобно Ною, везет самые различные образчики человеческой породы. Везет, как всем им кажется, в новую жизнь. Спасает — вспомним метафору, скрытую в заглавии повести, — от потопа, от вод, поднявшихся и угрожающих их жизни.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: