Однако ясно, что имя Молль Кинг — это, так сказать, псевдоним. Каково же было ее подлинное имя?
Ответ на это, как надеялся литературовед, можно было отыскать в протоколах судебных сессий в Олд-Бейли. Труд этот оказался не из легких. Во-первых, потому, что Д. Хаусон был новичком в такого рода розыске. А во-вторых, из-за того, что протоколы судебных сессий сами по себе невероятно сложные документы: написаны они наспех на пергаменте, каракулями, со множеством сокращений, к тому же на испорченном латинском языке, покрыты грязью и делятся на бесконечное число сбивающих с толку категорий.
Главная часть называется «Свитками», так как судебные документы завертывали в огромные кожи в виде свитка.
В справочнике тюрьмы Ньюгейт зарегистрированы «Свитки отправляемых из тюрьмы на суд». Записи эти делались за день-два перед каждой сессией суда, имелся также список вновь прибывших, оставшихся после прошлой сессии, и дополнительный список заключенных, ожидавших наказания или суда до следующей сессии. На беду Д. Хаусона списки заключенных тюрьмы Ньюгейт оказались неполными. Короче говоря, здесь его ждало разочарование. После долгих поисков так и не удалось найти никаких указаний на то, что некая Молль Кинг сидела в тюрьме Ньюгейт или в какой-либо другой между 1721–1723 годом.
Оставался еще один путь: погрузиться в архивы, где хранятся «Свитки», куда заносились преступления, совершенные в различных районах Лондона. Архивы эти, позволяющие проследить судьбы различных преступников и познакомиться с преступным миром той эпохи, находятся в Лондонской ратуше и в Миддлсекском государственном архиве. Путешествуя между этими двумя хранилищами, литературовед составил несколько списков женщин, которые были арестованы, судимы и отправлены в ссылку в 1721–1723 годах.
Затем из нескольких сотен имен он выбрал три или четыре, чьи похождения наиболее походили на перипетии Молль Кинг. Однако больше других на нее была похожа некая Мэри Годсон.
Перед разыскателем забрезжил слабый луч надежды проследить за историей воровки, называвшей себя Молль Кинг. Очень скоро он натолкнулся на примечательный факт. В октябре 1718 года Мэри Годсон украла золотые часы у леди в церкви Св. Анны, в Сохо, и была приговорена к ссылке на семь лет. В судебных протоколах проходила под именем Мэри Голстоун. Возможно, что она ждала ребенка, так как до февраля 1720 года все еще не была отправлена за океан. Только весной на судне «Александер» прибыла в Аннаполис. В «Свидетельстве о высадке» записана как Мэри Кинг. А спустя всего лишь несколько месяцев, в сентябре, снова объявилась в Лондоне. Здесь вместе с братом Ричардом Бердом принялась за старое. В июле 1721 года попалась при ограблении дома на Литтл-рассел-стрит, где похитила «различных вещей на сумму в 50 фунтов», говорилось в обвинительном заключении. Именно тогда-то и появилась заметка в «Дейли джорнэл» о Молль Кинг, как она назвалась при аресте. На другой день судья Вогн, который, как выяснилось позже, был одним из подкупленных Джонатаном Уайлдом, отправил ее в тюрьму Ньюгейт. Выяснилось также и еще одно обстоятельство. В ее аресте участвовал некий Джон Пэрри, который работал на Уайлда. А это значит, что «главный вороловитель» содействовал ее провалу. В чем, впрочем, он и сам признался на суде.
Как дальше сложилась судьба воровки? С Мэри Годсон, она же Молль Кинг, было снято обвинение в краже, но ее приговорили к смертной казни за возвращение из ссылки. В этом случае Джонатану Уайлду полагались бы его 40 фунтов стерлингов за участие в разоблачении преступницы. Но счастье улыбнулось Молль Кинг. В ожидании казни она выступила свидетельницей по одному делу и способствовала разоблачению, а попросту говоря, выдала грабителя Ричарда Грэнтема. Ей это зачли и вновь приговорили к ссылке. До января 1722 года Моль Кинг оставалась в Ньюгейте. Сначала в камере смертников, а затем в ожидании отправки за океан, что случилось спустя два дня после издания романа Дефо. (В сентябре того же года она вновь была в Англии и снова оказалась в тюрьме.) Похоже на то, что Дефо отыскал ее и заинтересовался ею как раз тогда, когда она ждала казни. Исповедь ее показалась ему подходящей темой для уголовного памфлета, которые он обычно печатал в «Ориджинел уикли джорнэл» сразу же после казни преступника. Однако с отменой приговора памфлет о конкретном человеке перерос в роман, героиня которого получила имя Молль от своего прототипа.
Но безусловно и то, что Молль Флендерс, по словам той же Вирджинии Вулф, «самый замечательный персонаж из всех других», — образ собирательный. Одновременно с Молль Кинг в Лондоне славились своими похождениями Сэлли Селисбери, история которой была предана гласности и нашла отражение в гравюрах Хогарта, и Мэри Девис — подпольная акушерка, которая содержала дом для незамужних мамаш, похожий на тот, что изображен в романе Дефо, и уже упомянутая Кэт Хэкэбаут, и Кэллико Сара. Все они, а также и многие другие прошли через Ньюгейтскую тюрьму, и нетрудно предположить, что каждая из них исповедовалась мистеру Дефо — журналисту, посещавшему тюрьму в поисках материала для памфлетов на уголовную тему.
Остается сказать несколько слов, откуда взялась такая странная фамилия у героини Дефо. В самом деле, почему ее зовут Флендерс?
Вопрос о названии произведения всегда затруднителен для автора. Где искать подходящее название, откуда взять имя для героя? Пожалуй, тут нет рецептов. История литературы помнит самые невероятные случаи рождения имен героев и названий произведений. Необычно происхождение и имени героини Дефо.
Лондонские воровки любили присваивать себе имена по названию тех дорогих, обычно контрабандных товаров, чаще тканей, которые им не раз приходилось похищать. Отсюда, например, имя Кэллико (индийская ткань, привозимая контрабандой) или Голланд (белье, тоже часто контрабандное). Подобного рода имя и хотел Дефо дать своей героине. Но первое — было тогда словом бранным. Можно, конечно, было бы назвать ее, скажем, Бетти Голланд. Однако это слишком напоминало бы Сьюзен Голланд, чей известный публичный дом, существовавший за сто лет до этого, все еще вспоминался в балладах. В этот момент, за месяц или два до выхода романа, внимание Дефо привлекла реклама на страницах «Постбоя». В ней сообщалось о продаже дорогих фламандских кружев — флендерс (товара, обычно тоже контрабандного). Уильям Ли, а вслед за ним и Д. Хаусон предполагают, что эта реклама и помогла Дефо разрешить мучавшую его проблему — как назвать свою героиню.
Лондонцы любили развлекаться. В этом легко убедиться, если заглянуть в книгу «Пробный камень, или Опыты о важнейших увеселениях Лондона», изданную в 1728 году. Чего только не встретишь здесь, с какими публичными зрелищами не знакомил этот путеводитель своих читателей!
Из театров тогда самым популярным был Линколнс-инн-филдс на Портюгел-роу. Его многолетний руководитель Джон Рич, сам актер, отличался умением заполучить талантливых исполнителей, у него начинали многие будущие знаменитости, получая за вечер несколько шиллингов. Именно столько, например, зарабатывала Лавиния Фентон, прославившаяся исполнением Полли Пичум в знаменитой «Опере нищего» Джона Гея. Эта пьеса, основанная на всем известных (и не известных) фактах из жизни лондонского дна, взбудоражила весь город. Спектакль, поставленный впервые в 1728 году, стал неожиданной новинкой и прошел в тот год 62 вечера подряд, что было рекордным тогда. Постановка эта, кстати говоря, решила судьбу Лавинии Фентон. Красивая, великолепно игравшая свою роль, она навсегда покорила сердце герцога Болтона, увидевшего ее на сцене. С этого момента артистка (а по закону актеры все еще приравнивались к «мошенникам и бродягам») стала получать от своего покровителя 400 фунтов в год на содержание (при доходе преуспевающего предпринимателя 280–300 фунтов).
Позже она стала женой герцога, и мистер Хогарт увековечил ее на своей картине.
Но театр на Портюгел-роу посещал главным образом состоятельный люд. Зрители победнее и менее притязательные предпочитали другие театры, в частности «Сэдлерз уэллз», в пригороде, где любили проводить время, посмеяться над солеными шутками актеров, полюбоваться канатоходцами и фиглярами. Не менее популярными были балаганы с аттракционами в пригородном саду Уоксхолла, представления кукольников, ну и, конечно, ярмарочное веселье e непременной ильмовой доской, стонущей на удивление публики от прикосновения раскаленного железа. Многих привлекали скачки и бега, кегли и футбол, ристалища знаменитых бентамских бойцовых петухов, посещение зверинца, состязание боксеров, борьба и палочные бои, неизменным победителем в которых выходил любимец лондонцев Джеймс Фигг. Летом лодки любителей речных прогулок покрывали темную гладь Темзы, а зимой на замерзшей реке катались на коньках, устраивали гулянья.