— Вот именно. И кстати, Клинт, для него это не больно здорово. Все это очень мерзко и для него, и для его родителей. Даже если он сию минуту отсюда выйдет, это для него будет крайне болезненно. Ему предстоит страдать всю оставшуюся жизнь. Подумайте об этом, Клинт! Подумайте, каково ему будет в школе, и после, когда он станет искать работу, или когда встретит хорошую девушку и захочет жениться... Вы пожелаете своим детям водиться с парнем, заподозренным в убийстве и насилии? Вы захотите ему платить зарплату? Вы захотите иметь такого зятя? Вам самому охота иметь дело с таким? И не говорите мне, что люди все забудут. Да, забудут — только то, что его признали невиновным. Как говорится: слова кончились, а мелодия еще длится. И все назойливее и страшнее всю его оставшуюся жизнь.
— Вон как вы заговорили. Я готов с вами поспорить. Но имейте в виду, — он сделал указующий жест, — я еще не пришел к окончательному решению. Укажите мне нечто такое, что заставляет меня усомниться в его виновности, и я с Удовольствием приму это к сведению. Я прислушаюсь к вашему мнению, Косси. Я тоже буду рад, если он окажется не виновен. Но, черт возьми, не могу же я...
— Отпустите его, Клинт. И без того все будет довольно паршиво.
— Да? Чтобы на мне осталось нераскрытое убийство? Или у нас нет ни тени сомнения, что он чист? И не станет ли ему потом только хуже?
— Слушайте, Клинт. Сколько таких сексуальных убийц сбежало? Они ничем не отличаются от остальных, не составляют никакой особой группы или класса. Они выглядят как вы и я или любой другой, и они и есть и вы, и я, и любой другой. Бакалейщик на углу и продавец из магазина, судебный пристав или большой босс, певец из хора и министр, чемпион и газонокосильщик...
— Косси. Вы, должно быть, меня неверно поняли. Я не говорил ничего о том, что вы пытаетесь оправдать виновн... э... подозреваемого. Этого я вовсе не говорил.
— Разве не туда вы клоните?
— Вовсе нет. У нас есть улики. Я просто указал, что, не обладая никаким существенным, конкретным доказательством его невиновности, не могу отвести от него подозрения — мои руки связаны. Вы же видите, Косси. По совести говоря, вы не можете требовать от меня прекращения дела. Это будет нечестно по отношению к мальчику.
Он потянулся за сигарой, взглядом предложив и мне. Я покачал отрицательно головой:
— Клинт, я добьюсь его освобождения. У вас ни черта нет, кроме его признания, а его я разнесу в клочья.
Он рассмеялся:
— Ну, Косси. Я тогда пропал. Все же не думаю, что его освободят.
— Отпустите его, Клинт. Я знаю, что вы бы этого хотели.
— Не могу, Косси. Это немыслимо.
— Отпустите. Подчистую. И это-то плохо, но все-таки терпимо.
— Ну не могу. Понимаете? Не могу!
На самом-то деле иного я и не ожидал. Только надеялся. Его позиция была не слишком сильна, но все же посильнее моей, а теперь, когда газеты подняли шум, привлекли внимание...
Нет, на такое он не способен.
Я взялся за свой портфель и поднялся.
— Ладно, Клинт. Пока вроде все. Теперь могу я потолковать с мальчишкой?..
— Конечно, конечно, — он нажал кнопку звонка, — я прикажу надзирателю, чтобы вас не беспокоили. Вы, кстати, посмотрите — мы все сделали, чтобы облегчить ему пребывание здесь.
— Не сомневаюсь. Да, насчет назначения, Клинт. У меня и вправду нет на сей счет никаких намерений. Жаль только, я раньше этим не занялся.
— Косси, я... даже не знаю, что сказать. Не знаю, как вас благодарить.
— Отлично! Благодарность? Даже и не думайте!
— Не пообедать ли нам как-нибудь? Я вам позвоню.
— Давайте лучше я вам позвоню. Знаете, как бывает. Никогда не знаешь, что там стрясется в самый последний момент.
— Как насчет воскресенья? Вы же не заняты в воскресенье. Приезжайте к нам на обед и побудьте до вечера. Давно мы с вами хорошенько не болтали.
— Спасибо. С удовольствием. Но, может, как-нибудь попозже? Я буду очень занят в ближайшие недели.
Его улыбка погасла. Он отвернулся и уставился в окно; спина его была очень выразительна. Он думал о том своем замечании — о «христопродавцах».
— Вы никогда этого не забудете, да? Не сможете забыть.
— Что забыть?
— Не знаю, почему я это сказал, Косси. Вы же знаете, я не антисемит. Все на свете бы отдал, только бы не говорить этого. Понимаю, извиняться бесполезно, но...
— Извиняться? За что? Что вы имеете в виду? Я ничего не слышал, Клинт.