— Боб, ты всегда ходил таким путем? Вниз по этому маленькому склону, после наверх и так далее?

— Ну... — Он почесал голову.

— Ты очень часто ходил по одному и тому же маршруту, да? То-то ты так хорошо его запомнил.

Он рассматривал меня задумчиво, облизывая губы. Потом переспросил осторожно:

— Ну а что вы хотите от меня услышать, мистер Коссмейер?

— Только правду, Боб. Какова бы она ни была — вот что я от тебя хочу.

— Ну... тогда, наверное, нет. То есть я имею в виду, я только в тот день так пошел.

— Отлично, — отвечал я мягко. — Значит, это правда, только этого я и хотел. Теперь давай посмотрим. Давай мою память проверим. Ты в тот день был очень взволнован. Не оглядывался по сторонам и очень торопился. Правильно?

Тогда скажи мне — только правду, — как же ты так хорошо запомнил путь?

— Ну... — он судорожно сглотнул, — может, я не запомнил. Может, вы не хотите, чтоб я говорил, что...

— Боб, послушай меня, мальчик. Я на твоей стороне. Я твой друг. Понимаешь, я как врач. Ты же знаешь, иногда врач причиняет боль для блага больного. Вот и я делаю то же самое. Ты должен понять. Ты ведь хороший, неглупый парень. Только говори мне правду — говори все. Как помнишь.

— Ну, я не помню точно. Так, что-то припоминаю.

— Ну и?..

— Ну, я тогда едва что-то замечал. Теперь только начинаю что-то припоминать. Ну, то есть точно не помню, а припоминаю.

— Так-так, молодец, Боб, продолжай.

— Обычно я там шел не торопясь. Ну, мог засмотреться на кроличью нору или там перепрыгивать через канаву, камнем в столб кидаться — ну, короче, всякая ерунда. Но в тот день мне было не до того. Я просто шагал вперед, куда глаза глядят, и...

— Ну естественно! И с любым на твоем месте было бы то же самое. Отлично, Боб!

Нет, это все не годилось. Для Клинтона и для суда этого было недостаточно. Хотя... могло бы помочь — немного. Что-то на этом можно соорудить. Звучит вполне достоверно, правдоподобно — мальчик не мог это выдумать под влиянием момента. Только бы он упорно стоял на своем — если, конечно, это правда, а не попытка угодить мне...

Я не хотел на него давить. Видит Бог, не хотел. Но ничего другого не оставалось. Надо было быстро выудить из него правду. Сам бы он дозревал до этого неделями — если бы вообще дозрел — а времени у нас в обрез. Во всяком случае, у меня... У меня же не один клиент! Не собираюсь же я всю жизнь возиться с ним одним! Долго же тебе придется жить, Коссмейер!

Я предложил ему газировки, взял и себе. Пошутил с ним еще, заставил усмехнуться несколько раз. Когда мы вновь обратились к фотографиям, казалось, он чувствует себя свободнее. Нормально реагировал на вопросы, отвечал уже без оглядки на то, как я это воспринимаю.

Ну да, там была яма у высоковольтной линии, но она там уже давно. Он не знает, если только ее не выкопали для опоры — по ошибке. Но у этих опор никто не появлялся, так что спросить не у кого.

Да, верно, там есть выгон с какими-то коровами. Но дом далековато оттуда, за несколько миль. Чтобы его увидеть, надо выйти к шоссе, а он туда не ходил.

Да, точно, здесь, левее, что-то вроде свалки. Теперь ее огородили и запретили возить в нее мусор. И все равно это порядочно от его маршрута. К ней ведет что-то вроде заброшенной проселочной дороги, которой больше никто не пользуется.

Да, еще пруд. Там таких маленьких прудиков два или три. И ничего в них нет — одни головастики. Никто там не купается и рыбу не удит. Никогда он там никого не видел, так что и в тот день никого там быть не могло.

Ну да, он покуривал немножко, но только если угощали. Никогда не покупал. И никогда не оставлял окурков после себя на том месте, где убивал время. Ну да, было такое местечко, прямо вон у тех камней. Да, точно, там земля очень твердая. Может, там и остались какие-нибудь отпечатки следов, но разве это что-то доказывает? Иной раз он мог их там оставить... Да, эти наручные часы почти всегда на нем. Отец ему купил, когда они как-то вместе ездили в город, и... поэтому он знал, который час. И не нужно было никого спрашивать. Да и кого спросить-то...

Так мы перебирали снимки, и он еще минуту-другую повспоминал про часы, купленные отцом, и вообще о том времени. Потом посмотрел на меня, и мне показалось, скулы у него напряглись.

— Видно... видно, все это нехорошо, да? — спросил он.

— Ерунда. Ты все рассказываешь правильно, Боб. Так и продолжай, и все будет о'кей.

— Н-но... что же мистер Клинтон сделает, если мы не сможем...

— Да провались он. Ты не совершил ничего дурного, и они с тобой ничего дурного не сделают. Ну-ка, давай еще разик взглянем на эти картинки...

Мы прошлись по снимкам еще раз. Все то же самое, только на этот раз он говорил медленно.

Я поднялся и прошелся по комнате. Он смотрел на меня и был готов повторять снова и снова, я же чувствовал, что уже на пределе и могу сорваться.

Я сгреб снимки, подошел с ними к окну и стал их потихоньку рассматривать на свет.

Ничего. Я уже знал каждый шаг его пути, и ничего это не дало. Ничего, что могло бы означать присутствие каких-нибудь людей — тех, кто мог его видеть.

Я отсмотрел последний снимок и громко выругался. И что ему было не дойти до поля для гольфа? Не спуститься чуть-чуть с холма, так чтобы его заприметили? Какого черта он торчал на тех проклятых камнях, когда...

Снимки выскочили у меня из рук, все, кроме одного. Я опять посмотрел его на свет, поворачивая так и сяк и прищурясь. И вдруг воскликнул:

— Ну-ка, Боб, давай сюда! Быстро, черт тебя побери!

— Д-да, сэр. — Он прямо так и подскочил. — Да, мистер Коссмейер?

— Вот это маленькое темное пятнышко далеко справа... видишь? Видишь, где я показываю? Пониже вон того пригорка — среди кустов, или травы, или чего-то там еще.

— Да, сэр. Вижу.

— Что это? Похоже на расчищенный участок.

— Да, сэр. Может быть.

— Может быть? Ты не знаешь? Ты там шляешься вдоль и поперек, изучил все в радиусе десяти миль вокруг и не знаешь, что это такое?

— Ну, там... вроде бы несколько негров и такая большая пожилая толстуха, страшноватая на вид, так что я решил — лучше держаться от них подальше... — Он взглянул на меня с тревогой.

— А видел ты — постой-ка! Ты ее видел только раз и больше там не появлялся?