— Киношный субъект? — повторяю я, прикусывая губу, чтобы не рассмеяться.

Она закатывает глаза, шлепая меня по руке.

— Ты понимаешь, о чем я.

Я вздыхаю, скрещивая руки на груди, и смотрю на ряды рисунков. Было бы совершенно нелепо вручить что-то подобное Бригсу, но в то же время, думаю, он способен оценить такой подарок за его комичность. Может быть, Кайла права. Обычные вещи через какое-то время надоедают, а эта будет подольше оставаться на счету.

— Ну, он всегда был большим поклонником Бастера Китона, — говорю я, — посмотрим, получится ли у тебя, — вынимаю свой телефон, листая к нашей с Бригсом фотографии. Мы оба улыбаемся, и у него ослепительно белые прямые зубы. Художнику будет очень весело высмеять их.

Кайла выхватывает телефон у меня из рук, пристально смотрит на фото, а затем ждет, пока художник не закончит рисовать девочку, а потом объясняет, чего мы хотим.

Мужчина пожимает плечами, словно каждый день рисует Бригса в роли Бастера Китона, и мы соглашаемся на цену, прежде чем он начинает работать.

— Знаешь, что мне кажется, нужно Бригсу? — говорит Кайла, пока мужчина рисует, работая намного быстрее, чем я думал. — Собака. Ты должен убедить его взять одну из твоего приюта.

Криво улыбаюсь ей, засовывая руки в карманы.

— Поверь мне, я пытался. После того, как он потерял Миранду и Хэймиша, я подумал, собака может помочь ему преодолеть горе. Но он не был заинтересован. Он был слишком погружен в свой собственный мир, что я вполне понимаю. И да, он тоже любит собак - он всегда спрашивает о Лионеле и рассуждает, как однажды усыновит кого-нибудь. Но я не настаиваю. Думаю, собаки приходят к тебе тогда, когда ты в них нуждаешься так же, как и они нуждаются в тебе.

— Типа, как ты и Эмили, — говорит она.

— Как ты и Эмили, — поправляю я ее. — Не то чтобы я сравнивал тебя с собакой.

Она поднимает бровь.

— Порой я веду себя как сучка.

Прохладно смотрю на неё.

— Вы обе появились в моей жизни, когда я больше всего нуждался в вас. Просто потребовалось время, чтобы понять это.

Она ухмыляется.

— Что ж, прошла лишь неделя, как ты все понял.

— Теперь, когда я знаю, что терял, время длинной больше, чем секунда, кажется вечностью.

Проходит немного времени, пока мужчина прекращает рисовать, протягивая бумагу и любуясь ею с резким кивком головы, как тот, кто только что нарисовал шедевр.

Он показывает ее нам, и мне приходится сдерживать смех. В некотором смысле, это шедевр. У парня есть талант... и этот талант поспособствовал тому, что Бригс выглядит настолько смешно, насколько это возможно. На нем шляпа Бастера Китона и обязательные мешки под глазами, но он улыбается - редкость и для Китона, и для Бригса - и его зубы занимают половину лица.

Но Кайла есть Кайла, она, конечно же, не сдерживается. Она смеётся – громко - и указывает на рисунок пальцем.

— Боже мой! — восклицает она, прижимая руку ко рту. — Посмотри на Бригса! Он выглядит, как чертов сумасшедший. Он наполовину Бастер Китон, наполовину мистер Эд, — улыбаясь, она смотрит на меня с хитрым блеском в глазах. — Он возненавидит этот рисунок. Здорово.

Художник хмурится, и я быстро плачу ему за работу, говоря, что он отлично поработал. Это не мешает ему пристально смотреть на Кайлу, когда он медленно сворачивает портрет и надевает на него резинку, громко хлопая ей.

Кроме рождественского шоппинга, здесь на самом деле особо нечего делать. Группа парней проходит мимо, сжимая пиво руками в перчатках, и что-то внутри меня напрягается. Темнеет. Не совсем похоже на зарождающееся пламя, но будто тихий черный огонь, распространяющийся внутри меня.

Я и не понимаю, что сжимаю руку Кайлы - и свою челюсть - пока она не спрашивает:

— Что-то не так?

Мое горло ощущается слишком болезненным, чтобы говорить. Тело горит огнем и нуждается в этой ужасной, неумолимой, нежелательной потребности. Лишь от простого вида нескольких сортов пива. Если бы я не был настолько занят, будучи раздираемым одновременным отвращением к себе и страхом, я бы упивался изумлением. Как я могу за одну минуту перейти от нормального и сдержанного состояния, к такому, где моя душа практически кричит. Никогда не пойму этого и никогда не избавлюсь от подобного состояния.

Наличие зависимости во многом похоже на горе. Оно пронизывает каждую частичку тебя.

Качаю головой.

— Я в порядке, — удаётся выдавить мне, голос грубый. — Давай просто пойдём домой.

Нахмурившись, она кивает.

— Ладно.

Но когда мы направляемся к улице, она тянет меня, останавливаясь около одного из последних киосков. Прежде чем у меня появляется возможность спросить ее, что она делает, Кайла хватает горсть мишуры серебристого, красного и зеленого цветов, гирлянду, а также несколько дешевых украшений и остроконечную золотую звезду.

Должен признаться, я благодарен за отвлечение, хотя это и приводит меня в замешательство.

— Но у нас нет дерева, — говорю ей, поскольку она быстро платит за все это. Я беру пакет у продавца, и мы направляемся по дороге, срезая по Ганновер-стрит.

— Об этом не переживай, — возражает она.

Как только мы оказываемся внутри, собаки, виляя хвостами и высунув языки, бегут к нам, радуясь, что мы дома. Сама квартира, кажется, выдыхает с облегчением от нашего присутствия, или, может быть, это только я так делаю.

— Я лучше выведу их, — говорю Кайле, беря поводки.

— Пока не ушёл, можешь разжечь огонь? — спрашивает она. — Хочу, чтобы все было уютно, когда ты вернешься. И вообще, возьми их на долгую прогулку.

Я делаю паузу.

— Что происходит?

— Ничего, — говорит она, хотя ее тон предполагает иное.

Мгновение я наблюдаю за ней, наслаждаясь тем, как уголки ее губ немного приподнимаются, когда она замышляет что-то особенное. И зная ее, особенное обычно означает нечто сексуальное. Да я и не жалуюсь.

Хоть никогда раньше я и не использовал мраморный камин в гостиной, с тех пор, как она переехала, мы разжигали огонь в холодные дни. Там остался небольшой кусочек дерева, который я когда-то держал в основном по декоративным соображениям, поэтому я бросаю туда остаток с какими-то щепками и поджигаю.

Когда я доволен тем, как разгорелся огонь, беру скулящих собак и возвращаюсь на улицу, через плечо, бросая взгляд на Кайлу. Она почти дрожит от энергии, щеки покраснели. Она определенно что-то задумала.

Я не тороплюсь, прогуливаясь с собаками по парку, а затем вниз к водному пути Лейта. Звезды над ним проглядывают сквозь быстро движущиеся белые облака, пылающие от городских огней, и даже, несмотря на то, что на Принсес-стрит весело и громко, здесь очень тихо, окрестности словно задержали дыхание. Ряды каменных домов молча стоят, освещенные рождественскими огнями. В крошечных двориках у некоторых квартир стоят какие-то символы праздника, может быть, статуя Санта-Клауса или пластиковый снеговик. На других - висят лишь венки или желтые фонарики. Когда ночь приближается, становится холодней, и то, что осталось от снега, хрустит под моими ботинками.

Я рад, что Кайла попросила меня погулять подольше. Фактически всегда, когда я чувствую, что проигрываю битву с собой, прогулки помогают мне. Долгие прогулки. И секс. И у меня такое чувство, что сегодня вечером она точно знает, что надо делать.

И это еще одна причина, почему я так безумно люблю ее. Речь идет не только о соединении, скрепляющем нить, которая связывает вас с кем-то другим. Речь идет о том, что происходит на обоих концах этой нити. Вы не просто связаны с этим человеком, вы и есть тот человек. Кайла знает меня, всего меня, и принимает каждую потерянную, искаженную, поврежденную часть.

Мне никогда не нужно ничего говорить ей. Она внутри меня, она знает. И, несмотря на все это, любит меня. В мире, где магия не должна существовать, меня иногда ошеломляет любовь, потому что, как это может быть что-то иное, кроме мистического, волшебного? Любовь направляет нас, если мы сбились с пути.