Морское существо еще крепче схватилось за доску Беки, с ужасом глядя на сети.

— Разве ты не знаешь? — ее голова то уходила под воду, то поднималась над ней из-за волн, которые она создавала, беспокойно ударяя по воде своим изящным хвостом. — У нас дома проблемы; все живое там отравлено чем-то таким, что наши целители не смогли распознать. Растения, рыба, даже несколько людей заболели из-за этого. Все Русалки и Шелки были вынуждены перебраться поближе к берегу, чтобы избежать заражения, а мой малыш в этой суматохе потерялся.

Она отпустила доску, чтобы ухватиться за руку Беки.

— Пожалуйста, Баба Яга, я знаю, что должна была лучше за ним следить, пожалуйста, не дай ему умереть.

«Ни за что», — мрачно подумала Бека. А затем она стиснула зубы, потому что поняла, что лодка прекратила свое ленивое движение вперед и остановилась. Механический визг лебедки нарушил тишину морского воздуха, и сети начали медленно подтягиваться к корпусу лодки. У Русалки вырвался болезненный крик от осознания того, что происходит, при этом она непроизвольно усилила хватку, а перепончатые пальцы превратились в когти.

— О нет, — проговорила она, и слезы цвета морских водорослей потекли быстрее. — Уже слишком поздно.

Бека покачала головой.

— Еще нет, — сказала она и поплыла сильными, целеустремленными гребками в сторону медленно поднимающихся сетей. — Оставайся здесь, — приказала она через плечо. И затем поплыла так, как будто ее жизнь зависела от этого.

Когда она приблизилась к лодке, то увидела, что та была не такой уж и новой, как ей показалось сначала; черно-синяя корка из ракушек портила вид нижней половины лодки, окрашенной в глубокий зеленый цвет и находящейся в воде, а верхняя половина была покрыта тусклой белой краской, которая уже начала облупливаться. Но, несмотря на все это, сама лодка, выглядела прочной и хорошо сконструированной — ведь, увы, сеть медленно, но неумолимо подтягивалась все ближе к судну.

Бека сделала глубокий вдох и нырнула под воду. К счастью, так как она проводила много времени в океане, то давно провела магический обряд, который позволял ей держать глаза открытыми, даже без защитных очков. Через дырки в сетях, она хорошо видела русалчонка, который в отчаянии наматывал круги в постоянно уменьшающемся пространстве. Его крошечное бледно-зеленое личико было все в слезах, но любой, издаваемый им звук, заглушался металлическим скрежетом лебедки, а поднимаемый невод сжимался все туже и туже. Когда он заметил ее, то мгновенно подплыл к той стороне сетки, где была она, попискивая как раненый дельфин.

Бека вынырнула на неспокойную поверхность, чтобы глотнуть воздуха, а затем снова нырнула вниз; обратный путь был заметно короче, и она знала, что времени у нее почти не осталось. Было так заманчиво воспользоваться магией, чтобы разорвать сеть, но она боялась случайно навредить ребенку, и магия часто плохо срабатывала под водой, поэтому, в конце концов, она просто достала нож и начала отчаянно пилить прочные волокна.

Еще дважды ей пришлось подниматься, чтобы глотнуть воздуха, но после последнего раза, ее усилия окупились; она сделала неровную дыру, не более чем два фута в длину (ок. 60 см), но та была достаточно большой, чтобы маленький русалчонок смог выбраться. Рыба, которая была в сети, тут же устремилась на свободу, щекоча девушку своими плавниками, когда проплывала мимо нее.

Она показала русалчонку, чтобы тот приблизился, и сразу поняла, что пока она боролась с крепкими волокнами, хвост ребенка запутался в одной из ячеек сети, и он оказался в ловушке, не в силах вырваться из безжалостного плена невода.

Выругавшись про себя, Бека всплыла, чтобы наполнить легкие воздухом, а затем бросилась к дыре и буквально угрем проскользнула через невероятно маленькое отверстие. Она отчаянно боролась с перекрученными веревками, пока малыш не оказался свободен, и она смогла просунуть его наружу. И только, потом обнаружила, что сама угодила в ловушку из быстро сжимающейся сети и стремительно сокращающегося времени и кислорода.