Но она не была ни Бет Энн, ни Бреннан. Ее звали Элиза Маркхэм, и она была косноязычна. Так что ее разум пронесся через список вещей, что сказать, отбросил каждый из них, и, в конечном итоге, она осталась немой.

– Ты фотографируешь? – спросил ее Роум. – Ты хочешь, чтобы я вышел из кадра?

Она прижала камеру ближе к груди, позволив волосам упасть на щеку, чтобы прикрыть ее. О боже, она была снаружи в естественном свете. Именно тогда пятно на ее щеке было наиболее заметным. Что, если он это заметил? Что, если он увидит, что одно ее плечо опустилось ниже другого? Что, если он спросит о ее позе? Она будет унижена.

Сгорбив плечи, Элиза отскочила на фут или два и натянула колпачок объектива. Она уставилась в землю. Скажи что-нибудь, упрекнула она себя. Все что угодно! Он подумает, что ты ненавидишь его еще больше, чем он уже думает!

Но она вспомнила тот день, когда видела его в ресторане.

«Может быть, мне стоит добровольно стать человеком-мясом Элизы».

Боже. Что он думал об их пьяном предложении? Он был возмущен? Возможно, так оно и было. Он мог заполучить любую девушку, которую хотел...

– Ты в порядке? – спросил Роум.

Она чувствовала на себе его взгляд и продолжала молчать.

Элиза могла бы сказать ему, что с ней все в порядке. Что она не упала бы, и ему не нужно было ее хватать. Но ей понравилось, когда он ее схватил. Даже сейчас ее кожа пульсировала там, где Роум касался ее. Она провела пальцами по руке, пытаясь придумать, что сказать, чтобы прозвучало сильно. Это было бы правильно.

Но когда ничего не пришло в голову, Элиза повернулась и побежала туда, где оставила свою сумку с фотоаппаратом.

Она была такой трусихой.