Мюррей Лейнстер

ТАНКИ

...Решающее сражение Войны 1932 года было первым, в котором фактически отказались от использования пехоты…

--«История США, 1920-1945гг.» (Грегг-Хёрли)

Стойкий маслянистый запах смог-газа был везде, даже внутри тесного бункера¹. Снаружи весь мир был скрыт густым серым туманом, который легкий ветерок медленно катил по земле. Звуки, доносившиеся сквозь завесу тумана, казались приглушенными – смог-газ заглушает все звуки, - но откуда-то слева доносилась артиллерийская канонада, и можно было различить тот характерный дробный стук, которые свидетельствовали о том, что в бой пошли танки. Справа слышался далекий стрекот пулеметной очереди. В промежутке между ними стояла полная, торжественная тишина.

Сержант Коффи развалился в кресле стрелка и говорил по полевому телефону, а грязь стекала с его одежды на пол. Вид он имел самый позорный и потрепанный. Капрал Уоллис, такой же грязный и еще более позорный и потрепанный, старательно изготовлял одну целую сигарету из четырёх помятых окурков. Оба были стрелками-пехотинцами. Ни тот, ни другой не имели никакого права или причины сидеть в конкретно этом пулеметном бункере. Тот факт, что весь пулеметный расчет был мертв, казалось, не имел большого значения для штаба сектора на другом конце провода, судя по тем вопросам, которые приходили из штаба.

- Говорю вам, - цедил слова сержант Коффи, - они убиты… Ага, все мертвы. Всё так же мертвы, как и тогда, когда я говорил вам в первый раз, может даже еще мертвее… Ну конечно же газ! Я не знаю какого типа… Да, на них были одеты газовые маски.

Он ждал, задумчиво глядя на то, как капрал Уоллис возится со своей сигаретой. Сигарета выглядела внушительно. Капрал Уоллис нежно поглаживал её. Сержант Коффи зажал трубку ладонью, и выразительно посмотрел на своего товарища.

- Дай-ка мне затянуться, Пит, - попросил он. – А я дам тебе несколько окурков через минутку.

Капрал Уоллис кивнул и с неподражаемым артистизмом начал раскуривать сигарету. Он затянулся с той осторожностью, которую приобретает человек, имеющий некоторый запас табаку, но не рассчитывающий пополнить его в ближайшем будущем, и неохотно протянул сигарету сержанту.

В предвкушении сержант Коффи выдохнул весь воздух из своих легких, зажал губами сигарету. Кончик её ярко загорелся, когда сержант потянул воздух сквозь неё. Он светился всё ярче и ярче, стал уже почти белым, и бумага потрескивала от огня, ползущего по ней.

- Эй! – запротестовал Уоллис.

Сержант отмахнулся от него, его грудь расширилась так, что затрещала форма. Когда его легкие уже не могли вместить в себя новую порцию воздуха, он задержал дыхание, грациозно вернул капралу сигаретку, от которой осталась едва ли четверть, и долго выпускал из себя дым маленькой струйкой до тех пор, пока не начал задыхаться.

- Когда у тебя мало времени, - умиротворённо изрёк сержант Коффи, - приходится курить в одну затяжку.

Капрал Уоллис с печальным видом смотрел на остатки своей самокрутки.

- чёрт! – мрачно пробормотал он, и докурил то что осталось от сигареты.

- Да! – внезапно крикнул в телефонную трубку сержант. – Я еще тут, а эти по-прежнему мертвы… Послушайте, мистер офицер, у меня «фонарь» под глазом, и всё тело всмятку. А еще мой противогаз уже протух. Я позвонил вам в качестве мелкой услуги. И я собираюсь убраться отсюда подальше… Да едрить твою!.. Во всей армии, что, больше не осталось людей?! – он замолчал, и негодование погасло в его широко раскрывшихся от изумления глазах. – Да… Да… Ага… Я понял. Дерьмо! Ладно, посмотрим, что я могу сделать. Ага… Хочется верить, что вы оплатите мою страховку. Ладно, конец связи.

Он повесил трубку и с похоронным выражением на лице повернулся к капралу Уоллису.

- Придется нам стать героями, - горько объявил он. – Посидим здесь, в этом вонючем тумане, и подождем, пока появится танк и перемешает нас с землёй. Мы – единственная позиция на две мили фронта, с которой есть связь. Этот ихний новый газ уничтожил все остальные без доклада.

Он изучающе осмотрел скрюченные фигуры первоначальных обитателей этого бункера. На них была такая же форма, как и на нём, и когда он снял с одного из них противогаз, то обнаружил, что лицо мертвого солдата имело выражение странной умиротворенности.

- Адская война, - произнес сержант. – Наш отряд уничтожили с вертолёта. Я уже неделю не видел солнца, и у меня осталось только четыре чинарика. Это еще повезло, что я додумался не выкидывать их.

Он тщательно порылся в карманах мертвеца.

- Да у этого парня полмешка табаку! А знаешь, зуб даю, что засранец на том конце провода – это Мэдисон. Перевелся из нашего взвода пару месяцев назад. Они посадили его на телефон чтобы он подтвердил, что я тот, за кого себя выдаю. Он опознал меня по голосу.

Капрал Уоллис, сделав последнюю затяжку, затушил самокрутку и спрятал окурок в карман куртки.

- Что нам надо делать? – спросил он, наблюдая за тем, как сержант Коффи скрупулёзно делит трофейный табачок на две идеально равные части.

- Ничего, - ответил Коффи, - только выяснить, каким образом прикончили это подразделение, ну и всё в там роде. Половину фронтовых позиций смяли в труху, с самолетов ни хера не видно, потому что, ясен пень, никому не охота нырять в этот смог-газ чтобы посмотреть поближе. Он почти ничего не сообщил, сказал только: «ради Бога, выясните хоть что-нибудь!»

Капрал Уоллис некоторое время торжествующе взирал на свою четверть пакета табака, потом заботливо припрятал его.

- Пехоте всегда достается самая грязная работёнка, - мрачно заметил он. – Ну а я собираюсь скрутить себе целую сигаретину, как довоенная будет, и я выкурю её. Незамедлительно.

- Черт тебя дери, - пробормотал Коффи.

По привычке осмотрев свой противогаз перед тем, как выйти из убежища, он с презрением отбросил его в сторону.

- Про-ти-во-газ, мать твою! А ни черта не работает. Пошли.

Капрал последовал за ним прочь из маленького конического бункера.

Серая мгла смог-газа окутала всё вокруг. Дул легкий ветерок, но мгла была настолько плотной, что он не мог её развеять. До ближайших газогенераторов было слишком далеко, чтобы можно было увидеть её полосатую структуру. Газогенераторы, исчисляемые сотнями и тысячами, размещались в пятнадцати милях к северу, Служба постановки дымовых завес запускала их один за другим, и невероятные массы жирного серого пара длинными нитями текли по ветру, сливаясь затем в сплошную пелену непроглядного смога, в котором тонули все потуги последней войны, - войны за спасение мировой демократии.

Здесь, в пятнадцати милях от генераторов, с подветренной стороны, человек мог ясно видеть в круге диаметром лишь около пяти футов. За пределами этого круга контуры предметов начинали расплываться. В десяти футах все очертания объектов теряли свою форму и были едва видимы. В пятнадцати футах видимость исчезала, всё тонуло в туманной мгле.

- Осмотрись вокруг, - хмуро велел сержант. – Может, найдем снаряд, или танковый след, или что-нибудь другое, о чего померли наши парни.

Это прозвучало забавно – искать что-то в непроглядной завесе тумана. Уже на расстоянии трех ярдов они едва могли различить друг друга. Но они не осознавали иронии этой ситуации. Потому что война, которую политики уже окрестили Последней Войной, с первого дня шла в тумане. Пехота не могла выстоять против танков, танки не могли противостоять корректируемому с воздуха артиллерийскому огню, но ни артиллерия, ни авиация не могли обеспечить захват территории. Генеральные штабы обоих воюющих сторон, Соединенных Штатов и противостоящей страны – назовем её, скажем, Жёлтой Империей – в ходе войны пришли к одному и тому же выводу. Танки и пехота были необходимы чтобы одержать победу. Пехота могла быть уничтожена танками. А танки могли быть укрыты от воздушных наблюдателей с помощью дымовых завес.

В результате появился смог-газ, который очень эффективно применялся обеими сторонами в то время, когда сержант Коффи и капрал Уоллис, чье подразделение было уничтожено, бесцельно брели примерно в направлении американского тыла, пока не наткнулись на американский бункер с мертвым гарнизоном внутри. Туман покрывал окрестности миль на сорок в одном направлении, и, возможно, миль на тридцать в другом. Ветер, само собой, перемещал его, но туман был значительно тяжелее воздуха и стлался у самой поверхности, а промышленники обеих враждующих наций напрягали все силы, чтобы в достатке снабжать свои армии этим средством защиты.

Толщина подушки смога в любом месте была не менее ста футов. Она представляла собой облако неосязаемых частиц, непроницаемое для человеческого глаза или любого оптического прибора. И под этой бледной пеленой абсолютной непрозрачности медленно ползли танки. Грохоча и раскачиваясь, шли они на свое смертоносное задание, неистовые разрушители; по звуку выискивали друг друга во мгле с помощью мириады специальных устройств, натыкались друг на друга, сцепляясь в отчаянных схватках на близкой дистанции, или выпускали облака смертоносного газа, от которого не спасали противогазы, когда обнаруживали пехоту противника.

Пехотинцы, однако, использовались лишь в небольшом количестве. Их главной задачей было сообщать о появлении и перемещении таковых соединений, и траншеи им больше не были нужны. Пехотинцы размещались на маленьких невооруженных постах аудиоразведки, или «прослушки», оборудованных полевыми телефонами, радиопередатчиками или сиренами, чтобы они могли доложить о появлении противника прежде чем будут уничтожены. Их прикрывали небольшие бункеры, вооруженные противотанковыми орудиями, с помощью которых бойцам иногда – очень редко – удавалось послать снаряд в цель, ориентируясь в основном по звуку, прежде чем танк раздавливал пушку и её расчет.