— Ладно. Спасибо тебе.

Джек Хаск заплатил женщине за стойкой, которая не могла отвести от него глаз с тех пор, как они вошли в магазин. Повернувшись к Киззи, он вытащил свои новые сломанные карманные часы и притворился, что сверяется с ними.

— А не пора ли нам готовиться к пиру? — спросил он.

— Пир! — с усмешкой повторила она. — Отведай мои бургеры из лося. С моим секретным ингредиентом, конечно.

— Серьезно? А что за секретный ингредиент?

— Ну, секретным ингредиентом должна быть любовь. Но я заменяю ее презрением. Щепоткой. Этого вполне достаточно.

— Вкуснятина, — сказал он. — Ладно, я пойду с тобой.

— Хорошо.

Это было намного проще, чем Киззи могло сначала показаться. Она гуляла по городу с красивым парнем и болтала о таких вещах, как жирность мяса лося и аэродинамические качества пиццы, о любимчиках школы и суевериях, зефирках и смерти.

— Моя бабушка умерла прошлым летом, — сказала Киззи, поразившись своей откровенности.

— Да? Мне жаль. Она похоронена там? — Он указал на кладбище, мимо которого они проходили.

— Не. Мы хороним на нашей земле.

— Серьезно? Почему?

Киззи пожала плечами.

— У меня странная семья. — Она не собиралась рассказывать Джеку Хаску о лебединых крыльях и пении, и призраках, которые вылетают из могил, чтобы отправиться в новые путешествия. — Твой дядя там похоронен? — спросила она.

— Э‑э‑э. Кремирован.

— О. — Киззи вздрогнула. — Боже. — Ее народ верил, что кремация заключала душу в теле, а затем превращала ее в миллион крошечных хлопьев пепла. — Ты хорошо его знал?

— Едва ли. — Джек Хаск так и не снял свои авиаторы и они скрыли часть его красоты, но не самую отвлекающую: алые губы. Киззи едва могла смотреть на них, не думая о поцелуях. О том, какие они на вкус.

Слишком быстро они добрались до фермы рождественских елок. Аккуратные ряды деревьев тянулись в сторону туманных холмов, где охотились дяди Киззи.

— Дом, милый дом, — сказал Джек Хаск, указывая на маленький трейлер.

Киззи перевела взгляд на трейлер. Когда старик жил здесь, она как‑то не обращала внимания на трейлер. Мужчина всегда работал на улице, сажал деревья, выкапывал их или рубил. Он любил вцепиться в свои подтяжки и помахать ей, когда она проходила мимо, и она махала ему в ответ, скорее всего, без особого энтузиазма, но она никогда не представляла его в трейлере, как он жил в нем. Но как она ни старалась, ей не удалось отделаться от мысленной картины, как Джек Хаск спит на узкой кровати покойника.

— Уютный, — неубедительно произнесла она.

— Как гроб, — ответил он.

Толстый пес медленно поднял голову и посмотрел на них.

— Он тоже достанется тебе в наследство.

— Думаю, да.

— Самая ленивая псина на свете, — сказала она. Но ленивая псина, псина, мимо которой Киззи проходила каждый день, и которая никогда не лаяла, сморщила нос и зарычала.

— Я ему не по душе, — сказал Джек Хаск, когда пес зарычал еще громче.

— Похоже на то.

Толстая старая псина почему‑то решила подняться на ноги (Киззи редко наблюдала подобное явление природы), опустив голову, она обнажила зубы и зарычала. И надо признать, что вид у собаки был более угрожающим, чем девушка могла предположить. Джек Хаск нахмурился и приподнял очки на лоб, отчего его волосы встали торчком. Кто‑нибудь другой, возможно, выглядел бы глупо, но он так, словно позировал для очередной модной фотосессии журнала Роллинг Стоун, где скучающие молодые люди болтаются без дела, будто ждут автобуса в чистилище, обычно с нарочитой демонстрацией сосков.

— Что ж, — сказал он, — похоже, мне придется с этим разобраться.

— Что думаешь делать?

— Честно? Постараюсь дать ей побольше места, чтобы проскользнуть со спины. Но я подожду, пока ты уйдешь, чтобы тебе не пришлось смотреть, как я буду от нее отбиваться, если придется.

Киззи рассмеялась.

— Может мне стоит посмотреть, ну знаешь, на всякий случай.

Криво улыбнувшись, он сказал:

— Не надо. Иди. Прошу тебя. Это некруто, когда кто‑то наблюдает за тем, как ты пытаешься проскочить мимо толстой псины, от слова совсем.

— Ну ладно. Увидимся, Джек Хаск. Будь осторожен.

— Увидимся утром, Киззи, — сказал он, и Киззи почудилось, будто кровь ее в венах запузырилась подобно шампанскому.