Часть 2

Ты делаешь один шаг, и внезапно кажется, что стоишь посреди пустоты, будто лагерь только что исчез.

Мы связали друг друга веревками и вышли вброд, ища Пилкина, переходя от палатки к палатке. Мы кричали до тех пор, пока у нас не пересохло в горле. Ничего. В конце концов мы отказались от этого, вытягивали друг друга, трясясь от холода, крепко держась за эту тонкую, застывшую веревку. Мы подумали, что Пилкин развернулся и направился не в том направлении от лагеря. Но на следующее утро мы нашли его рядом с палаткой-столовой. Он был там все время, вероятно, всего в нескольких футах от нас, в нескольких шагах от убежища. Мы, должно быть, прошли мимо него в темноте, наши голоса заглушал пронзительный ветер.

Вот на что похоже это место. Ты чувствуешь холод, терпеливо ожидающий, что ты ошибешься. Это начинает утомлять тебя. Каждое утро Михаил отпускает одну и ту же дурацкую шутку о том, какая часть его тела замёрзла ночью. Я просто вижу, как ты закатываешь глаза, хмуришься и говоришь: «Ты единственный, кто скучал по этому, несчастный болван». Это будет звучать нелепо, чёрт возьми — мне не хватает твоего хмурого взгляда.

Мне нужно поспать, но я знаю, что не смогу. Не могу перестать видеть выражение твоего лица в тот день в палатке Гришей, страх и замешательство, кровь, стекающую по твоей руке. Он тебя порезал, Алина. Я видел нож в его руке. Сколько раз с тех пор он тебя резал? Сколько раз он причинил тебе боль? Сколько раз мне не удавалось его остановить? Я знаю, если бы ты была в целости и сохранности, ты бы написала.

Я был уверен, что когда мы, наконец, доберемся до Чернаста, меня будет ждать письмо, я чувствовал это нутром, но все, что я находил, было слухами, каждый из которых был более безумным, чем предыдущий. Люди называют тебя святой или мошенницей. Говорят, тебя убили, посадили, обручили с князем Ланцовым. Они говорят, что под Малым дворцом есть камеры, заполненные диссидентами, что у Дарклинга есть секретная группа корпориалов, обученных пыткам, которые он использует, чтобы держать в подчинении Вторую армию.

Прежде чем войти в Цибею, мы проехали через город. Там они построили маленький алтарь, выкрашенный в синий и золотой цвета, заваленный подарками для Заклинательницы Солнца, для тебя. Я не знаю, что со всем этим делать. Я знаю, что я видел в Каньоне, в палатке Гришей, свет лился из твоей кожи, такой яркий, что трудно было смотреть, ты сияла, как звезда. Ты была одной, а потом другой. Ты была Алиной, а потом я тебя совсем не знал.

Прошли месяцы, но я не получил ни слова. Я делал официальные просьбы, неофициальные просьбы. Я попытался поговорить с одной из Гришей в Чернасте, высокопоставленной сердцебиткой по имени Кох. Я спросил, есть ли у нее какие-нибудь настоящие новости, может ли она передать тебе весточку. Она рассмеялась мне в лицо. «Я не знаю, чем занимается Дарклинг», — сказала она. «И я не спрашиваю». Когда я обратился к капитану с просьбой узнать, напишет ли он в столицу от моего имени, все, что он сказал, было: «Держи голову опущенной и делай свою работу, Орецев». Нет, это не совсем так. Прежде чем уволить меня, он спросил: «И вообще, кто она для тебя?» Я не знал, что сказать.

Я все время вижу, как этот сердцебит тащит тебя сквозь толпу, а я просто стою там как дурак. Чтобы они сделали, если бы я побежал за тобой? Ударили бы меня? Остановили бы мое сердце? Позволили бы мне попрощаться? Я никогда не узнаю. Потому что, когда я наконец собрался с мыслями, я не стал кричать или наносить удары. Я повернулся к своему вышестоящему офицеру и, пока они увозили вас прочь, попытался объяснить. Я излагал свои доводы уважительно и разумно, как хороший солдат.

Это не может быть последний раз, когда я тебя увижу. Когда эта мысль закрадывается, когда уже так поздно, лампа гаснет и пламя начинает шипеть, я чувствую пустоту внутри себя, и ветер просто дует сквозь меня. Я чувствую, какой я хрупкий, как все, что я считал сильным и целым, было скреплено с тобой.

Примечание к части

Осталась 1 часть;)