Глава 2

Аарон сидел молча, ковыряя сэндвич с жареным сыром, когда на кухню прошла его мать, с конвертом в руках. Он увидел, что письмо адресовано ему, но когда пожал плечами, мать открыла конверт вместо него. Съев ещё немного супа, чтобы она видела, он ждал — на удивление не заинтересованный — результаты своих выпускных школьных экзаменов. Отчасти он надеялся, что провалит все предметы, чтобы уклониться от любых дальнейших обсуждений колледжа, но улыбка на лице матери сказала ему обратное. Посмотрев в крайне яркие, сентиментальные глаза мамы, он понял, что она чувствует. По всей справедливости, он должен был умереть в тот вечер в гараже, с Джульеттой, так что тот факт, что ему вообще было что присылать, являлся чудом.

— Я так невероятно горжусь тобой, Аарон. Когда мы решили перевести тебя на домашнее обучение на эти последние два года, я не знала, будешь ли ты когда-нибудь… сможешь ли… но ты смог, — заикаясь произнесла она, а затем протянула ему листок бумаги. Под пафосным логотипом штата был список его достижений. Ему удалось сдать все предметы. По нескольким, например, по английскому, он был уверен, что результаты скорее отражали жалость, чем настоящее качество его работы.

Ему было всё равно.

— Давай... В смысле... Мы можем сводить тебя на ужин, чтобы это отметить? — от обнадёженного и тоскливого выражения её лица вежливый отказ, которым он собирался ответить, умер в его горле. Его загривок горел от стыда, как на летнем солнце. Она так много для него сделала и так мало просила в ответ. Разве он не мог дать ей всего одну вещь? По её лицу казалось, что вся её жизнь зависит от его ответа на вопрос.

Он медленно кивнул.

Его матери удалось сдержать порыв его обнять, но едва ли, и к сожалению, он достиг высшей границы своей адаптации на этот день. Он был благодарен, что она его не обняла, потому что одна из его истерик на кухне просто прекрасно подчеркнула бы день. Для него всё снова начало ухудшаться; он чувствовал это. Некоторые дни были лучше, но в последнее время его депрессия в очередной раз закружила его вниз. Он очень старался не дать ничему выйти из-под контроля, но попытки скрыть глубину своей депрессии от матери стали утомительными. Аарон очень старался не показывать при ней худшие из своих симптом, потому что ей хватало, о чём переживать. Иногда, когда в его голове звучали голоса демонов, он видел, как сильно забота о нём сказывается на ней. В такие моменты ему хотелось найти в себе смелость закончить её боль, и свою, но не находил. Это была ещё одна вещь в его жизни, для которой он не был достаточно мужественным.

— Хорошо, что ж, у Аллена сегодня первое свидание, так что, может быть, завтра вечером, — сказала она, её сияющая улыбка вырвала его из мрачных мыслей. Его немного успокоило то, что Аллен шёл на свидание. Его братьям пришлось со многим справиться, и они наконец могли начать жить отчасти нормальной жизнью, несмотря на своего психически больного брата. Аарон оставил на тарелке больше половины сэндвича, но доел суп, наклоняя тарелку и выпивая его. Он надеялся, что это удовлетворит её почти постоянную необходимость его кормить.

— Мам, я пойду ненадолго прилягу, — сказал ей Аарон, когда она понесла его посуду к тумбочке у раковины. Сочетание всех таблеток и вездесущей душащей депрессии вызывало у Аарона усталость, летаргию. Иногда эта усталость позволяла ему наконец сбежать на несколько часов в сон без сновидений и подремать в полдень. По другим дням он просто беспокойно смотрел в потолок или телевизор, сама мысль о сне ускользала от него.

Это началось как большинство его снов, с той последней репетиции дискуссий. Джульетта была капитаном, но Аарон был лучшим в клубе. Они старались подключить других учеников, так как это было начало четверти, старались их завлечь и посмотреть, кто попадёт в клуб в этом году. Аарон всегда помогал с набором людей, потому что для Джульетты дискуссионный клуб был важен, а Джульетта была важна для Аарона. В тот вечер они выбрали из списка тему эвтаназии. Джульетта была «за», а Аарону досталось «против». Не было важно, как они лично относятся к теме; им всё равно нужно было построить вместе ёмкую, эффективную стратегию для дискуссии. Джульетта объяснила собравшимся ученикам, что добровольная активная эвтаназия заключается в том, что люди решают, хотят ли жить или умереть. Государство не должно ограничивать законом свободную волю людей, если они не травмируют кого-то другого. Отказывать человеку в выборе между тем, чтобы закончить свою боль, и страданиями было несправедливо и жестоко. Это были сильные доводы, и Аарон знал, что спор с ними не принесёт ему никакой пользы. Его объяснения против эвтаназии были на другом уровне. Забирая жизнь у человека, особенно у того, кто терпит неумолимую боль, невозможно узнать, было ли согласие добровольным. Без помощи закона человека со значительным богатством могут убить. Даже предполагая отсутствие нечестной игры, ошибочный диагноз может без необходимости лишить кого-то жизни.

К концу дискуссии Аарон и Джульетта яростно перекидывались фактами и аргументами, с такой ненасытностью, что другие ученики обсуждали возможность вмешаться. Такими и были Аарон и Джульетта — страстными и напористыми. Будучи друзьями с начальной школы, они точно знали, как давить друг на друга, и какой будет следующая линия защиты; они были той ещё парой для дискуссий.

Сон скакал с места на место — прогулка, фургон, крики, боль, кровь.

Аарон резко сел в кровати, крик застрял в его горле. В спальне было темно, что только больше сбило его с толку, а затем он услышал звонок в дверь. Там пришли люди. Их так и не поймали, и они пришли. Люди, которые ранили его, убили Джульетту, пришли закончить работу. Эти люди убьют его семью, как убили Джульетту. Не думая, не останавливаясь учесть, что его противники вряд ли стали бы звонить в звонок, он вскочил с кровати и чуть не упал по пути с лестницы. Вид входной двери остановил его на месте. Мысленно, на каком-то уровне, он понимал, что это просто Аллен и его спутница, но на Аллене была школьная спортивная куртка, прямо как на Аароне в тот вечер. Его спутница была в свитере и джинсах, её рыжеватые волосы прямыми прядями спадали вокруг аккуратного лица, напоминая ему Джульетту.

Воспоминание накрыло его без предупреждений.

Джульетта кричит.

Джульетта зовёт маму.

Джульетта умоляет Аарона остановить их.

Джульетта в крови.

Чужое дыхание на его загривке.

Нож разрезает его лицо.

Лезвие перерезает ему горло.

— Мам! — крикнул Антони, когда Аарон упал на колени на ковре в гостиной. Их мать, в ужасе и полностью ошеломлённая, опустилась на колени рядом со своим старшим сыном.

— Мама, не отпускай меня! Пожалуйста, они сделают мне больно, мама! Пожалуйста… — умолял Аарон, пытаясь вытеснить картинки и воспоминания из своих мыслей.

Девушка Аллена, которая понятия не имела, что происходит, начала пугаться и медленно попятилась к двери. Аллен посмотрел на неё, а затем на своего брата на полу. Если бы Аарон вообще видел своего брата, когда опустился на колени на пол, пытаясь не рыдать, он бы увидел, что лицо Аллена, сейчас покрасневшее, стало разъярённым. Их жизни так долго были испорчены, а Аарон разрушал первое настоящее ощущение нормальности, самое первое свидание в жизни Аллена. Аарон знал, что Аллен и Антони, должно быть, оба терпят ад в школе из-за своего брата-психа, а Аллен наконец нашёл девушку, которая на это не смотрит.

— Заткнись, Аарон! — прорычал Аллен, очевидно униженный психической истерикой своего брата посреди гостиной.

Его руки были крепко сжаты в кулаки, и несмотря на всю любовь и уважение, которые он наверняка испытывал к Аарону, Аллен будто наконец достиг переломного момента. Два года несчастья их родителей, два года ночных ужасов и два года необычайного желания вернуть своего брата наконец сыграли свою роль на Аллене. Дрожа, он повернулся к своей девушке и без слов протянул руку.

— Может, нам следует отложить это на другой раз, — сказала девушка, держа одну руку на дверной ручке. Она выглядела как напуганный оленёнок, готовый сбежать.

— Нет, Кэрри, просто дай мне минуту, пожалуйста… — умолял он её, и она кивнула, продолжая ждать у двери. Аллен повернулся к брату, с огнём в глазах, разгорячённый страхом своей спутницы.

— Я не ты! Я не дурак! Тебя заманили в фургон, и ты всё испортил! — кричал Аллен, и вся кровь отлила от лица Аарона, когда воспоминания начали отступать, и он понял, что натворил. Всё, с чем Аллену пришлось справляться, просто живя с ним в одном доме, и он только что до ужаса напугал бедную девушку, прежде чем они смогли выйти за дверь. Он чувствовал себя Квазимодо в колокольне, уродом, который должен быть спрятан ради всеобщего блага, может, даже ради своего собственного.

— Мой брат лунатик, — сказал Аллен своей девушке, почти заглушая шокированных вздох матери. Прежде чем кто-нибудь успел его окликнуть, он схватил девушку за руку и вывел за входную дверь, оставляя своего дрожащего брата беспомощно стоять на коленях на ковре в гостиной. Это был первый раз, когда кто-то сказал это вслух, но Аарон с совершенной ясностью чувствовал, что это правда. Он никогда не будет нормальным. Он никогда не будет никем, кроме бремени, источника стыда и дискомфорта для своих родителей и братьев. Не в первый раз Аарон жалел, что не умер с Джульеттой, оставшись в этой раненной оболочке.

Несколько часов спустя, после того как Аарона должным образом накормили лекарствами и уложили в кровать, Аллен зашёл его проверить. Аарон лежал на подушках, устремив пустой взгляд в стену в метре от кровати. Под действием лекарств так было всегда, будто он в каком-то анабиозе. Не в силах двигаться, потому что его конечности были просто слишком тяжёлыми, не в силах думать, потому что разум был полон тумана, он просто существовал. Если бы его поставили в угол, он мог бы быть растением в горшке, только смотреть на него больше не было приятно. Аарон услышал, как Аллен вошёл в комнату, но в нынешнем состоянии ему понадобилось время, чтобы отреагировать. Чувство вины, которое поглотило его брата, ясно отражалось на бледном лице Аллена.