Катарсис невозможно выразить словами.
Страх, агония, отчаяние. Эти эмоции слишком сильные, чересчур ошеломляющие, чтобы их можно было удержать в собственной голове. Они нуждаются в высвобождении. Слезы, израненные руки, крики. После того, как меня затолкали в темный шкаф, думаю, что хочу рыдать, но ошибаюсь. Я не хочу плакать.
Мне нужно ощущать собственные слезы. Не хочу кричать. Мне нужно широко открыть рот и услышать силу собственного голоса. Почувствовать укол ногтей, которые впиваются в ладони, когда в гневе сжимаю кулаки. Хочу шевелиться и размахивать руками.
Хочу двигаться.
Быть услышанной.
Но ничего не происходит. Хуже тишины... безмолвие. Как бы я ни кричала и ни металась, внутри шкафа тихо. Все это я делаю лишь в своей голове.
Человек может лишиться рассудка только в компании собственных мучительных мыслей.
Мои размышления вращаются по кругу, пока не превращаются в извилистую, запутанную кашу.
Я все еще в ловушке автомобиля, а мой разум строит козни? Какой-то жуткий кошмар, проигрывающийся в голове, пока я жду спасения во тьме?
Я в больнице? Впала в кому?
Мертва?
По мере того, как проходят часы и дни, сопровождаемые только компанией мучительных мыслей, я понимаю, что не могу быть в автомобиле или больнице. То, что происходит со мной, слишком странно, крайне безумно для сознания, чтобы вообразить даже под наркотической дымкой. Отвергая всякую логику и верования, мой разум заперт в этой пластиковой тюрьме. Адская жестокость, чтобы иметь возможность думать и чувствовать, но не двигаться.
Тем не менее, я не перестаю пытаться. Сначала напрягаю все тело. Потом сосредотачиваюсь на руке. Затем на пальце. Ничего.
Вонь шкафа становится привычной, как когда-то дыхание. Мускусный запах старой одежды и пыли. Кислый смрад спортивных кроссовок. Легкий намек на духи, цепляющийся за давно забытый свитер. Изогнутый край вешалки, впивающийся в затылок. Больно, но поделать я ничего не могу. Не способна даже на самое простое движение, чтобы исправить это.
Чтобы сосчитать дни, я начинаю использовать гул и шум того, что звучало как работающий кондиционер. Понятия не имею, права ли, однако это дает мне, по крайней мере, некое подобие контроля. Слишком призрачное чувство, чтобы быть правдой, тем не менее, нетерпеливое ожидание звуков и отношение к этому, как к цели, которая должна быть достигнута, вселяет небольшую толику здравомыслия, в то время как неумолимо протекают мои дни в пластиковой клетке.
Один день. Два. Три. Четыре. Пять.
Застрять в аду собственного разума.
Шесть. Семь.
Я начинаю тосковать по Стиву. В конце концов, это какое-то подобие человеческого взаимодействия. Даже если он причинял боль, однако она была смешана с самым коварным из наркотиков... надеждой. Может быть, он заметит искру в моих пустых глазах и узнает... поймет, что здесь кто-то есть.
Возможно, не будь я ограничена этим маленьким пространством, может быть могла начать снова двигаться. По крайней мере, я хочу еще раз взглянуть в зеркало, чтобы подтвердить то, что увидели мои ошеломленные глаза, хотя реальность всей ситуации уже более чем путает искаженную правду в моей голове.
***
Слыша кондиционер, который работает на весь день, мой разум переключается с одной незначительной вещи на другую.
Шаги.
Звук скрежета ключей в замке.
Поворот дверной ручки.
Затем громкий хлопок двери.
Стив вернулся.
Сердце подпрыгивает. Страх и предвкушение соперничают друг с другом, уступая место панике.
В отличие от предыдущего раза, когда он направился прямо к шкафу, чтобы освободить меня, я слышу, как тяжелые шаги пересекают комнату. Мужчина что-то бормочет. Не могу разобрать слов, но звучат они грубо и коротко, словно в гневе. Дверца холодильника открывается и, как дверь комнаты ранее, захлопывается.
― Пошел ты, Гэри. Бесполезный ты хер. Увел моего клиента? Ладно, посмотрим, что произойдет в понедельник, когда я вернусь в офис.
Он в ярости.
Господи, бл*ть. Что это может для меня означать?
Одна бутылка стукается о другую. Снова раздается звук открывающегося холодильника.
Вторая порция пива.
После всех дней, умоляя о возвращении мужчины, я обнаруживаю, что отчаянно желаю остаться в безопасном коконе своей тюрьмы.
Дверь шкафа резко открывается, а ручка стукается о противоположную стену.
Яркий свет пронзает мои немигающие глаза.
Он вытаскивает меня за руку.
― Ладно, шлюшка. Папочка дома, и он зол. Ему нужно что-то трахнуть, ― выдает Стив, когда бросает меня на диван.
Он возвышается надо мной, одетый в костюм и галстук, что придает ему еще более зловещий, сильный и авторитетный вид. Я наблюдаю, как он стягивает пиджак и сбрасывает ботинки.
― Ты хочешь этого, правда? Жаждешь мой член? Мечтаешь быть жестко оттраханной? ― говорит мужик, сняв галстук.
Знаю, что лучше не протестовать. Задаюсь вопросом, будет ли ему все равно, если бы я смогла? Если бы возражала, и он меня услышал... остановился бы? Судя по глазам, думаю, что нет.
Наклонившись надо мной, он разрывает узел, который скреплял рубашку школьной формы.
― Сними эту еб*ную тупую форму. Хочу, чтобы ты была голой.
Затем рвет юбку.
Чувство стыда обрушивается на меня.
Моя голова опускается вниз, и я замечаю набухшую пышную грудь, гораздо бо́льшего размера, чем в реальной жизни. Твердые розовые соски, торчащие вверх. Вижу плоский живот и неестественно узкую талию. Ноги согнуты под странным углом... раскрыты, чтобы обнажить гладкое пластичное влагалище. Там было отверстие? Для его... его члена? Такая же дырка, каким был мой рот?
Господи, бл*ть.
Это мое тело... но и не мое...
Тем не менее, будучи обнаженной под пристальным взглядом незнакомца, мои ноги расставлены так, словно хочу всего этого... это слишком.
Я начинаю кричать. Меня не волнует, что никто не слышит. Я слышу, и пока этого достаточно... Должно быть достаточно... единственное, что у меня есть.
Стив хватает меня за лодыжки и выворачивает их. Толкая ноги до тех пор, пока они не оказываются у меня над головой. Ощущаю шелк его галстука, когда мужчина оборачивает его вокруг моих ног и крепко связывает.
О, Боже! Больно. Мое человеческое тело никогда бы так не согнулось. Боль невероятная. Словно меня вытянули и раздавили одновременно.
― Вот так. Лодыжки над головой, как у хорошей шлюхи. Как сегодня назовем тебя? Нужно подходящее имя стриптизерши. Как на счет Трикси? Да-а-а... шлюха Трикси.
Он расстегивает черный кожаный ремень. Схватив пряжку, он стегает им по моим обнаженным заднице и киске. Это ощущается как клеймо. Оно обживает кожу и оставляет синяки.
― Тебе нравится? Черт, хотел бы я, чтобы эти штуки могли говорить. Было бы интересней, если бы я мог слышать твои крики.
«Я кричу», ― думаю с сожалением.
Штаны и боксеры мужчины спущены. Я наблюдаю, как он срывает рубашку суетливыми пальцами. Головка члена, похожая на головку лука, покачивается под полами рубахи. На фоне накрахмаленной белой хлопковой ткани его багряно-красная плоть ярко выделяется.
Лежа на диване, все, что я вижу, ― его широкую покрытую волосами грудь между своих ног, когда он располагается надо мной. Одним резким толчком он входит в меня.
Мужик думает, что просто трахает секс-куклу.
Я знаю, он только что лишил меня девственности.
Голова бьется о подлокотник дивана, когда Стив прямо вспахивает мое неподвижное тело. Каждое движение члена посылает новую волну сокращений, распространяя боль по позвоночнику. Кажется, что он трахает непосредственно мою душу. Если бы я была человеком, то, по меньшей мере, кровь от разрыва плевы обеспечила минимальный комфорт. Но мне отказано даже в этом, когда его толстая плоть скользит по гладким пластиковым внутренностям.
Стив стонет и, словно поддавшись импульсу, наклоняется и кусает меня за сосок. Рыча, он крепко сжимает его зубами.
Нет! О, Боже! Нет! Ты оторвешь его! Остановись! Стой!
Опуская взгляд, я вижу следы от зубов, навсегда оставленные на литой пластиковой груди.
Он продолжает безостановочно врезаться в мое тело.
― Вот так, Трикси. Ты шлюха. Возьми его. Прими мой член, ― стонет Стив.
Меня зовут Джейн.
Мое имя Джейн.
Я Джейн.
Джейн.
Повторяю как мантру в голове. С каждым его толчком, каждым гортанным стоном, каждым отвратительным высказыванием... я цепляюсь за единственное, что имею. Мое имя.
Меня зовут Джейн.