Ленка не чувствовала, что у неё есть семья. Номинально она, конечно, присутствовала: мама, папа, бабушка. Только жили каждый сам по себе. Когда Ленка достаточно повзрослела для того, чтобы быть без присмотра, бабушка отошла в сторону. Ещё и смерть сына пошатнула и так неидеальное здоровье. Старушка редко выходила из дома. Больше сидела одна перед телевизором или занималась огородом. Ленка навещала её пару раз в неделю, но прежняя близость между ними исчезла. Неловкое молчание — всё, что у них осталось.
Родители всегда отстранялись, давали свободу. Не контролировали ни в чём, доверяли. Ленка ничего предосудительного и правда не совершала. Только вот сыта была этой свободой по самое горло. Для неё она равнялась равнодушию.
- Мам, я «пятёрку» получила по истории!
- Получила и получила. Ты их каждый день получаешь.
- А мне сегодня химичка «двойку» влепила.
- Ничего, исправишь.
Хоть бы поругали что ли. И то лучше, чем этот спокойный тон.
- Пап, а я в библиотеку записаться хочу.
- Так записывайся!
- Мне твоё разрешение нужно, письменное.
- Господи, ничего без меня не могут!
- Мам, а ещё я в кружок макраме записалась.
- Записалась и записалась. Тоже разрешение нужно?
- Нет.
- А зачем тогда говоришь?
Родители много работали. Сначала на заводе. Потом в девяностые открыли небольшой бизнес — торговали одеждой на местном рынке. Кто тогда только не торговал! Разбогатеть они так и не сумели, а кризис девяносто восьмого добил их дело, и они снова устроились работать «на дядю». Ездили в Москву, возвращались поздно и больше всего хотели, чтобы их просто не трогали. В субботу — домашние дела, не располагающие к общению («Не мешай! Видишь, пол мою!). В воскресенье — отдых перед трудовой неделей.
Все вместе они никогда не ездили отдыхать, не ходили гуляь в парк или на городские праздники. Когда Ленка была помладше, то самой большой радостью для неё был поход с родителями в магазин или на рынок, просто потому что шли они туда все вместе, что случалось не так уж и часто. А ведь где-то существовали мифические семьи, где всё делали вместе. Даже совместные чтения по вечерам устраивали. Но это и вовсе из мира ненаучной фантастики.
К шестнадцати годам Ленка всё глубже погружалась в себя. Поговорить было не с кем, а те немногие вокруг... они не понимали. Кира прочитала рассказ об одноногом мужчине и сказала, что это чушь на постном масле. Потом показала свои наброски.
- Ещё немного и допишу. Потом прочитаешь. Там сюжет — закачаешься! - радостно провозгласила она.
Вика рассмеялась и сказала, что у Ленки мозг набекрень. И вообще, почему это у неё почерк с наклоном влево? Только у дураков такой почерк. Быть ей уборщицей, не больше. Ленка заплакала.
- Точно психичка, - подытожила Вика.
А Ленка разозлилась. На себя. Что в ней не так? Зачем ревёт как маленькая из-за ерунды? Но слёзы всё никак не хотели останавливаться. Ленке казалось, что она совсем одна в мире, и ей было так грустно и так одиноко.